Герман Романов - «Засланные казачки». Самозванцы из будущего
Сегодня же Пасюк очень сильно удивил Родиона: он надел всего лишь три награды.
«Понимаешь, не поймут меня местные! Стыдно перед ними: они-то, как мы, к казачеству по-другому относятся… Совсем по-другому, чтобы тут Тузиком выставочным, этаким кобелем-производителем, премированным гарцевать, позвякивая на каждом шагу! Да и вообще, тошно мне…»
Отчего и почему «тошно», Родион так и не понял, но решил все-таки выяснить, но потом, в более подходящее время.
Сейчас же, отбивая зубами чечетку, Родион проникся осознанием того, что форма современных казаков была слишком блестящей и красочной, предназначенной в основном для постановочных народных гуляний, чего не скажешь о месте и времени, в котором они с Пасюком сейчас щеголяли.
Так вот, исходя из всего перечисленного, вид бравого Пасюка неизбежно привел Родиона в уныние. Желтые петлицы шинели, судя по степени износа, нашли в его лице явно не первого владельца, благо приобретены им были по очень сходной цене и являлись плодом кустарных трудов очередного казачьего народного умельца, с заточенными под известно что руками, и также криво были пришиты, но уже самим Родионом.
Погоны приходились под стать петлицам: потертые, выцветшие, серебряные, с одинокой звездочкой подхорунжего (но с дырками еще под три – «на вырост») на желтом просвете, через который проступала кое-где нездоровая краснота – изначальная расцветка погона была самолично замазана «штрихом» и покрашена фломастером.
Эти погоны напоминали ему старые стоптанные синие сандалии, в которых словно выросла вся деревня у бабушки, куда его отвозили на лето к родне на каникулы, и доставшиеся, наконец, Родиону.
– Эй! – увесистый хлопок по спине вывел из минутной задумчивости. – Замерз, чего ли? Не боись, Родя, прорвемся! – Пасюк потряс Родиона за плечи. – Ни хрена не обморозимся, коли для сугреву имеется!
Он выудил из-за пазухи початую бутылку водки:
– Давай доставай из кармана закусь и стаканчики!
Однако Родиону сделать это было не просто: теплые вязаные варежки лишали возможности разделить крепко слипшуюся от влаги пластиковую тару. Эти варежки, что остались трофеем от недавней пассии, покинувшей его на прошлой неделе в поисках более состоятельного и щедрого спутника жизни, с розовым узором и легкомысленными помпончиками, Родион Артемов прятал в кармане и никому не показывал, дабы не вызвать насмешек в свой адрес.
Но тут припекло – перчатки для форса в самый раз, но тепло держали плохо, а нарастающий по вечерней поре морозец диктовал свои условия. Так что, воленс-ноленс, пришлось надевать «трофей», дабы не обморозить нужные для работы пальцы, ибо давить на клавиши аккордеона красными пострадавшими «сардельками» то еще удовольствие…
– Не могу, Саныч, давай сам! Без варежек вообще кончу пальцы…
Варежки скользили по поверхности стаканчиков, а приложенные усилия грозили смять хрупкий белый пластик и оставить их без тары хлебать по очереди из горла.
– Ну, ничего вы, молодежь, не можете сами!
Пасюк стянул зубами теплые овчинные перчатки, сунул их под мышку, разделил стаканчики и протянул их Артемову.
– Держи уже, да смотри, не вырони!
Это предложение было очень кстати: вокруг быстро наступала темнота, погода стремительно портилась прямо на глазах. Прямо сплошной стеной пошел снег, падая густыми хлопьями, моментально закрыв из виду трассу, по которой проносились с надсадным ревом терзаемых двигателей редкие уже к ночи автомобили.
Водители явно спешили добраться в Арша́н до наступления ночи, а созерцание этого еще больше приводило двух казаков в уныние, рассеять которое не помогала бутылка «Ангарских огней», вкупе с початой упаковкой колбасы, задубевшей в вакуумной нарезке в ожидании покупателя (местные плодами современной колбасно-сосисочной промышленности не увлекались, предпочитая домашнее мясо).
До поселка было идти недалеко, по сибирским меркам, часа на полтора резвого хода, если кто не подбросит на попутке, но приятели решили остаться караулить машину, пока водитель сходит за бензином, который закончился как раз не вовремя, потому как после получасового голосования с шлангом и пустой канистрой так никто и не остановился. Времена нынче не те, измельчала человеческая добродетель!
Бросать машину и идти вслед за водителем пока еще имелась возможность, и снег не разошелся вовсю, казаки не захотели: топать белыми ноженьками пять с лишним километров им было лень.
Пасюк щедро разлил водку по пластмассовым стаканчикам, надежно прикрывая их широкой спиной как от разбушевавшегося совсем некстати ветра, так и от снежных хлопьев, что немилосердно запорошили их белым покрывалом.
– Разгулялась погодка, иттить ее налево! Кто ожидал, что всего за четверть часа разверзнутся хляби небесные!
Казаки дружно выпили, кхекнули, занюхали сивушный запах местного «самиздата» маленьким сухариком по очереди, выловили из пачки по маленькому тонкому кусочку колбаски.
Все как всегда – водки много, а закуски взять никто не удосужился. Так и желудок посадить можно с этими казачьими праздниками!
– Что делать будем, Сан Саныч?! Метет сильно, пора нам к машине подаваться…
– Тут склон нас защищает от ветра, сосны от снега! Замерзнем мы там, бензина-то нет. Водила до утра уже не вернется, что он, дурак что ли? Куда же он смотрел? Сразу по морде видно было, что просит у него кирпича…
– Ну, морды у нас у всех после вчерашнего кирпича просят!
Родион зябко подернул плечами, прогоняя тошноту, накатившую от воспоминаний о вчерашней пьянки.
– Видать, думал, до места дотянем… Давай, хоть чуток бензинчика сольем, что-нибудь там ведь осталось? Хотя… – он замешкался, – костер здесь не разожжешь! Ты же сам мне говорил, что у бурятов есть здесь священные места! Голову даю на отсечение, что местные этот вулкан священным местом почитают, могут накостылять по шее за огонь-то…
– Сами им накостыляем! У нас револьвер и две шашки! Мы плювать хотели! Когда замерзнем, тогда запалим. Деваться некуда будет – жизнь она дороже всяких там запре…
Договорить Пасюк не смог, закашлялся. Природа словно обиделась на такие слова – снежный заряд, свирепо брошенный ветром, залепил ему лицо. Отерся рукавом, сплюнул.
– Ты прав, Родя. Пошли к машине, иначе нас здесь ветром своротит, хрен поднимемся! До этой колымаги полста метров – от камня строго вперед. Хотя, – он помахал рукой, словно надеясь разогнать, как надоедливых мух, белые хлопья, застилавшие все вокруг, – ее уже не разглядеть! Не нравится мне эта погода, только бутылку почали, как снежная буря накрыла. Не к добру!
– А ты бы побрызгал, на камень бы водки полил, Бурхана уважил…
– Щас! – Пасюк оборвал Родиона. – Я всех этих ламаистов-шаманистов знаешь, где видал? Развели тут священные пни и рощи: ленточки привязывать, монетки разбрасывать! Водки и так самим не хватает! Вот еще! Шиша вам с маслом!
Он погрозил кулаком в пустоту навстречу завывающему ветру.
– Истинный крест. – Размашисто перекрестившись, казак продолжил: – Ложил я на эти суеверия! Ну, ладно, пошли, брат, ты прав, а то до ушей скоро заметет!
– Не видно ни зги, Саныч! Вьюжит-то как! – Родион вздохнул боязливо, но добавил уже решительным голосом: – Надо идти, в машине уютней в такой буран, по крайней мере, ветра нет. Да там и одеяло есть, укроемся. Да, там еще горелка есть с сухим спиртом!
– Тогда живем! Греться будем, и выпить еще есть!
Казаки переглянулись, и молодой решительно двинулся вперед. Пурга, внезапно свалившаяся на их головы, была плотной – уже в трех метрах стояла белесая пелена. К тому же приходилось прикрывать лицо рукавом – колючие льдинки били больно, царапая кожу, зато ветер оказался попутным и живо толкал их в спины.
Идти было относительно легко – сугробы давно осели, растопленные весенним солнышком, образовался твердый наст, на который можно было спокойно ступать.
– Что за хреновина?!
Через минуту Пасюку стало ясно, что они выбрали неправильное направление – покоцанной «семерки» не было.
– Где машина-то?!
– А шут ее знает! – Родион выглядел не менее обескураженным. – Никак мы не туда пошли?!
– Ветер сбил, – говорить было трудно, и подъесаул прикрыл лицо рукою. Глаза почти ничего не видели в снежной мгле. – Надо обратно поворачивать, под соснами легче будет пересидеть буран! А то в степь уйдем, а там намного хуже придется!
– Так пошли!
Родион почти кричал, в голосе чувствовалось напряжение – он в такую передрягу еще ни разу не попадал в жизни. Но то был еще не страх – через четверть часа казаков объял самый настоящий ужас. До крутого склона потухшего вулкана со спасительными соснами они так и не добрались, еле продираясь через сильные порывы ветра.
– Хана нам, Родя-а-а! – неожиданно прокричал прямо в ухо молодому казаку Пасюк, крепко держа того за ремень – иначе бы приятели давно потеряли друг друга.
