Станислав Сергеев - И снова война.
- Вы правильно сделали, господин Муссолини.
Тот проскрежетал зубами, но сдержался и только коротко бросил:
- А у меня и моей страны что есть выбор, господин пришелец?
- Выбор есть всегда, вопрос в другом, насколько он верен. Только это вы будете обсуждать уже с другими людьми, в нашу задачу входило просто организовать вашу встречу.
- У вас это неплохо получилось.
Майор Дегтярев, одобрительно поглядывал на своих бойцов, только что быстро и профессионально расправившихся с итальянскими боевыми пловцами и захвативших яхту с итальянским диктатором и специальным посланником Уинстона Черчилля. Судя по захваченным документам, англичанин как раз и должен был настучать Муссолини, что русские получают помощь из будущего и этому нужно сообща помешать.
Олег Дегтярев обратился к стоящему на коленях с заведенными руками за головой Боргезе и коротко дал ему команду:
- Передайте на крейсер, чтоб сохраняли спокойствие, сейчас должен появиться Чрезвычайный и Полномочный представитель правительства СССР.
После того, как на итальянский корабль было передано сообщение, майор достал радиостанцию и, отжав тангенту, коротко проговорил:
- Этап первый выполнен.
Никто ему не ответил, но буквально через несколько секунд в десяти кабельтовых от яхты, море вспучилось, и на поверхность вылетела невероятная по своим размерам субмарина, поразившая всех своим видом, включая Бенито Муссолини. Он заворожено смотрел на эту картину и, повернув голову и взглянув на своего конвоира - командира боевых пловцов и только уловил в его глазах насмешку. Ему удалось сдержать свой темперамент - перед глазами до сих пор стояли фотографии, сделанные в 1945-м году, где он и его любовница, изуродованные до не узнавания, висят подвешенные за ноги в Милане…
Глава 1
Мерно стучали колеса поезда, отбивая привычный ритм, заставляя возвращаться воспоминаниями в далекое детства, когда отец еще служил на севере, и мы каждое лето отправлялись в отпуск к родственникам в Крым. Именно эта память о том беззаботном времени частенько не давала скатиться в бездну отчаянья из-за сложившейся ситуации.
"Н-да, вляпался я знатно" - грустно вздыхая про себя, ворочался на своей полке, стараясь принять удобное положение и не напрягать поврежденное осколком плечо. Рядом, на нижней полке вагона снова начал громко стонать, крутиться и вызывать на помощь "вертушки", похожий на мумию из-за большого числа намотанных бинтов Ненашев. Лежащий в нашем закутке майор-танкист опять что-то стал бурчать о странных "вертушках" и "градах", и кряхтя спустившись на пол, накинул на плечи простую солдатскую шинель, хромая отправился к тамбуру на перекур. Несмотря на ожог и дикую боль в пробитом осколком плече, я старался наслаждаться чистотой и покоем, точнее его подобием, насколько это возможно в таких условиях. Начальник санитарного поезда, уносящего нас на восток, подальше от линии фронта, отличался прямо таки патологической тягой к чистоте и нещадно гонял медсестер и санитарок за любую антисанитарию.
Питание было вполне сносным, и я даже умудрялся получать наслаждение от супа из пшенного концентрата и какого-то суррогатного чая, напоминающего по вкусу заваренные опилки. На фоне невероятных приключений последнего времени, эти несколько дней спокойствия и чистоты, позволили восстановиться психике и просто элементарно выспаться. Неподдельно душевное отношение персонала к раненным в первое время заставляло напрягаться, как-то на фоне лечебных заведений нашего времени все это выглядело натянуто, но потом уже всей душой поверив в реальность происходящего, стал просто наслаждаться обстановкой. Будучи ограниченно "ходячим" больным, через силу, прохаживался по вагону, сторонясь, пропуская мимо себя спешащих по делам медсестер, врачей и санитарок. Я не курил, но частенько сам зависал в тамбуре, наслаждаясь неторопливыми разговорами с так сказать, местными натуральными раненными.
Меня интересовало все, что можно было накопать по состоянию на фронте, и особенно пытался отследить реальные изменения по сравнению с известной историей моего мира. Вагон у нас был смешанный, но так получилось, что тут собрался преимущественно командирский состав и на правах равного, я мог расспрашивать и получать вполне достоверную информацию на тактическом уровне.
Дождавшись, когда из курилки вернется сосед-майор, сам накинул шинель, которая у нас с танкистом была одна на двоих, и поковылял в тамбур. В нашем купе мы с ним только и были ходячие, поэтому по негласному соглашению, на случай если кому-то станет плохо, кто-то должен был находиться на месте. Ненашев все еще был без сознания и периодически вызывал "вертушки" и ругал "духов", а вот старлей-летчик с перебитыми ногами тихо скрежетал зубами и иногда от приступов боли, зажав зубами кусок одеяло, тихо мычал. В соседних купе была примерно такая же картина и у нас, "ходячих", создалось некоторое свое общество.
Проскрипев дверью, вывалился в тамбур и втянул в себя холодный морозный воздух. Сейчас тут никого не было и, прислонившись здоровым плечом к стене, с некоторой грустью стал смотреть в заледеневшее окно и любоваться проплывающими мимо заснеженными просторами России в сумерках уходящего дня. Зима 41-го года. Тяжелая, трагическая и переломная. Именно тогда фашистам основательно дали по голове, дав понять, что блицкриг не получился и начинается тяжелая и долгая война на уничтожение. Пока это было понятно мне и некоторым особо посвященным из высшего руководства страны. Немецкие генералы все еще рвались к Москве в рамках операции "Тайфун, несли огромные потери, теряли технику, замерзали, но все равно как упертые ломились к столице. Сибирские дивизии были уже давно переброшены и сосредотачивались для знаменитого контрнаступления, отбросившего войска противника от столицы СССР и как мне казалось, в этой реальности все будет проведено намного продуманнее и основательнее. Планы, силы, районы сосредоточения и направления главных ударов, конечно мне были неизвестны, но общую картину для себя прекрасно представлял…
Не смотря на то, что тамбур постоянно проветривали, стойкий тяжелый запах дешевого табака буквально въелся в стены. У нас в бункерах, курево давно закончилось, да и дымить в переполненных людьми помещениях запрещалось, поэтому такие мелкие нюансы, запахи, чистый воздух, натуральные продукты и даже просто человеческие отношения просто радовали и заставляли наслаждаться моментом. За спиной хлопнула дверь.
- Что, капитан, тоже не спится?
Сзади стоял летный подполковник, вроде командир штурмового полка. Об этом краем уха случайно услышал, как девчонки-медсестры между собой обсуждали немаленькое начальство. Мы с ним частенько пересекались, но как-то поговорить по душам не получалось: у каждого была своя история, иногда умение помолчать за компанию, ценится намного больше, чем умение поддержать разговор.
- Есть такое дело.
- Вот и мне тоже…
Не знаю почему, я его понял, почувствовал, о чем он.
- Воспоминания мучают?
Летун невесело ухмыльнулся, точнее как-то странно скривился.
- Давно воюешь, капитан?
Я задумался. А смысл врать, поэтому ответил, так как оно есть.
- На этой войне с Могилева.
Он удивленно повернул голову и по-новому оглядел меня с ног до головы. Хмыкнул, поняв оговорку про эту войну.
- Солидно. Значит понимаешь.
- Понимаю. Совесть мучит полковник, что ты жив, а они там остались?
- Я их посылал…
Он начал с горечью рассказывать, как штурмовой авиаполк бросали в отчаянные вылеты без истребительного прикрытия, как гибли молодые летчики, а у меня перед глазами стояли недавние события моей жизни, закинувшие меня в этот санитарный эшелон…
Аварийное схлопывание портала новоявленных коллег по шнырянию во времени вывело из строя практически всю электронику у противника, но оружие продолжало стрелять, полевые проводные телефоны звонить и посыльные гонять на мотоциклах, развозя приказы. Поэтому логично было предположить, что на наш прорыв противник уже должен начать стягивать силы, и в лучших традициях тактики готовить локальный контрудар. Угу. Немцы не зря всю Европу поставили на четыре кости и заставили работать на себя, поэтому приходилось спешить. Затащив в БТР раненных ФСБ-шников, мы рванули обратно к нашим позициям. Лихо так рванули, ревя движками и несясь на максимальной скорости, стараясь побыстрее вырваться из леса, пока немцы не успели восстановить непрерывную линию обороны. Вывалившись на поляну, где сходились две дороги, мы столкнулись лоб в лоб с колонной из восьми грузовиков с пехотой и бронетранспортером вооруженным малокалиберной автоматической пушкой. Четыре замыкающих машины тянули за собой пушечки с лафетом очень похожие на наши сорокопятки. Головной БТР с бойцами на броне, идущий впереди в качестве передового дозора, сходу вступил в бой, открыв огонь из КПВТ по немецкой бронемашине, которая несколько раз тявкнув своей пушечкой, соскочила с дороги, уткнулась в дерево, смачно задымив. Башенный стрелок БТР-а перенес огонь на идущие следом грузовики, а тут как раз и мы подоспели. Хлесткий выстрел идущего следом Т-72 основательно дал по ушам, а тяжелый фугасный снаряд разнес один из грузовиков, раскидав вокруг горящие ошметки пехотного взвода. Мы уже привычно попрыгали с брони и, рассредоточившись, открыли огонь из стрелкового оружия. Со второго БТР-а затявкал АГС, накрывая немецкую колонну серией гранат, парочка из которых удачно попрала в грузовики, добавив колорита, света и огня. Снова выстрел танковой пушки и еще один из грузовиков разлетелся горящими лохмотьями. Лес наполнился грохотом взрывов, криками, русским забористым матом. Рядом хлопнул выстрел РПО и в расположении немцев вспыхнул заряд объемного взрыва, слизнув расчет пулемета, который расположился вполне вольготно и начал энергично постреливать в нашу сторону. Отвлекшись от стрельбы, отжал тангенту манипулятора радиостанции.
