День космонавтики - Борис Борисович Батыршин
…мокрый, холодный нос ткнулся мне в ухо, шершавый язык проехался по щеке и мазнул по уголкам губ.
— Тьфу ты… Бритька, бестолочь, прекрати!
Повизгивание в ответ — но не радостно-нетерпеливое, имеющее целью разбудить разоспавшегося под утро хозяина и потребовать немедленно, прямо сейчас отправляться на прогулку. На этот раз звуки тревожные, а пожалуй, что испуганные. Я с трудом разлепил веки, потёр глаза, и…
…Какое ещё утро? Я сижу — точнее полулежу, завалившись на бок, на скамейке, и встревоженная собака крутится передо мной, встаёт передними лапами на скамейку, пытается облизать лицо. Ладонь моя у неё на загривке, пальцы сжимают ошейник. И крепко так сжимают, аж костяшки побелели…
— Ну всё, всё, отбой тревоги, ничего страшного!
Так, по ходу — пронесло. А кольнуло-то солидно, как бы не намёк на инфаркт. И это не шутки — до дома отсюда минут сорок неторопливого хода, но это как-нибудь в другой раз. Сейчас куда разумнее будет вызвать «Яндекс-Такси» и пусть доставят нас домой, на родную мою улицу Крупской, дом восемнадцать. А уж там — прикинем, что делать, вызывать «скорую», оставив Бритьку на попечение соседей (к радости их восьмилетнего отпрыска, который в ней души не чает) или само рассосётся?
Я разжал пальцы, вцепившиеся в ошейник, и встревоженное повизгивание тут же сменилось громким лаем — собака, ощутив свободу, вывернула голову, уселась передо мной и принялась гавкать. Это, между прочим, нетипично: голдены вообще молчуны, а уж моё личное ушастое счастье не всякий месяц позволит себе гавкнуть хотя бы раз — разве что, увидит усевшегося на балконные перила голубя и выразит своё по этому поводу неудовольствие.
.. я ей что, голубь?..
— Умолкни, Бритька, а то по загривку!..
Так, смартфон-то где? Привычно запускаю руку в боковой карман куртки… чёрт, раскрытый нож цепляется, мешает — к тому же, на его кончик до сих пор наколот микробутерброд с салом. Не до него — полежит тут, рядом, на скамеечке… кстати, а фляжка где? Я же, вроде бы, её уронил, когда сердце прихватило, должна лежать под ногами! Случайно задел ботинком, залетела под скамейку? Ладно, это потом, а сейчас звонить, звонить, пока не повторилась эта пакость!
Так… моего старенького «Cамсунга» в кармане не оказалось. И во втором тоже, и вообще — содержимое карманов вызывает у меня оторопь. А как иначе, если на ладони — смятая бледно-жёлтая бумажка, в которой я после секундного колебания опознаю рублёвую купюру советских времён, три монетки из тёмно-жёлтого металла — две побольше, с отчеканенными «5 копеек» и одна совсем маленькая, копеечная. Невеликую коллекцию дополняет замызганный носовой платок и конфета в пёстрой бумажке с надписью «Кара-Кумы» и силуэтами верблюдов — коричневые .
А смартфона, что характерно, нет. Может, меня тупо обнесли? А что — увидели, что лежит пожилой дядька на скамейке, пошарили по карманам, прибрали к рукам смартфон а в порядке моральной компенсации напихали туда вот этого, с позволения, ретро? Да нет, вздор:Бритька — вот она, и при всем её видимом добродушии шарить вот так, внаглую, по карманам собаковладельца вряд ли кто-нибудь решится. Я бы на их месте точно не рискнул…
И только тут до меня дошло, что рука эта не моя — во всяком случае, правая, которая сжимает сейчас горсть советской меди. Да и рукав, из которого она высовывается — тоже не совсем мой.
Я разжал кулак, мелочь посыпалась на землю, и Бритька немедленно принялась её обнюхивать. Но мне было не до монеток — вместо немаленькой волосатой лапищи, украшенной на тыльной стороне парочкой шрамов и большим бугристым пятном, следом старого ожога, глазам моим предстала розовая, как бы не детская кожа. Да, точно — вот и ногти обгрызены, помнится, в школе любил я это дело, за что постоянно попадало от родителей. И ещё — на внутренней стороне запястья почти стёртые, но всё же вполне различимые строки, сделанные чернильной ручкой. Какие-то математические формулы — помнится, в школе мы частенько прибегали к подобному методу?
…Но это ж когда было? И… что вообще происходит, а?..
Звонкий, тревожный, с повизгиванием, лай стал мне ответом.
Быстрый осмотр себя, любимого. Собака, встревоженная хозяйским непонятным поведением, всё порывалась, встать на колени передними лапами, лизнуть — да так настойчиво, что пришлось строго на неё прикрикнуть. Впрочем, процессу она особенно не помешала — да и как помешаешь, если основные моменты стали понятны в первые же секунды, причём с очевидностью неумолимой и неотвратимой?..
Итак, это я, моё собственное тело, тут сомнений быть не может. Как и в том, что телу этому сейчас четырнадцать лет, ни годом больше, и ни годом меньше. Откуда это следует, спросите? Да вот из тёмно-синей корочки, нашедшейся в наружном кармане школьного пиджака, из первого моего удостоверения, которым я, помнится, ужасно гордился… Ну да, оно самое и есть: золочёный силуэт первого спутника на обложке, а внутри — «Кружок юных космонавтов при Московском Центральном Дворце пионеров и школьников, печать, имя-фамилия (Монахов Алексей, это я самый и есть), учащийся восьмого класса «В» школы номер семь города Москва. И — дата. Нет, не рождения, а выдачи документа — девятое октября 1974 года. Как сейчас помню — торжественное занятие кружка юных космонавтов, состоявшееся в малом зале Дворца (того, что в левом крыле главного корпуса, позади купола планетария) где нам в торжественной обстановке вручают эти вот самые корочки… Дело было в прошлом календарном (и, соответственно, в текущем учебном) году, так что подсчёты провести несложно.
Да чёрт с ними, с корочками — со мной-то самим что? То, что я вдруг, одномоментно, сбросил аж сорок восемь лет, конечно, вдохновляет — по крайней мере, никакой инфаркт мне пока не грозит. Но… где это видано, кроме попаданческих книжек, которые я нет-нет да почитываю на досуге? Ничего глупее быть не может: Главный герой очнулся в собственном юном теле и начал уговаривать себя,
