Царь нигилистов — 3 - Наталья Львовна Точильникова
Старые медицинские издания Франции тоже решили переждать и не хвататься на сенсацию, зато краткий пересказ обеих статей обещалась напечатать «Gazette médicale de Paris». Не блестяще, но тоже неплохо. Саша оптимистично решил, что это только начало.
Больше всего Николай Васильевич восторгался тем, что выжимку из статей взяла «Общая венская медицинская газета». Поскольку Вена с точки зрения медицины впереди планеты всей и вообще центр Вселенной.
Саша поостерегся заранее поздравлять с грядущим успехом и написал просто: «Ждем!»
Его советы из Питерской лаборатории до Склифосовского дошли, и тот отчитался, что работает.
То есть все складывалось как нельзя лучше.
Саше по-прежнему хотелось в город. Он даже придумал себе цель.
— Никса, а здесь есть книжные магазины? — спросил он после воскресной службы.
— Здесь есть библиотека, — сказал Никса. — Не помнишь ее?
— Нет, — вздохнул Саша.
— Не удивительно, — заметил брат. — Ты не был там завсегдатаем. Это в Александровском дворце.
От церковного флигеля до Александровского дворца без проблем дошли пешочком. Слава богу без Зиновьева и Гогеля, правда, с Рихтером.
Дворец был построен в классическом стиле: желтого солнечного цвета, с множеством белых колонн, романскими арками и балюстрадой по краю крыши. Библиотека располагалась на первом этаже, в правом крыле.
Огромные шкафы красного дерева, толстые книги в кожаных переплетах, шелковые шторы в белых волнах фестонов, наборный паркет на полу.
Пожилой библиотекарь с проседью в волнистых волосах, живыми глазами и ямочкой на подбородке пригласил их к столу и выдал каталог, тоже огромный, толстый и переплетенный в кожу.
— Это Флориан Антонович Жилль, — представил Никса. — Он еще заведует Эрмитажем.
— Его Императорское Высочество, наверное, меня помнит, — предположил Жилль, демонстрируя явный французский акцент.
И продолжал стоять в полупоклоне.
Саша естественно ничего не помнил.
— Садитесь, ради Бога, Флориан Антонович, — пригласил Саша и с упреком взглянул на Никсу.
Брат кивнул и изящным жестом указал Жиллю на стул.
— Прикажете подавать чай? — спросил библиотекарь.
Никса кивнул.
— Давайте, давайте! — сказал Саша.
И на круглом, покрытым тяжелой скатертью столе возник сияющий самовар и чайный сервиз с позолотой.
— Вы француз? — спросил Саша Жилля.
— Швейцарец, — улыбнулся тот.
— Вы нас не выдавайте, — попросил Саша. — Господин Гримм приказал нам говорить с посторонними только на иностранных языках, но моего французского пока хватает только для рынка, но не для обсуждения книг.
— Скромничаешь, — заметил Никса. — Беранже дочитал?
— Да, так что смогу купить цветочки у гризетки и спросить дорогу в Париже, — сказал Саша.
И погрузился во французскую часть каталога.
Главным образом, она состояла из любовных романов по большей части неизвестных Саше авторов. Но встречались и знакомые имена: Дюма, Стендаль, Жорж Санд и Виктор Гюго. Саша решил не выпендриваться, совместить приятное с полезным и взял «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо».
Он живо помнил библиотеки брежневской эпохи. Книги там были жутко потрепанные, неоднократно переплетенные и распадались на страницы в руках. С Дюма было совсем туго, на фантастику записывались. Например, на «Голову профессора Доуэля» стояла очередь в сотню человек, так что Саша плюнул и так и не прочитал.
Дюма хранился в святая святых: кабинете директрисы. Это был новенький, почти нетронутый красный двенадцатитомник. В сию тайную комнату Саша был допущен после того, как мама дала на лапу библиотекарше. И Саша смог прочитать все 12 томов, один за другим.
Существовал ли в СССР Дюма в оригинале, Саша не знал. Вальтер Скотт на английском точно существовал: адаптированный.
— А сколько времени можно книги держать, Флориан Антонович? — спросил Саша. — А то я по-французски читаю медленно.
— Сколько хотите, — улыбнулся библиотекарь.
— А портить их карандашными пометками можно?
— Вам можно, Ваше Высочество, — кивнул Жилль.
— Здорово! — искренне восхитился Саша.
И перешел к немецкому разделу.
Взял сборник Гейне и «Фауста». И то, и другое с его знанием немецкого казалось немеряной наглостью, но переводы он немного помнил: и Левика, и Пастернака.
В русском разделе Саша нашел первый перевод Рабле 1790 года.
— Под подушкой будешь прятать? — поинтересовался Никса. — На русском же!
— Мне не впервой, — парировал Саша.
— Стоит прочитать? — спросил брат.
— Не то слово! Не пожалеешь!
Никса вопросительно посмотрел на Рихтера.
— Стоит, — сказал тот. — Но на французском.
И Никса взял его в оригинале.
— Я всегда знал, что ты монстр, — прокомментировал Саша.
И взял легендарный учебник математики для инженерного училища, учебник по физике Ленца и опус Грота о спряжении глаголов, помня о том, что, если у препода есть учебник, всегда лучше сдавать по нему.
Залез в юридический раздел. Выбрал конституцию Бельгии на французском, английские конституционные акты на английском и конституцию Дании.
— На немецком, — вздохнул Саша. — Никса, поможешь мне перевести?
Брат проследил за Сашины пальцем, застывшим под ее названием в каталоге.
— А! — сказал Никса. — Как говорил дедушка: «Я понимаю, что такое монархическое и что такое республиканское правление, однако не могу взять в толк, что такое конституционное правление, для него нужен фокусник, а не государь».
— Вот и я не понимаю, — признался Саша. — Но хочу понять. Источники власти разные. У монарха: наследственное право, а у парламента — народ. Как они уживаются друг с другом в одной системе? Если сильнее монарх — конституционная монархия быстро вырождается в диктатуру. Яркий пример: Наполеон Третий. И что было баррикады городить? Чтобы посадить на трон императора?
— Если сильнее парламент, — продолжил Саша, — конституционный монарх быстро начинает играть исключительно декоративную роль и работать подставкой под корону и чтецом манифестов премьер-министра. И в таком случае, непонятно, зачем он вообще нужен. И народ начинает задумываться о том, что можно бы обойтись и без монарха, ибо дешевле.
— Ну, допустим, символ нации, — предположил Никса, — верховный арбитр, моральный авторитет. Ты мне говорил, что государь должен стоять над схваткой.
— Стоять — это не идти по канату, одновременно жонглируя горящими факелами, рискуя поджечь все вокруг. Я хочу понять, есть ли вообще в этой системе точка равновесия. Можно ли спокойно сидеть в кабинете за письменным столом и вырабатывать стратегию, а не висеть над сценой?
— Можно сойти с каната и сесть в зал, — тихо
