Клятва - Павел Калашников
— Ну-ну… На федералке, говорят, фраера, но так мы бы с ним базар общий нашли, — хохотнул лысый мужик, что жарил сало на костре. — Ежели чего, так быстро этим духарикам по рогам настучим!
Это был Сухарь. Последний раз он отсидел за кражу каких-то драгоценностей еще двадцать лет назад, но бандитский говор остался с ним навечно.
Беркут еще раз взглянул на карту, потом на меня. Я сразу понял, чего он хотел.
— После того как прибудем на место, попытаемся установить контакт с тамошними военными, если они, конечно, есть, — сказал я. — Отыщем вышки, установим связь с нашими, доложим обо всем. Дальше найдем баржи, снарядимся как следует и отправимся на Сахалин.
Беркут нахмурился.
Соглашался он на эту вылазку тоже с очень большим трудом. Я долго ему объяснял, что это единственный возможный вариант нашего спасения. Только сбежав на острова мы сможем найти место, свободное от поражённых радиацией тварей, голода и повсеместной смерти. Только там мы заживем нормально. А здесь, на отравленных землях, где приходится срывать себе спины, чтобы дожить до завтра, где обезумевшие от голода и холода гражданские да военные, потерявшие всякую честь и достоинство, готовы рвать друг другу глотки, чтобы съесть последнюю консерву тушенки. Здесь, где мутанты жмут нас все плотнее и плотнее, уничтожая оплот за оплотом, мы не сможем найти жизни. А он все надеялся на идею Рома. Дескать, здесь тоже сможем жить, дай только время. Только вот когда стаи мутантов стали жрать приличный процент солдат, Беркута оказалось легко переубедить. Это был наш единственный шанс найти ковчег.
— Уже поздно сдаваться, Степаныч, — медленно проговорил я после недолгого молчания, — все эти бойцы знают, на что идут. Каждый, каждый верит в спасение. Даже если ради него придется пожертвовать жизнью.
Народу и правда было много. Сотня крепких солдат отважилась на рывок за периметр, в полную неизвестность. Сейчас все сидели и болтали кто о чем. Горели костры, слышался гундеж и треп сталкеров. Пахло жареным мясом.
— Если ты прав, Егерь, — сказал Ржавый, почесывая щетину, — то я наконец-то спокойно заживу. Быть может, остепенюсь.
— Ты-то? — послышался басистый голос из темноты, куда не проникал свет костра. — Не смеши. С твоей взбалмошностью, любая коней двинет.
Сухарь рассмеялся.
— Это ты верно подметил, Колян. Сам-то на кого малого оставил?
— Тетка присмотрит, — ответил сталкер, — он с ней хорошо ладит.
— А подрастет когда, что ты ему про мать скажешь? — не церемонясь спросил Клим, что развалился на валуне рядом со мной.
Бывший в прошлом кузнецом, он был широк в плечах, обладал густой черной бородой, с проседью и длинными, ниспадающими до плеч, такими же густыми волосами.
Колян вздохнул.
— Скажу, что в аварии погибла, еще до Взрывов — наконец сказал он. — Нечего ему лишнего знать.
О бывшей жене Буйвола знали только мы пятеро.
Женился на ней Колян почти сразу как в городе оказался, потом сын родился — Мишка. Но через пару месяцев сказке пришел конец: жена его бросила с ребенком да пошла по мужикам шастать, дескать, не нагулялась. Ну и допрыгалась — через пару месяцев нашли ее на свалке, голую, с дырой в башке. Расследовать этого никто не стал, да и сам Колян не хотел. Сказал, что заслужила.
— Так, ну ладно, — буркнул Беркут, — хорош человеку на больное давить. Всем марш спать, завтра подъем в пять. Ржавый, Сухарь — вы патрулируете северную сторону. После полуночи вас сменят Киргиз и Колун.
— Так точно! — дружно гаркнули солдаты и скрылись в темноте.
— Посмотрим, к чему это приведет, — сказал Степаныч, смотря мне в глаза. — Второго шанса у нас не будет.
— Нам хватит одного.
3
Не успел я закрыть глаза, как вдруг услышал чей-то протяжный крик. Тут же вскочил, осмотрелся. Вокруг горели вздымающиеся языки костров, фигуры сталкеров бегали туда-сюда, то и дело бранясь. Отовсюду звучали щелчки предохранителей и передергивание затворов.
Через десяток секунд я уже был на ногах и в полной боевой готовности. На руках — заряженный до талого автомат Дегтярева в оперативной кобуре — РШ-12, на поясе — клинок, которым можно кромсать все, что под руку попадется.
Из мглистой чащи леса, как раз там, где мы оставили все наши двадцать с лишним машин, послышались протяжные, тошнотворные вопли.
Это были ходоки — человеческие полутрупы, пораженные болезнью. Этакий родич голливудского зомби, только вот отечественные гады были пострашнее. Ублюдки оккупировали всю нашу технику, и, судя по захлебывающимся человеческим крикам, загрызли нескольких патрульных.
— Твою мать, — шипел Беркут, заряжая дробью свой 187 ТОЗ, — сколько их там?
Их было около десятка, по крайней мере, именно после десятка я бросил считать. Из-за скопищ скрученных деревьев выглядывали озверевшие, дикие, безобразные человеческие морды. Только по пустому, блестящему во тьме взгляду можно было отличить этих выродков от простых людей.
— Огонь!
Бешено застрекотали автоматы, ударили дробовики. Опушка заиграла блеском искр и отсветами десятков фонарей. В шуме стрельбы гасли отборные русские маты и крики. Начался кошмар.
Твари лезли прямо из-за стен деревьев, быстро, будто вода, заполняли собой округу.
К машинам нам не пройти, мать его. Совсем не пройти. Эта бездумная куча дерьма ползла вперед, тянула кривые руки к сонным жертвам, жадно грызла глотки.
— Хорош межеваться, обухи! — крикнул Сухарь, втаптывая морду ходока в землю. — Опа! Зо-о-на фраера сгубила!
Звуки перемешались в кашу. В этом чертовом театре теней становилось слишком тесно.
Ходок сбоку. Через мгновение уже валяется без головы. Трое спереди. Очередь. Перезарядка. Чувствую что-то рядом. Ублюдок!
— Вот это нихрена себе! — крикнул Ржавый, прикладом открутив голову ходока-бабки. — Че за игрушка?
Вижу как из сгустков теней вырисовывается очередная ублюдская рожа, норовящая вцепиться этому придурку в шею. Целюсь. Выстрел. Голова чертяги лопается, словно шарик.
— РШ-12, — сухо бросил я, отступая назад, попутно отстреливая очередную пачку ходоков.
В таком кишмише Ржавый вряд ли меня услышал, но судя по его округлившимся зрачкам — наоборот.
— Солдаты, отступаем в лес! — послышался в гуще замеса знакомый бодрый голос. — На шесть часов!
Правильная идея. Тварей все больше. Под ногами хрустят то ли ветки, то ли кости.
Вокруг голоса, крики, отблески света, оружейный рокот. Когда остальные отошли достаточно, достаю взрывной подарок. Метаю прямо в стену
