Не отступать и не сдаваться. Том 4 - Алим Тыналин
Я помню, как успел заметить недалеко возле трибуны, среди других спортивных трофеев наградную позолоченную статуэтку в виде боксерских перчаток, привезенную нами из Мадрида. Это был не особо ценный подарок, обычный сувенир, его вручали всем участникам соревнований.
Вот и сейчас вместе с другими призами привезли сюда, для создания торжественной обстановки. Кажется, я знаю, как его использовать, решил я и тут же услышал:
— Для церемонии награждения приглашается Рубцов Виктор Анатольевич, золотой призер чемпионата Европы и Союза Советских Социалистических республик. А также его тренер Худяков Игорь Николаевич.
Да, мой тренер также был здесь, потому что и его тоже осыпали дождем наград. Мы подскочили с мест, как ужаленные и быстро, но четко направились к трибунам, возле которых нас ждал довольный властелин нашей страны. По дороге я успел ловким незаметным движением выцепить наградную статуэтку.
Рядом с генсеком стояли другие члены правительства, помощники, а еще журналисты, фотографы и кинооператоры. Все аплодировали.
— Молодец, боксер! — сказал генсек, шевеля до невозможности густыми и волосатыми бровями. — Защитил честь страны на чужбине.
Некоторым он сам крепил награду к груди, но теперь с этим справился его помощник. Он быстро и изящно прицепил мне орден, вручил бумаги, которые я не успел разглядеть и отошел в сторону.
Генсек широко распахнул объятия. Уже приготовился сосаться, значит. Первым делом я пожал ему руку, а когда он полез целоваться, выставил вперед статуэтку с перчатками. Пожилой наш правитель удивленно поднял мохнатые брови, а я сказал:
— Товарищ генеральный секретарь ЦК КПСС, этот памятный подарок нам, боксерам, вручили в Мадриде. Позвольте передать его в качестве экспоната для кремлевского музея.
И протянул генсеку. Конечно, в это время я здорово рисковал, потому что самый первый-первый мог рассердиться или оскорбиться нарушением церемонии. Но я рассчитывал, что торжественность обстановки сыграет свою роль и он останется доволен. Тем более, что характер у него был более-менее ровный, по сравнению, конечно, с предыдущими вождями нашего государства.
— Хм, — сказал генсек. — Забавная вещица. Умеют делать, сволочи.
Взял статуэтку и передал ее помощнику. Потом развернулся, все еще не теряя надежды облобызать меня, но я уже предусмотрительно выдвинул вперед обомлевшего Худякова, со словами:
— Вот мой тренер, который обучил меня всему искусству боксирования и которому на самом деле принадлежат все заслуги. Прошу любить и жаловать.
Сейчас, продолжая бежать по замызганной дождем утренней улице, я не смог удержать улыбки, вспомнив, как генсек обслюнявил Худякова со всех сторон. Тренер не смел даже и слова возразить в ответ и послушно стоял, пока горячие поцелуи не закончились.
Следом за тем мы отошли в сторону, туда, куда нам до этого указали организаторы мероприятия. Вскоре награждение закончилось, тем более, что помимо нас, спортсменов, в тот же день должны были награждать и других почетных гостей, новоявленных Героев Соцтруда, и получателей ордена Ленина или Трудового Красного Знамени. Уже не спортсменов, а тружеников села, заводов и фабрик.
Да, тогда все прошло славно. Помимо этих наград, к званиям и орденам прилагались нехилые плюшки вроде надбавки к стипендии, лечения в лучших санаториях, права бесплатного пользования спортзалами и инвентарем, а также другие льготы.
Но затем праздник прошел, начались суровые будни. А ведь я еще и старался не вспоминать, как явился после приезда к Касдаманову. Вернее, в его дом, а затем и на могилу.
Это было самое тяжелое время после чемпионата. Я отправился к Маше сразу, едва только оставил дома вещи и пообедал со Светкой, тетей Галей и ее мужем, которые присматривали за сестренкой. Раздал всем подарки, расцеловал и отправился домой к Егору Дмитриевичу. И когда я только приехал, как…
Но тут мои воспоминания были прерваны. Самым что ни на есть грубым образом.
— Эй, браток, прикурить не найдется? — раздалось сбоку. — Эй, шакал, ты куда бежишь, не слышал, что ли?
Да, признаться, я, погруженный в воспоминания, действительно не сразу понял, что двое парней, вынырнувших откуда-то из кустов, в самом деле обращаются ко мне. Я к тому времени уже добежал до скверика и собирался, как обычно, наяривать круги по нему, до изнеможения. Как-никак, утренняя тренировка, здесь надо пахать в полную силу. Уж светлой памяти Егор Дмитриевич мне бы не дал поблажек.
А эти две подозрительные личности, наполненные алкоголем под завязку, явно не спавшие всю ночь и бродящие по городу в поисках приключений, явно обращались именно ко мне. Просто я не сразу заметил их.
Ну, тут все ясно. Хулиганы и бездельники. Тунеядцы и алкоголики. Связываться с такими бесполезно. Напрасная потеря времени. Даже драться не стоит, ни к чему хорошему не приведет. С той поры, как благодаря уличному происшествию в Испании я попал в весьма неприятную передрягу, у меня пропало желание ввязываться в уличные разборки. Тем более с такими отмороженными типами.
Поэтому я хотел было пробежать дальше, но тот, кто обращался ко мне, высокий парень довольно внушительного телосложения, швырнул в меня бутылку. Пустую и небольшую, на пол-литра, но все же. Хорошо, что я держал их в поле зрения. Агрессор метал предметы ловко и метко, если бы я не отскочил в сторону, вполне возможно, что он угодил бы мне в плечо. Ах ты уродливая тварь!
— Ну че, шакал? Стой, кому сказал! — закричал парень, пьяно шатаясь. — Стой, я говорю!
На мгновение я остановился и рванул было к ним. Весь пульсировал от бешенства. Тут всего делов-то. Подскочить к ним, сунуть пару щедрых ударов в корпус, сначала одному, потом другому. Утихомирить таким образом. Пусть полежат на прохладной мокрой от дождя травке, подумают о своем поведении.
Но благоразумие взяло вверх. Я передумал и опять остановился. Спокойно, Витя, спокойно. Это всего лишь два пьяных придурка, которые не стоят того, чтобы марать о них руки. Успокойся.
Рано или поздно этих уродов скрутит милиция, потому что скоро на улицы высыпает рабочий люд, спешащий на службу, а уж они быстренько наберут «02». Кроме того, меня все равно тревожила еще