Виктор Гвор - Щит

— Считаешь, референдум сохранению не поможет? — грустно усмехнулся ученый.

— А ты?

Артюхин усмехнулся еще раз. Кубенин продолжил:

— Очень сомневаюсь. Танки на площади помогли бы. Или Наполеон с артдивизионом, не боящийся рубануть картечью. Танки будут. И пушки будут. Наполеона не будет. Язов мог бы, но не решится. Он мужик умный, но не хочет второй Гражданской войны. Дальше пойдет только хуже. Болтуны у власти, желание большинства населения богато жить и не работать, полный коллапс экономики. А следом уничтожение армии и силового аппарата. Целостность России сохранить, надеюсь, удастся. Всякие Сибирские республики — похмельный бред отдельных придурков, не умнее баек о введении «ооновских» войск. Но всё остальное — безнадежно. Прибалты радостно убегут, среднеазиаты вернутся в ранний феодализм. Не столь радостно, но не могут они без плетки жить. Наш отдел, скорее всего, тоже медной посудой прихлопнется. И дураку понятно, что такое развитие событий нас совершенно не устраивает. Но противопоставить ему ничего не можем. Единственный вариант — залить страну кровью. Чего я тоже не хочу. И тут твоя авантюра выходит на первый план. По сути — единственный шанс.

— Угу. Только до ближайшей «точки» шестнадцать лет, — Артюхин совершенно не по-профессорски цыкнул зубом. — А это срок, как ни крути. Их еще продержаться надо! Особенно, как сам говоришь, если «контору» накроют тазиком и кувалдой сверху треснут. Для звона. И не забывай, не просто продержаться надо, работы непочатый край. А идейность и вера в свою нужность ресурсы заменяет плохо. Отвратительно заменяет, если между нами.

— Не замполитствуй, — поморщился Кубенин. — Мы тут тоже не ширинкой щи хлебаем. Провели «пионерлагерь» как зону для особо опасных. Притом, якобы, для бывших «оборотней в погонах». Местечко подобрали соответствующее. Чуть ли не десяток пересадок, если из столицы. Или вертолетом. А зимой — только на белых медведях. Ни один «демократ» не согласится столько задницу квадратить. Подобное заведение быстро не прикроют. Сажать «гуманисты» будут куда больше, чем сейчас, так что сокращений пенитенциарных заведений ждать не приходится. А если и начнут урезать, то с больших зон, они средств побольше жрут. И на твое место уж точно никто не позарится.

— Угу, — буркнул Артюхин, явно не разделявший энтузиазм собеседника, — плохо ты наших «кривозащитников» знаешь. В любую дыру пролезут. Да и быть такого не может, чтобы все проверки мимо шли!

— Батенька, — снова скривился генерал. — Не учите папу любить маму. Все вам не так, геноссе прохффесор. Не будет ни проверок, ни «зэков». И по бумагам все чисто будет. Если все пойдет даже по минимальному сценарию, то заводы бесследно пропадать будут. С авианесущими крейсерами впридачу. А ты все паникуешь. Любой ученый должен быть немного сумасшедшим! И бояться только куратора!

— Ладно, — согласился профессор, — всё равно по прикрытиям лучшие спецы у тебя. Там хоть какая-то инфраструктура есть? Или по вашему чекистскому обычаю, землянка в три наката посреди заснеженного поля, да и ту самому рыть надо?

— Землянка в три наката существует только в песнях. Это тебе не блиндаж. Юрки Веремеева на тебя нет, шкура гражданская, — Кубенин улыбался и тихонько барабанил пальцами по столу незнакомый Артюхину ритм. Судя по всему — марш. — «Огонька» перечитал на ночь? Про кровавых последышей Лаврентия Палыча? Нормальная там инфраструктура. Своя электростанция. Теплицы. У жилых помещений стены в метр толщиной, сортиры теплые. С кафелем и финскими унитазами. А чего не хватает — завезем. Не так много надо. Икры не обещаю — сами наловите. По существу вопросы какие остались? Персонал, насколько знаю, подобрали?

— В основном, да. Хотя кое-какие пробелы еще есть. Тут твои осведомители правы, — не сумел удержаться от подколки профессор. — В первую очередь, подобрали детей. Беда с другой стороны подкралась. С главным педагогом проблемы. Нужен директор «пионерлагеря с соответствующим уклоном».

— Ты будешь удивлен, Коль, — ответил генерал, — но кровавая гэбня умеет не только интеллигентов баржами топить. Вот, посмотри.

Кубенин наклонился, пошуршал в ящике стола, и протянул собеседнику увесистую папку сантиметров двадцать толщиной. Артюхин взвесил ее на ладони и скептически глянул на собеседника.

— Тут не один час читать надо. Может, вкратце обрадуешь? Тезисно, так сказать.

— Можно и вкратце, — не стал противиться генерал. — Наш будущий директор «детского сада особого назначения», старший лейтенант Волошин Сергей Иванович. Шестьдесят пятого года рождения. Что отец, что мать — наши «штатники». Погибли при исполнении, как раз парню пять лет было. Воспитывался… ну, ты понимаешь, где. Под погоном с восемьдесят восьмого, хотя разовые задания выполнял и раньше. Парень помешан на «холодняке». Притом, не только ножи, но в сферу интересов входит и длинное. Мастер спорта по современному пятиборью и стрельбе из лука. Кандидат в мастера по лыжам и спортивному ориентированию. И еще кое-что по мелочи. Ну как?

— Заманчиво. Не жалко такого кадра отдавать?

— Жалко. Но придется. Любая жадность имеет рамки. А у Волошина сын, четыре года. Оставлять не с кем. С собой таскать не будешь. А бабушек-дедушек нету. Не сложилось. А у тебя — можно. Даже желательно.

— А жена? — тут же уточнил, почуявший недоговоренность Артюхин.

— А вот тут второй момент. Нет жены. Погибла. Вернее, убили. С полгода назад. Может слышал, была такая ОПГ: «филевские»?

— Помню такую, в газетах даже писали.

— Забудь. Нет ее больше. Захватили бабу красивую на улице. Увезли и покуражились по полной. Это и была Серегина жена. Менты даже искать отказались, сам знаешь, как они теперь работают. Серега сам нашел.

— Несмотря на приказ? — недоверчиво крутанул головой профессор.

— А не было приказа. Не отдавал я его. Можешь даже считать, что не посмел. Шума большого после того не было, милиции намекнули, что надо было раньше рвение проявлять. Да и сам знаешь, что в МВД творится. Но Серега засвечен, немало найдется людей, что прикинут хвост к носу. И сделают соответствующие выводы. А поскольку сейчас время смутное, то вытащить историю могут в любой момент. Или подсказать тем, кто будет рыть. Так что ему лучше с концами исчезнуть. Вместе с сыном. Думаю, даже несчастный случай организуем.

— Он адекватен?

— Вполне. Можно подумать, ты в такой ситуации повел бы себя иначе. А, профессор?

— Пожалуй, нет, — согласился Артюхин. — Точно так же, разве у твоего парня возможностей больше. И умений.

— Не прибедняйся. Изучи дело подробно, там много интересного есть. И про возможности, и про умения.

— Ладно, просмотрю. Про личные впечатления не спрашиваю: раз рекомендуешь, значит, не сомневаешься.

— Не сомневаюсь. А что не спрашиваешь, зря. В деле не все есть. Самое главное: Волошин своих не бросает. Никогда. Старая школа. У него прадед еще с Феликсом Эдмундовичем ЧК поднимал. Когда закончится проект, пацанам будет лет по двадцать. А старлею только сорок два.

— Думаешь, пойдет с ними? Тогда, минимум, майору!

— Уверен. Причем сам пойдет, не по приказу. А насчет званий, сам присвоишь. За шестнадцать лет дослужится. Читай, выносить дело из кабинета не дам.

Артюхин покрутил головой и углубился в чтение, переворачивая листы, слюнявя палец. Не отучили в детстве от дурацкой привычки…

— Ярослав? Здрав будь, дружище!

— И тебе хворями не одолету бысть, волхв. О своих летописях интересуешься?

— А то!

— Готово всё. Держи, — начальник управы знатцев,[2] ехидно усмехаясь, выложил на стол внушительную стопку бересовых[3] листов.

Буривой оценил толщину стопки, задумчиво почесал затылок:

— А если в трех словах?

— Можно и в трех, что уж! Русь, русские, князь, — не скрываясь, засмеялся знатец. — А если без смеху, а всерьез, то слушай меня сюда, говорить буду здесь. Всё, что ты принес — очень древнее. Времен князя Игоря. Или Рюрика. Но есть много непонятого. Материал, на котором сделаны записи, нам неизвестен. Это береса, но состав несколько отличается от современных аналогов. Уровень изготовления — современный. Понимаешь, в чем бред? Эту бересу могли сделать только через семьсот лет после написания! То есть, соответствует содержанию. В заключениях все есть. Мой ученый люд, пока твою книгу изучал, чуть друг друга не поубивал. Правда там про поножовщину написана, ой, правда.

Буривой быстро пробежал глазами по выдернутому наугад листку, тут же утонул в мудреных терминах, и засунул бересу обратно.

— Сам-то хоть прочитал? Или как обычно, на младших по званию и выслуге лет скинул?

— Прочитал, обижаешь! Люблю фантастику. Где ты раздобыл это чудо?