Владислав Морозов - БронеМашина времени
— Чего там нового видно на горизонте? — прервал размышления Алексеича выглянувший из-под ГАЗ-66 шофер Дима. — А то вроде броня идет? — Ему не давал покоя лязг гусениц и рев двигателей, который они с Алексеичем слышали около часа назад. А сейчас шум двигателей начал явно приближаться к ним из-за поворота дороги, скрытого от глаз руинами домов. Вот только характерного лязга и скрежета танковых траков на сей раз слышно не было.
— Гудит, — ответил Алексеич. — Но пока ни хрена не видно, хотя… — В этот момент на дороге среди руин замаячил длинный, граненый бронекорпус на восьми колесах весьма знакомых очертаний. За ним показались вторая и третья аналогичные бронекоробки, в которых Алексеич, теперь уже безошибочно, опознал БТР-80. Вторая машина не имела вращающейся башни с КПВТ, но зато была утыкана дополнительными радиоантеннами. «Что за шишка?» — подумал Алексеич. По опыту он знал, что здесь на КШМ кто попало не ездит. На двух других бронетранспортерах ехали десантом человек двадцать разнообразно обмундированных молодцов с не менее разномастным оружием. На бронемашинах Алексеич рассмотрел стилизованные эмблемы «Армии Краевой Самообороны» — красные пятиконечные звезды, в которые были вписаны три белые буквы «АКС» и изображения черных перекрещенных автоматов Калашникова без прикладов.
— Чего замолчал, пан доктор? — крикнул Дима из-под машины. — Кто там едет-то? — По интонации его голоса было понятно, что на него накатывает нервное состояние шухера, и еще минута-другая — и он припустит во все лопатки к ближайшим развалинам, плюнув на все.
— Да свои это, — успокоил его Алексеич снисходительно. — Эмблемы наши, да и не стреляют… Пока… — Последнее обстоятельство не то чтобы сильно обнадеживало и без того единичных беженцев, при приближении броневиков с дороги словно ветром сдуло. Покачиваясь на неровностях разбитой дороги, «восьмидесятки» поравнялись с бывшим детским садом. Две машины остановились, порыкивая моторами на холостых оборотах, а командный БТР, натужно взвыв дизелем, свернул с дороги и направился прямиком к крыльцу, где скучал Алексеич. Прежде чем подъехавший БТР навис над Алексеичем своим заостренным носом, он сумел разглядеть на грязной, заснеженной броне собственное имя машины «Чебурашка» и торчавшую из верхнего люка заменяющей пулеметную башню рубки некую грязноватую личность в ребристом танковом шлеме.
— Ау! Медицина!! — возгласила личность, выбираясь из люка почти целиком.
— В каком смысле «медицина»? — лениво поинтересовался Алексеич.
— Ты — медицина? — задал прямой уточняющий вопрос тип в танкошлеме, с грохотом ссыпаясь с брони на грешную землю. При ближайшем рассмотрении перед Алексеичем обнаружился небритый не менее недели и немытый недели три высокий мужик, одетый в напяленную поверх черного танкистского комбинезона серую куртку гражданского образца. На вид, из-за щетины и общей загрязненности, этому хмырю можно было дать и девятнадцать лет, и сорок — черт его разберет. Про себя Алексеич отметил, что морда лица у незнакомца вроде бы знакомая. Вот только где и когда виделись, Алексеич не помнил начисто.
— Вроде того, — ответил Алексеич, отмечая новые подробности. Куртку на небритом словно драли коты, вся спина и капюшон, такое впечатление, исполосованы бритвой — серые комки пуха лезут из прорех наружу, а на левом рукаве ткань явно обгорела, аж вспузырилась. На поясном ремне незнакомца Алексеич увидел кобуру со «стечкиным», а на нагрудном кармане комбеза — жутко редкий и дорогой компактный прибор явно трофейного происхождения, совмещающий в себе дозиметр и анализатор воздуха. Такие игрушки Алексеич раньше видел только у ооновцев.
— Что значит «вроде того»?! — не понял небритый. Голос у него был нестарый, но сильно простуженный или сорванный.
— А это значит, — ответил Алексеич, — что перевязать, если надо, смогу. А вот с хирургией и прочей наукой у нас проблемы.
— Какие такие проблемы, эскулап?
— А нет ее у нас тут, хирургии то есть, и все тут. Я, паря, не хирург, а лекарь военного времени.
— Ну, так кто бы сомневался… А на гражданке ты, мобилизованный и призванный, кем был?
— Стоматолог-дантист.
— Зубодер, значит, — усмехнулся небритый. — Великолепная профессия. В нашем бардаке престижнее ее только кондитер-мороженщик или стекольщик… Собственно, хирург нам уже и не нужен. Ты лучше скажи, милый зубодер, какое ни есть обезболивающее у тебя есть?
— Ну-у… вообще-то… А ты кто, собственно, такой?
На этой фразе лязгнула, раскладываясь надвое, боковая дверь БТРа, и на снег выбрался еще один тип. Лет пятидесяти, нечисто выбритый, но при этом лысый, как колено, в относительно новой форме натовского образца. На весу лысый осторожно держал затянутую самодельной шиной, замотанную бинтом по самое плечо правую руку. Вот его Алексеич узнал сразу. Фамилия лысого была Николин, и был он в АКС последние года полтора начальником штаба. Лет пять-шесть назад, когда еще работало какое-то телевидение, его даже показывали, в мундире, с погонами подполковника. С того времени он мог спокойно выбиться и в генералы.
— Мы, — сказал небритый значительно и кивнул на лысого, — главное командование АКС в этом секторе ДМЗ, а точнее, то, что от него осталось…
— Что, всего двое?!?
— Трое, — уточнил небритый. — Третий в машине. Для него и прошу. Так есть или нет?
— Скажешь тебе «нет» — вы меня из всех своих наличных стволов попросите, ведь так?
— Это ты верно отметил, зубодер, архиверно…
— Ну так, а хули… Ладно, выдам дозу. Только я сам не знаю, что это за байда. Из ооновской «гуманидранки» трофей — вся маркировка то ли на китайском, то ли на корейском…
— А не отравимся?
— Да я ее раненым колю довольно давно, и вроде помогает. Другого-то все равно ничего нет…
— Оно и видно, кругом ни одного раненого…
— Обижаешь, начальник. Трое легкораненых в доме, у печки ночуют. А тяжелые либо померли, либо дальше поехали. Я же говорил, что не хирург.
— Ладно, тащи свою дурь.
Алексеич скрылся в здании бывшего детсада и через минуту вернулся с пластиковым одноразовым шприц-тюбиком. Лысый, баюкая раненую руку, нервно курил, присев на корточки у второго колеса броневика.
— Давай, — сказал небритый, высовываясь из бортового люка. Отдав тюбик, Алексеич разглядел, что внутри БТРа, на подстеленном брезенте, бушлатах и еще каком-то тряпье, лежит и тихо стонет, похоже не приходя в сознание, женщина лет тридцати пяти — сорока. Серый свитер на ней был грубо отрезан чуть ли не до ворота, а тело, от груди почти до бедер, было туго, но не очень умело обмотано бинтами, на которых проступали сочащиеся красновато-коричневые пятна. Несмотря на полумрак боевого отделения, Алексеич сразу идентифицировал в этой крашеной блондинке с припухшим лицом свое непосредственное начальство.
— Узнал? — спросил небритый. — Можешь честь отдать, это Светлана Дитлова, главный медик АКС в нашем секторе…
Он выбрался из машины и отбросил пустой тюбик в сугроб. Еще один тип в танкошлеме (видимо, водитель броневика) накрыл раненую зеленым шерстяным одеялом, на виду остались торчать только белые, гражданского образца, растоптанные сапоги на «молниях».
— Где это вас так?
— Прошлой ночью, — ответил слабым голосом лысый, все еще сидевший со своей сигареткой у колеса БТРа. Про себя Алексеич отметил, что курит он какой-то приличный американский табак…
— В Колотуевке, — пояснил небритый. — Километрах в тридцати отсюда.
— Ведь помрет же, — кивнул Алексеич на раненую. — Не довезете. Чем это ей так живот порвало?
— Что помрет, сам знаю, — вздохнул небритый. — Ее давеча оперировал и зашивал коновал, вроде тебя. Так он летальный исход, можно сказать, гарантировал… А ранило ее НУРСом, а точнее, его осколками. Хорошие НУРСы, импортные, боевая часть игольчатая — людей в фарш на месте шинкует…
— Откель НУРСы-то?
— С вертолета, ясный перец.
— А вертолеты откель?
— Откуда я знаю? Завелись. Пара «Апачей-Лонгбоу» и несколько «Литтл-Бирдов».
— Кого-кого?
— Ну, «Апачи» ты знать должен, а «Литтл-Бирды», они такие маленькие, черные, с ночными прицелами и прочей пакостью. От «Хьюза» вроде. Их вся эта мразь из «миротворческих сил ООН» для поддержки специальных операций использует…
— Говорил я, что где-то под боком у нас их аэродром подскока, — подал голос лысый. — Хрен они от какого-нибудь Жаркамыса без дозаправки долетели бы…
— Так у нас же вроде как перемирие с этими «миротворцами»? — удивился Алексеич. — Или уже нет?
— А фиг его разберет. На них не написано, кто они и за что воюют. У них и радиопереговоры сплошь кодированные, даже язык понять нельзя. Да и ушли они, суки такие. Теперь и не докажем ничего, — и небритый сплюнул.