Ц 6 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Рита крепче обняла мою руку и прижалась тесней.

— Совсем, как в школьные годы, — памятливо улыбнулась она. — И в том же составе!

— Не ностальгируй, — отзеркалил я ее улыбку. — Рано тебе еще.

— Я соскучилась! — шепот втек, опаляя ухо. — Сильно!

Темный нутряной жар всколыхнулся во мне, раскручиваясь и властно занимая мысли.

— Хватит к Мишечке приставать! — Тимоша появилась у двери, разрумянившаяся и отмякшая.

— Мишечка — мой! — мурлыкнула Сулима, подлащиваясь.

— И мой!

— Ой, и мой тоже! — послышался Алин голос из прихожки.

— Миша — наш, общий! — с чувством сформулировала Маша, внося бутылку «Мартеля» с фиолетовой кляксой штампа ресторана на красной этикетке. Держа сосуд обеими руками, она торжественно выставила его на стол. — Наш общий! Вот!

— Отвали, моя черешня! — черные Ритины глаза заблестели умильной лукавинкой.

— А помогать кто обещал? А? — грозно нахмурилась Тимофеева.

— Ладно, ладно… — заворчала Рита, гибко вставая.

Девушки живо накрыли на стол, не жалея гостинцев из дому. Одного сальца сколько — и охряного от перца шпика, и розоватых шматиков с мясными прослойками, да с рубленым чесночком… М-м… Парящие, только что отваренные сосиски Маша притащила с цокольного этажа — там стоял ларек. Надо полагать, для откорма голодающих студиозусов. Нарезанный «Орловский» она прихватила этажом выше, в столовой.

— Всё, всё! Садимся! — зазвенела Тимоша. — Миша, с тебя тост! «Мартелю» — или наливочки?

— «Мартелю»! — сграбастав выпивку, я встал. — Все читали «Лезвие бритвы»? Там, под конец, одна из героинь кидает клич в массы — давайте, мол, собираться в дружеские союзы взаимопомощи, верные, стойкие и добрые! Ну, не знаю, откликнулись ли массы на ее призыв, а вот у нас с вами именно такой ДСВ получился! Пускай мы не каждый день вместе, как раньше, но всегда рядом. Друзья, прекрасен наш союз! — поднял я рюмку. — И пускай он с годами лишь крепчает, как этот коньячок! За нас!

— Ур-ра-а!

Руки — нежные и гладкие или загорелые и мускулистые — сошлись, звеня да клацая стеклопосудой. Закатный луч дробился в хрустальных гранях и брызгал на лица малиновые высверки. Хорошо!

Прелестницы нас покинули, чтобы быстренько вымыть посуду — торт «Прага» ждал своего звездного часа на подоконнике. Судя по шепоткам и хихиканью, перебивавшим плеск воды в санузле, красны девицы активно обсуждали добрых молодцев.

Дюха включил магнитофон, убавив громкость — какая-то композиция Поля Мориа соткалась легким фоном, наигрывая атмосферу романтики и релакса.

— К сожаленью, — вздохнул Изя, поймав настроение, — день рожденья только раз в году…

Зенков фыркнул и привалился к спинке девичьей кровати.

— Мон шер, — бросил он на меня любопытствующий взгляд, — ты ведь тоже что-то такое говорил насчет экстерна. М-м? Типа «Даешь физфак за год!» Не передумал?

— Передумал, — хмыкнул я, размышляя, слопать ли мне еще один ма-аленький кусочек домашнего рулета, или хватит объедаться. — Нет, можно было бы, конечно, изнасиловать мозги, но зачем? Чтобы меня называли выскочкой, а то и вундеркиндом? На фиг, на фиг… Ты мне лучше скажи, «ЗиЛ» — это всерьез и надолго?

— Да ну! — заносчиво фыркнул Женька. — Перекантуюсь до призыва.

— И Маша рядом! — хихикнул Дюха.

— Ну, да… — промямлил Зенков, скучнея. — Ох, не верю я во все эти верности! Да и за что так над девушкой измываться? Два года тратить на ожидание! Два года! — прошипел он, морщась, и вздохнул: — Не знаю… Вот, не знаю и всё!

— Делай, что должен, — процитировал я Аврелия.

— …Будет, что суждено, — тускло договорил Жека.

Неожиданно в коридоре поднялся шум, расходясь детсадовским визгом, и в прихожке началась суматоха — к хихиканью добавились аханье с ойканьем.

— Изя, глянь, — заинтересовался Андрей, — чего они там?

— Не пацанское это дело, — надменно выразился Динавицер.

Тут приоткрытая дверь распахнулась настежь, и на пороге остановилась Светланка. Я встал, приветствуя близняшку.

— Нарисовалась, фиг сотрешь! — хулиганская улыбочка заплясала на ее губах. — С днем рожденья, Мишечка!

Чмокнув меня в уголок рта, девушка смутилась.

— Там… — заговорила она неуверенно. — Там еще одна гостья… Инна. — И засуетилась, достала из сумочки свежий номер «Советского экрана». — Смотри! — Света раскрыла журнал на развороте. — Нет… Тут репортаж со съемок… А, вот!

Небольшая, с открытку величиной, фотография Инны Видовой очаровывала: легкий прищур синих глаз, ветерок перебирает пряди цвета спелой пшеницы, зреет ямочка на щеке — то ли улыбнется девица-красавица, то ли нахмурится капризно, еще и губки надует.

Взгляд выловил из текста: «…По словам французского режиссера Андре Юнебеля, Видова живо напомнила ему Милен Демонжо».

«Согласен, — усмехнулся я. — Тоже милашка…»

Смех, звуки ступающих ног, весьма оживленный гомон накатили воздушной волной. Хлопнула входная дверь, отвергая фанаток, и в комнату вошла Инна.

Простенькое платье в стиле «милитари» служило оправой, оттеняя броскую внешность Хорошистки. Талия утянута пояском, подчеркивая крутизну бедер. Фигурка… Двояковыпуклая — грудь вперед, попа назад. Щечки алеют, глазки блестят, улыбочка голливудская — «снежок в розе», как Грин говаривал… Хороша!

Инна оглянулась на Риту, и та ворчливо снизошла:

— Да целуй уж…

Видова приблизилась ко мне, явно робея. Я натянул улыбку, и в синих глазах заметалось ликование. Нежно прижавшись губами, Инна выдохнула:

— С днем рождения, Миша!

Наши девчонки, толпившиеся за спиною Инны, как фрейлины августейшей особы, защебетали вразнобой, наполняя комнату красами да гласами:

— Ой, а кто чай будет?

— Все! Все!

— Иже херувимы…

— Дюха, тебе партийное поручение!

— Торт, Зиночка?

— Только не кромсай, смотри!

— Точка — и ша! Я аккуратненько…

— А чая хватит?

— Полный чайник!

— А чашки?

— Да мы по всему коридору собирали!

В дверь просунулась симпатичная мордулька первокурсницы, совмещавшей модную челку и школьные косички.

— От нашего факультета — вашему факультету, — пышно объявила она, косясь на Инку, и впустила подружку с большой круглой коробкой. — Торт «Киевский»!

— Добро пожаловать! — выкрикнул Изя. — А чё?

— Блин-малина… — печально вздохнула Рита. — Вот как тут похудеешь?

— Рано тебе худеть, — шепнул я ей на ушко.

Девушка расцвела довольной улыбкой.

— Скажи, что я красивее Инки!

— В сто раз!

Закатные разводы перекрасили обои, кутая фигуры друзей в розоватую опушь. Сумерки густели, наливались прозрачной синевой, но никто не тянулся к выключателю — не будешь же на свету ловить мимолетные поцелуи! А далеко за окном, на краю московской неоглядности, целился в небо эмгэушный трезуб…

Глава 1

Глава 1.

Суббота, 16 октября. Три часа дня

Москва, Ленинские горы

По огромной аудитории гулял лекторский голос, ложась на извечный фон — перешептывание да шорох листаемых конспектов. Но витало в воздухе и нетерпеливое ожидание, подогреваемое солнцем за окнами. Истекала последняя пара!

Суббота — короткий день, в три двадцать студенческие массы усиленно толпятся в дверях alma mater. Самые романтичные спешат на свидания, самые голодные — в столовку, а самые целеустремленные — в библиотеку.

Хмыкнув тихонько, словно отпустив эхо своих мыслей, и краем сознания внимая доктору наук, я продирался сквозь ломкие каракули по матанализу и аналитической геометрии. Хороший конспект — основа хорошего зачета. А в моем почерке только медик разберется…

«Пустяки, — процитировал я Карлсона, — дело житейское!»

Стоило отказаться от экстерна, как тревоги да заботы полностью покинули меня, равняя с однокурсниками. Ведь кто такой студент? Дитя-переросток! Случается, что и одаренный. Раскачанные, заточенные на учебу мозги притягивают знания, как магнит железные опилки, а опыта — йок. Ты юн и невинен, как в отрочестве, зато все прежние табу сняты. Хочешь курить? Кури! Хочешь любить? Люби! И не довлеют над тобой тяготы взрослой жизни.