Студент в СССР (СИ) - Коруд Ал

Еще раз внимательно всматриваюсь в лицо того, в чье тело я без спроса вселился. Это замена разума или нечто вроде клонирования? Странно, но никаких чуждых воспоминаний в голове или невольных рефлексов навроде почесывания правой ягодицы не наблюдаю. Мне стало даже интересно. Странное такое состояние, как будто раздвоился в нескольких мирах. Я осторожно касаюсь пальцами пшеничных волос над губой. Брательник вроде усов не носил, сразу бороду начал лет в тридцать. В остальном это точно он. Светлые волосы, голубые в маму глаза, высокий рост. Поморские гены. Я же весь в отца, потомка сербской крови.

Задираю футболку и рассматриваю худощавое туловище. Черт, никакого животика! Осторожно сгибаюсь из стороны в сторону. Ничего не хрустит, не трещит, давно забытое ощущение здорового молодого тела. Так, а что у нас под трусами? Фу, все на месте! Копенка светлых волосков и рабочий инструмент. Тьфу ты, что за аналогии! Им вот как раз и не работают. Гашу на раз излишне фривольные мысли. Мы не в мусульманском раю, так что гурий не будет. Нашел, едрить колотить, о чем думать. В этой нежизни мужские причиндалы скорее всего и вовсе не требуются. Одни душеспасительные разговоры впереди.

Надо бы создавшуюся ситуевину хорошенько обдумать. Присаживаюсь обратно на диванчик и внимательно рассматриваю комнату. В углу стоит массивный письменный стол. Он-то как раз на своем обычном месте, даже настольная лампа та же с зеленым абажуром. На потолке! Эта люстра висела у родителей в большой комнате, да и стулья другие, полки для книг вроде похожи. Хотя, честно, я их не особо помню. Да и большая часть книг переместилась в сервант заместо убранного хрусталя.

Интересно, зачем моему мозгу производить подобные перестановки? Или это некий сбой в памяти? И кстати, где тогда в здешнем мире я? Койки своей не вижу, и сваленной, как обычно в кучу одежды тоже. Помню мама еще постоянно ругала меня за вечный бардак, а потом жена ворчала. Мама! Из глаз чуть не брызнули слезы. Неужели она Здесь, и я смогу её увидеть! Вовремя торможу начинающуюся истерику. Во-первых, где это Здесь? Отсюда и вывод, который во-вторых, кто это на самом деле будет? Фантом призрачного мира или нечто иное? Фу… Что-то я совсем запутался. Так точно с ума сойти недолго!

Внезапно откуда-то из подсознания проносится яркая до рези в глазах вспышка — «Попаданец!»

Да ладно! Неужели? Я хоть фантастикой увлекаюсь, но точно не этим дурацким жанром. С детства интересовался историей, потому несколько попавшихся под руку произведений оставили странное впечатление. Особенно про людей, что попали в прошлое СССР. Ну госпади, какой же эти писатели временами несут бред! Неужели ты, попав в тело ребенка, сможешь каким-либо образом помешать развалу такого исполина? И более гуманный перестроившийся СССР будет дальше существовать и процветать на радость трудящимся? Думаешь, руководящие товарищи наверху тут же по чьей-то подсказке раз и поменяются? Люди вокруг станут совершенно другими? Расплодившиеся в восьмидесятых мещанство и жлобство как пол волшебству канет в лету? Ведь именно те мелкие душонки на самом деле и развалили великую страну. Всем вдруг резко захотелось сто сортов колбасы, и чтобы за это им ничего не было. Вот и получили колбасу чертову!

Ты, братец, давно живешь в этом мире и в сказки не веришь. Невозможно вот так одномоментно поменять людское сознание и инерцию времени. Семена разрухи уже давно запущены в землю и вовсю процветают. Одному человеку, пусть и обладающему сверхвозможностями, такую глыбищу с места никак не стронуть. Да и характеристики лиц, к которым обращались люди из будущего в книгах, на деле просят кирпича, а не советов. Сплошные властолюбцы и политические проститутки. Других прозвищ у меня для облезлых гамадрил из Политбюро нет!

Дальнейшим моральным терзаниям помешал горячо знакомый голос.

— Сын, ты уже встал?

Батя! Живой батя! Хотелось закричать, немедленно вскочить и побежать, но ноги внезапно отказали. Я так и остался сидеть как дурак на кушетке.

— Ты чего? — отец зашел в комнату и подозрительно принюхался. — Бродишь полночи, а потом спишь до обеда. Странный стал какой-то после армии. Просыпайся уже!

У меня враз перехватило горло, неимоверно громко застучало сердце. Батя, живой и еще крепкий мужик! Сколько ему нынче? Где-то немного за сорок. Это сейчас я понимаю, что для мужика соракет вовсе не возраст. Какой-никакой жизненный опыт получен, здоровье еще имеется, да и хрен стоит. Живи да радуйся! Отец подозрительно на меня оглядывается:

— Ты чего, Серёж?

— Да просыпаюсь, — выдавливаю сипло из себя и опрометью, чтобы отец не увидел моего лица, бросаюсь к туалету.

— Подходи потом на кухню, обедать будем. Завтрак ты уже благополучно проспал.

Утренние процедуры много времени не заняли. Вот эту часть квартиры я почему-то ни фига не помню. Хотя нет, зеркало и ванна точь-в-точь такие же. Завис лишь в одном месте — какая из зубных щеток моя? Так, если батя сказал, что я из армии, то скорее всего вот эта новенькая. И полотенце мама выдала, как пить дать, самое красивое.

Ого, парниша, ты уже начинаешь привыкать к Здесь? Так, неведомые мои покровители, а какого собственно черта? Я хочу Здесь жить, это все мое родное! Пускай оно, по сути, ничто иное, как галлюциногенный сон, но зато в кайф. Буду вести себя, как будто я в этом странном месте и на самом деле живу. На этом порешал и тут же как-то разом успокоился. Сходить с ума надо не торопясь. До галоперидола еще есть время!

Возвращаюсь в комнату и одеваюсь. Вот здесь в отличие от меня у настоящего брата всегда был полный порядок. Штаны и футболка аккуратно разложены в шкафчике на полке. Приоткрываю другую дверцу, на плечиках висят рубашки, куртки, штаны и парадная форма. Ага, служил, значит, в пограничниках. Судя по всему, к дембелю заранее готовился. Погоны со вставками, и фуражка явно неуставная.

— Садись, сейчас ушицы налью.

Присаживаюсь на крепкий табурет из кухонного гарнитура. Я их выкинул с этой квартиры на помойку еще вполне живыми лет через… Внезапно понимаю, что не знаю какое Здесь время. Глаза сами собой натыкаются на отрывной календарь. Твою ж дивизию! Как вам такое? Двадцать седьмое августа тысяча девятьсот восемьдесят второго года. Точно, брат в этом году из армии вернулся! Тогда где сейчас сам я? Порылся в памяти. Зимой этого года в туристическую секцию записался и в первые походы ходить начал. Неужели еще с Пинеги не вернулся?

— Ешь давай!

— Спасибо!

Передо мной ставят большущую тарелку с ухой. Нет, не так. С Ухой!!! В янтарном бульоне плавают крупные куски белой рыбы. Наша северная треска — самая лучшая рыба на свете! Это я вдали от дома позже осознал. И еще в ухе заметен кусочек палтуса для жирности. И стоит это все не так дорого, как в будущем. Батя крошит в супчик зеленый лучок и черный хлебушек. Мне внезапно захотелось сделать так же. Мы смотрим друг на друга и смеемся.

— В армии небось по трещечке соскучился?

— Ага, из рыбы там лишь минтай.

— Это разве рыба! Давай я тебе еще сига добавлю.

Внезапно смекаю, что сиг явно не покупной. Кто у нас в рыбаках ходил из знакомых? Хм, дядя Толя! Интересно, батя сейчас в отпуске или судно в порт в кои веки зашло? Я привык все детство видеть отца эпизодически. Разве что летом мы всей семьей длительное время проводили в деревне. Или в нашей северной на родине бабушки по маме, или в белорусском Полесье. Фактически же была сплошная безотцовщина, которую не могли заменить зарубежные подарки от моряка торгового флота СССР.

— Чем займешься?

— Да не знаю пока.

— Ну несколько дней до картошки у тебя еще есть. Но смотри, дурака не валяй. Знаю я твоих школьных приятелей. Половина из них полная шпана! — батя у меня все-таки классный, надо было к нему чаще прислушиваться. Но кто же в молодости слушается своих родителей?