Керенский. В шаге от краха (СИ) - Птица Алексей

«Цислейтания» пострадала не меньше, но все еще продолжала огрызаться огнём выстрелов из своих орудий. Лишь только тяжёлый крейсер «Алемания» по-прежнему шёл вперед, не обращая внимания на пробоины и разрушения. Огонь её башенных орудий в клочья разносил надстройки «Гардарики». Казалось, что быть русскому крейсеру на плаву осталось совсем недолго. Но команда русского корабля совершила чудо. Кренясь на левый борт, крейсер стал разворачиваться, и с его борта поочередно рухнули в воду ленивыми тюленями длинные сигары смертоносных торпед.

Оставляя за собой белые буруны, они устремились к назначенной цели. Две из них ударили в «Цислейтанию», а три — в «Алеманию». Оглушительные взрывы потрясли оба корабля. С них почти прекратился вестись огонь, а команды тут же кинулись спасать свои судна.

И «Галлия» и «Метрополия» сразу же после этого увеличили ход и помчались добивать врагов. Оставшиеся в живых на «Гардарике», только бессильно смотрели им вслед. «Гардарика» была абсолютно беспомощна и не могла участвовать в разделе победы. На её палубе вповалку лежали трупы людей и стонали раненые. Воевать больше было некому.

«Галлия» была уже далеко впереди и не обращала никакого внимания на погибающую «Гардарику». «Метрополия» тоже успела умчаться вперед, когда с неё упали в воду две блестящие чёрные торпеды. Цепь пузырьков воздуха сопровождала их ход.

Оба снаряда направлялись в сторону ничего не подозревающего русского крейсера. На нём слишком поздно заметили след от торпед и теперь, цепенея от ужаса, наблюдали за тем, как приближается сама смерть. Почти мгновенно ниже ватерлинии глухо рванули взрывы, вметнув вверх столбы воды вперемешку с кусками обшивки и брони.

Крейсер пошатнулся и, кренясь на правый борт, стал быстро набирать воду. Имперский штандарт, стремительно подгоняемый струей воды, несущейся по наклонной палубе, тихо соскользнул в воду и сразу пошёл на дно. Чёрный флажок, трепещущий некоторое время наверху, оборвался и также рухнул в воду.

На тросе остался лишь один красный флаг. Был он уже не кумачового цвета, а бурый и тяжёлый, пропитанный кровью погибших моряков. Он почти не трепыхался на ветру, отяжелевший и разбухший, а лишь безучастно висел на тросе, напоминая, скорее, знак поражения, чем победы.

Уже просыпаясь, Керенский смог рассмотреть, как к почти затонувшему кораблю подплыл английский броненосец и, взяв на буксир крейсер, полностью потерявший управление, потянул в неизвестность. На борту корабля спешно закрашивалось прежнее название и наносилось новое — «Сателлит». На этом Керенский окончательно проснулся.

«Что за хрень снится?» — подумалось ему. Сумбурный и исключительно неприятный сон навевал тоску. От пережитых потусторонних событий во рту была противная горечь. А горло саднило так, как будто он и на самом деле погружался вместе с кораблём в холодное Балтийское море.

Хотелось заглянуть в интернет и найти там все ответы на мучавшие его вопросы, но интернета не было, как и всей его прошлой жизни.

— А у нас есть сонник? — спросил он вслух, обращаясь к лежащей рядом жене, сладко зевающей во весь рот.

— Где-то был, — щурясь со сна, проговорила она.

— Ладно, не надо! — какой ещё сонник… Ни один сонник не сможет объяснить те абсолютно чёткие образы, которые Керенский увидел во сне. Вот только концовка его была весьма непонятна. Но всему можно найти объяснение, найдётся толкование и этому образу.

— Ольга, тебе придётся уехать.

— Куда? Зачем? Почему?

— Твоя жизнь в опасности, как и моя.

— Но почему, с чего ты взял?

— Меня вызывают на партийное совещание. Будут расследовать правомерность моих действий по роспуску заключённых в тюрьму царедворцев и жандармов.

— Но ведь это невозможно, ты же прав. Ты очень справедлив и гуманен. Они поймут и простят.

— «Поймут и простят! Где-то я уже слышал эту фразу, — подумал Керенский. — А… вспомнил! Саша Бородач с его коронной фразой: «Прошу понять и простить!» Вслед за ней обычно идут лечебные побои и водворение в камеру. Да, что тут скажешь. Не в бровь, а в глаз сказала супруга. Вот что значит женская интуиция. С одной фразы всё поняла. Но не хотелось бы».

А вслух он ответил:

— Не поймут и не простят. Этому сборищу, что заседает в Петросовете, не объяснишь ничего. Тебе с детьми нужно срочно уехать. Мало ли что. Милиция пока слаба, а анархия отнюдь не мать порядка. На меня могут напасть, но это ладно. А вот если нападут на тебя или детей, я этого не переживу. Собирайся, забирай детей и в течение недели выезжай в Финляндию, а оттуда уже в Швецию. В Швеции сядешь на пароход, который идёт в Испанию. Там осядешь в Мадриде. Будем с тобой переписываться. И мы с тобой, на всякий пожарный случай, разведёмся.

— Ты что, обомлел? Саша, ты сошёл с ума. Какой развод, какая Испания? Мы здесь уважаемые люди, а там я кто буду?

— Не переживай, с собой увезёшь десять тысяч золотом. Этих денег тебе хватит надолго. А, кроме того, приезжает Савинков и Ленин, ты не понимаешь, что это за люди. Здесь начнётся такая заваруха, что только брызги крови полетят в разные стороны. А ты мне связываешь руки. Они возьмут тебя и детей в заложники и будут меня шантажировать. Это революция, детка. Вспомни французов и гильотину. Ты думаешь, у нас будет не так?

— Они не посмеют, — в ужасе прошептала ошеломленная супруга.

— Не посмеют? — усмехнулся Алекс. — А сколько сейчас сидит в тюрьме некогда великих и всевластных людей? Разве они думали, что так будет, и с ними смогут так поступить? Молчишь? Теперь ты поняла, что мои жизнь и судьба каждый день весят на волоске, а вместе с моими и ваши?

— Но зачем же разводиться? — недоумевая, спросила Ольга Львовна.

— Чтобы тебя не смогли достать и в Испании. Эти люди все жили за границей. Разве трудно послать двух проверенных людей за тобой и уничтожить семью, чтобы отомстить мне? А так ты хоть немного будешь защищена. Соглашайся! Не ради себя, дорогая, а ради наших сыновей!

— А как же ты? — с благодарностью прошептала супруга.

— Разберусь! Меня так просто не возьмёшь! Подавятся, сволочи. Я… вождь революции, а не эти меньшевики да большевики. И в моих руках будет власть! Если, конечно, меня не убьют раньше, — оговорился он.

Это оговорка окончательно сломила сопротивление супруги, и она, покорная судьбе, поплелась в ванную умываться, размышляя о внезапно свалившейся на неё напасти. Керенского же без преувеличения ждали великие дела. По крайней мере, он на это надеялся.

Ехать в Петросовет решительно не хотелось, но накануне позвонил Коновалов и радостно известил, что они с Терещенко приняли все меры, чтобы всё прошло более-менее гладко. А заодно добавил, что его усилия не прошли даром и Керенского с нетерпением ждут в английском и французском посольстве. А Михайло, в смысле Терещенко, который знал пять иностранных языков, готов обеспечить синхронный перевод их встречи.

«Вот же, благодетели, — подумал Керенский. — Так и норовят помочь, когда их не просят. С корабля на бал, что называется». Не успев разобраться с Петросоветом, ему уже необходимо бежать в посольства пресмыкаться. «Ага, щазззз, бегу… волосы назад…» Уж он был научен собственным горьким опытом общения с англосаксами, эти помнят всё и не прощают ничего. Французы были не намного лучше со своей фантастической расчётливостью.

В общем, Алексу Керенскому пока надо думать не о послах, а о Петросовете. Как же он был сейчас на грани, ступая по тонкому политическому льду после переворотного хаоса! Очень тонкому льду.

Сегодня было уже третье апреля. До приезда главных эсеров Чернова и Савинкова оставалось совсем немного времени, меньше недели. А небезызвестный Ильич, он же Старик, он же Ильин, он же Якоб Рихтер, он же Вильям Фрей, он же Ильинский, Куприянов, Т., Б.М., и ещё больше ста псевдонимов, сокращений, партийных кличек, пока не запомнился всему миру, как В.И. Ленин, уже был в пути.

«Ленинский» поезд, на всех парах мчащийся в революцию, уже тронулся с вокзала в Цюрихе. В Швеции вождь был ласково встречен несколькими агентами, а на границе с Финляндией подвергся досмотру русских таможенников под командованием АНГЛИЙСКИХ офицеров (и это задокументированный реальный факт!) и был пропущен дальше, где благополучно сел в поезд, направляющийся в Петроград.