Владимир Перемолотов - Все рассказы про Ирокезовых
Ирокезовы бродили по стране без всякой цели, навещая знакомых, добывая себе пропитание честным трудом — расчищая каналы и колодцы. Однажды после тяжелого дневного перехода Ирокезовы сидя в пальмовой роще, кушали финики. Жара была страшная. Нил в то лето пересох в некоторых местах так, что местным жителям по приказу фараона приходилось выходить на принудительные работы по выкапыванию из ила крокодилов, приготовившихся к летней спячке. Дно рек было местами похоже на асфальтовую дорогу и если б не люди, участь священных животных была бы плачевной.
— Фараон-то дурак, — сказал Ирокезов старший. Человеком он был прямым и говорил все, что приходило в голову..
— Дурак, — согласился Ирокезов младший, который походил на своего отца как два финика с одной пальмы походят друг на друга.
— Я уже не говорю о первом министре, — продолжил папаша, поудобнее примащиваясь под деревом.
— А я не буду говорить о втором, — отозвался сынок.
Как видно из этого разговора полное согласие царило в семье Ирокезовых.
Где-то над ними, скрытая листьями запела птица.
— Что-то супу хочется, мечтательно сказал Ирокезов младший, сразу потеряв интерес к политике. Скудный обед, состоявший из фиников и кувшина воды, не восстановил сил, а только напомнил, что где-то в недрах живота у него имеется такая полезная штука как желудок.
Мысль о супе пришлась по вкусу и Ирокезову старшему. Он даже почмокал губами.
— Так свари, — посоветовал он сыну. — Суп, его ведь варить требуется… Займи вон кастрюлю у феллахов и свари.
Шагах в ста от рощи, прямо на их глазах, египтяне выкапывали крокодилов из оросительного канала. Крокодилы своего счастья не понимали и всячески упирались. Кто-то даже пытался кусаться.
— Кастрюля я, положим, займу вон у того горбатого, а вот одолжат ли мне курицу?
— Курицу не одолжат. Красть нужно.
Ирокезов старший зашевелил бровями, однако красть не пошел. Только зевнул страшно. Вынув изо рта финиковую косточку, он сжал ее пальцами. Кость выскользнула и со свистом ушла вверх. Мгновение спустя трель оборвалась, и к их ногам упала птичья тушка с отстреленной головой.
— Неплохо сработано, папенька. — сказал Ирокезов младший, но отец его уже не слышал. Повернувшись на бок, он задремал праведным послеобеденным сном. Идти за кастрюлей Ирокезову младшему расхотелось, и он решил, что жаркое из такой упитанной птицы может вполне заменить супчик.
Не давая мысли остыть, он быстренько развел костер и, насадив птичку на вертел, сунул ее в пламя.
Огонь облизывал тушку, как кошка котенка.
Ирокезов, подхватив кувшин, ушел по воду, насвистывая что-то бравурное. Вернулся он только через двадцать минут.
Все занимались своими делами. Папаша спал. Костер горел. Пламя трудилось над птицей, однако ни одно перо на тушке не то что не сгорело, но даже не опалилось.
Ирокезов младший не удивился. В своей жизни он видел вещи и куда как более удивительные, поэтому он только подбросил дров в огонь. Огонь дохнул дымом, а когда дым рассеялся, то в состоянии птицы не было видно никаких ощутимых перемен.
Ирокезов младший пнул отца ногой.
— Проснись, папенька, феномен тут…
Ирокезов старший продрал глаза и поглядев в костер сказал.
— Ты, сынок, не валяй дурака. Знаешь ли ты, что лежит у тебя в костре?
Ирокезов младший не ответил. Повторять звонкое слово «феномен» он не счел нужным.
— Еще никому не удавалось сжечь птицу феникс. Ты уж лучше курицу укради…
Сын с интересом смотрел в костер. Ирокезов старший, посчитав, что выполнил отцовский долг, повернулся на другой бок и снова задремал. Он не услышал самонадеянных слов сына.
— А я сумею!
Он наломал дров и шагах в семидесяти от дремлющего папаши развел новый костер. Даже не костер, а пожарище.
Огонь зашумел, охватывая куски деревьев. Посреди кострища он установил каменный столб и положил на него подстреленную птицу. Столб сперва окутался дымом, а потом скрылся за стеной огня…
Дым, поднявшийся над пожарищем, привлек множество любопытных.
Прилетела стая летающих тарелок, местные феллахи прислали делегацию во главе с духовным лицом и сборщиком налогов, да еще приперлись какие-то купцы на верблюдах. Первые — покружив немного, повисли, помигивая разноцветными огоньками, у вторых Ирокезов занял немого соли и душистого табаку, третьих просто прогнал.
Костер горел на славу. Ревело пламя, гром гремел — изредка в костре перегорев, обрушивались стволы деревьев, однако сквозь дрожание горячего воздуха было видно, что птица как лежала, так и лежит.
Нездоровый азарт охватил Ирокезова младшего. Быстро заключив пари со сборщиком налогов, он подбросил в костер дров. Пламя взвилось с новой силой, но подлая птица и не думала поджариваться.
— Что за мерзкая дрянь, — подумал Ирокезов младший. — Это не птица, это насекомое какое-то…
И пошел ломать последнее дерево… Роща была им безвозвратно погублена. Оставшееся дерево неизвестной породы, за которым и направился Ирокезов младший, прикрывало сенью своих листьев Ирокезова старшего. Осторожно, чтобы не разбудить любимого отца он сломал его и швырнул в огонь.
— Шайтан! — взвизгнула особа духовного звания, которая куда лучше Ирокезова младшего разбиралась в породах деревьев. — Бегите, подданные фараона!!!
Из костра повал густой рыжий дым, расползаясь вверху огромной кляксой.
Дерево оказалось отравленным.
Все побежали, и только летающие тарелки, плохо еще понимавшие по-египетски, остались висеть в воздухе. Дым поднимался вверх густой стеной, казавшейся со стороны ровной и упругой. Едва он достиг первых тарелок, как те, закачались, словно парасхиты, обпившиеся просяного пива, и начали падать на землю…
Двое из этой стаи упали в сотне шагов от Ирокезова старшего, а три других, немного отлетев в сторону, упали на ближайшие города.
Так погибли Содом и Гоморра…
Девятая история. Встреча на Фудзияме
Четыре китайца разом навалились на семью Ирокезовых.
Подбегая к Императорской чайной беседке и мрачно сопя, они лезли за револьверами с такой настойчивостью, что Ирокезов младший вокруг рукой пощупал — не намазано ли тут медом. Тактика налётчиков была не хитрой. Пролезая в отверстие, прокушенное дрессированными револьверами в заборе, которым Император окружил место проведения чайных церемоний, они настойчиво подбирались к намеченной жертве. Револьверы пели грозные песни и стеснительно шевелили передними щупальцами.
Ирокезову-старшему это не нравилось больше всего. Ирокезов же младший напротив приходил в восторг от надвигавшихся на него вороненых стволов. Было у него чем встретить выкормышей Кольта и Нагана.
— Китаец — он порядок любит, — подумал младшенький, доставая именную бомбу с дустом.
Китайцы потели, сильно потели. Запах цветущего бамбука из сада императора мешался с запахом пота и веретенного масла. Щекой Ирокезов младший почувствовал ветер, что долетел до него. Пора было показать кто тут что стоит.
Когда до револьверов, уже начавших пускать ядовитую слюну, осталось шагов с десяток, Ирокезов дернул кольцо и за его спиной распахнулся купол парашюта. Несильный порыв ветра поднял его вверх, и ударил о камни. От неожиданности Ирокезов младший, словно ветер из движения воздуха превратился в щекотку, но секундой спустя ему стало не до ощущений — бухта прочной английской верёвки, что молодой герой носил на плече сжалась, сдавила руку и та оторвалась у самого плеча….
К счастью, для семьи Ирокезовых именно в этой руке младшенький грел дустовую бомбу. Черной точкой снаряд упал на китайцев. Облако тончайше перемолотой ядовитой пыли накрыло агрессоров.
— Почемутак? Где ты?! — Заорал, отступая от дыры в заборе, предводитель японского дворянства, старый и злобный самурай Го.
Почемутак выскочил как из-под земли, вынимая из мягких частей тела осколок размером с челюсть животного Брю, заорал диким голосом
— Ку-ю-ю-си!!! Имею две бомбы для подрыва генерального штаба!
— Воздух — без выражения просипел Го, пытаясь освободиться от удавки Ирокезова старшего, который, воспользовавшись вспыхнувшим весельем и суматохой, подкрался незаметно и набросил проверенную временем удавку на самурая.
Первоклассный континентальный дуст расплылась ядовитым облаком по поляне. Револьверы задрыгали ногами и начали отстреливаться. Пули засвистели над головой Ирокезова, но герой не торопился отпустить удавку. Он выжидал. Самурай Го сипел всё слабее и слабее, лицо его багровело, глаза налились кровью, а сам он задыхался. Почемутак хлопотал вокруг него, подсовывая корявый палец под петлю. Палец не пролезал, и это явно огорчало как ученика, так и учителя. Третий налетчик был сыном крупного помещика землевладельца. В минуту тяжёлого испытания его не было рядом с учителем. Сидя под скалой он доедал рисовые колобки, данные ему в дорогу матерью.
