Дмитрий Старицкий - Недоделанный король
— В Сан-Себастьяне, сеньоры, вино никогда делать не умели. Попомните меня. Клянусь святым Фурмином.
Где-то в подкорке я понимал, что наказываю не отряд, а самого себя, за свой вчерашний спонтанный порыв и последующую за ним разнузданность. Но досталось-то им. Спасшим меня от обязательного утреннего братания с поселковой властью. А там… рамсы, базары и просьбы в которых трудно отказать после такого загула. А выпросить у молодого да пьяного можно много, если умеючи. И ведь ни одного упрека от свиты. Был бы тут мой шут, я бы уже такого наслушался в собственный адрес… Но шут в Дьюртубие секрет мелованной бумаги ищет. Карты игральные делать. Бизнесмен, ёпрыть! Нет, мамаша моего дю Валлона явно его не от рыцарственного папаши на свет произвела, а от заезжего негоцианта. Иначе откуда у него столь серьезные зачатки везде и на всем попытаться срубить левую деньгу не силой, а именно хитростью.
Проезжая главную площадь местечка Рантериа, увидел, как двое надвое играют в пелоту одетые во все белое молодые баски, стукая небольшим мячиком по стене церкви и отбивая его рукой. А толпа вокруг них беснуется как фанаты на футболе. Разве что не дудят и трещат.
И тут на меня снизошло…
Паллиатив конечно, но с чего-то надо начинать. Организовать, к примеру, ежегодный всевасконский чемпионат по пелоте. С бешеным призовым фондом. Сначала по провинциям, а потом один раз в год команды — чемпионы провинций сразятся за титул ‘’чемпиона Наварры и всей Васконии’’ или, что будет весомей, чемпионат на переходящий ‘’кубок короля’’ полный монет. И приурочить такие чемпионаты к крупным ярмаркам и рыцарским турнирам. По силе воздействия на публику может прокатить не хуже баскетбола в Америке или футбола в Англии. И назвать это ‘’Народный турнир по пелоте’’. Всесословный… Играют только васконы. Заманчиво… На полноценную объединительную идею не тянет, но… футбол и хоккей в мое время были вполне действенной манипулятивной технологией управления населением. Чужое быстро не внедрить, так что местное надо полностью использовать.
Интересно, что корриды здесь я не только пока не видел, но даже и не слышал, ни от кого о ней. И ни одной арены для нее ни разу на глаза не попадалось. Забавно.
До Сан-Себастьяна осталось всего несколько лиг неспешного пути, когда баннерет д’Айю громко крикнул.
— Защищайте рея!
Обернувшись, увидел, как в клубах пыли мчится на нас по дороге, догоняя, вооруженный отряд, сверкая на солнце доспехами, но без знамен. Из-за поднятой ими пыли трудно даже разобрать: сколько их там?
Валлийцы повернули своих мулов и съехали с дороги. Спешились. Встали в шеренгу, отдав мулов моим конюхам. Открыли на поясе цилиндрические тулы со стрелами. Лук в левой руке. Длинная стрела — в правой. Солнечные зайчики весело играют на полях их шапелей.
Амхарцы поправили шишаки и, удобнее перехватив в руках свои легкие копья, выстроились поперек дороги, закрывая меня от преследователей. Второй шеренгой за ними встали латники из Фуа. Эта тонкая черно-желтая линия только и отделяет меня от неведомых врагов. Эстетично, черт меня подери. Хоть в кино снимай.
Марк и Микал около меня, по бокам.
Марк, проверив, как выходит его большой топор из седельного крепления, нет ли зацепок, развернул мое знамя, красное полотнище которого тут же стал трепать ветер.
Микал взвел арбалет и вставил в него болт с бронебойным наконечником.
Гриц, оруженосцы и паж построились сзади, обнажив клинки.
Беарнские стрелки, не покидая седел, отъехали на противоположную валлийцам обочину дороги и подняли на плечи взведенные арбалеты.
Вьючных коней конюхи и слуги отвели к мулам валлийцев.
Я надел на голову шлем с короной и застегнул под подбородком ремешок, расправил бармицу. По телу пролетела легкая дрожь — пошел в кровь адреналин. Встряхнувшись, вынул из чехла аркебуз и перекинул на грудь лядунку с пулями.
Конюхи подвели моего боевого андалузца, уже оседланного. И я пересел на него с Флейты. Негоже нежную девочку — иноходца в бой кидать.
Жеребец как почуял близость драки, перебирал подо мной сильными ногами и, всхрапывая, грыз удила, показывая мне свою готовность бить, рвать и кусать.
— Все готовы? — оглянулся я по сторонам.
Все готовы. И к сражению, и к прикрытию моего бегства, если враг окажется намного сильнее нас.
Подумалось, как быстро и как несвоевременно до меня добрались мои рикос омбрес. Как же им невтерпеж меня порешить. Знать бы кто это: Боамонды или Грамоны? Впрочем, какая разница от кого по сусалам получать тут ‘’меж берез и сосен’’? Это чужая земля. Не Беарн и даже не Наварра. Тут я никто и зовут меня никак. Так что рассчитывать можно только на свои силы, местные за меня не впишутся.
Осталось между нами не больше ста метров старой римской дороги.
Амхарцы и латники из Фуа опустили копья. Их девять всадников всего.
Валлийцы подняли луки и только ждали от меня команды.
Пятьдесят метров… Можно уже уверенно стрелять на убой, а я все медлил что-то с отдачей команды… Сам себя понять не мог, почему торможу?
Но неожиданно для нас нежданный враг сам остановился в некотором замешательстве.
От их кавалькады отделился пропыленный всадник на черном как смоль андалузце и в одиночку шагом потрусил по направлению к нам.
Забрало салада поднято. Рожа у всадника такая бандитская, одноглазая…
ОДНОГЛАЗАЯ!!!
Саншо!
Какое счастье, просто оргазм, а то я тут чуть в штаны не наложил. Прямо на старой римской дороге. И могли бы благодарные потомки, потом как-нибудь памятник на этой обочине поставить с надписью: ‘’Здесь 12 октября 1481 года жидко обделался от страха некоронованный еще король Наварры Франциск I Фебус’’.
Боже, как меня выматывает это постоянное ожидание драки. Местным проще, оно у них на уровне рефлекса включил-выключил. А я с туреньского леса все ожидаю подвоха и постоянно начеку. Надо приспосабливаться, а то так и крыша может поехать черепичками шурша.
Растолкав конем латников Фуа и амхарцев, я выехал вперед осененный знаменем.
Марк не отставал от меня ни на шаг.
— Что случилось друг мой? На тебе лица не видать, — спросил я кантабрийского инфанта, когда тот сократил расстояние между нами до двух лошадиных корпусов.
— Феб, катастрофа! — по пропыленному лицу Саншо заметно стекали дорожки пота из-под шлема, единственный глаз смотрел так же властно, как и всегда, а вот голос его слегка дрожал. — Апокалипсис. В По, к твоей матушке прибыло посольство от Паука. Шесть нотаблей. Они от имени руа франков сватают Каталину.
— За кого сватают? За д’Альбре? — уточнил я, памятуя тетину информацию, полученную мною еще в Нанте, но не доведенную мной до Саншо, чтобы заранее буйного кантабрийского инфанта не нервировать.
— Да, — несколько ошарашено ответил мне Саншо. — А откуда это тебе известно?
— Я их исчислил, — ответил я, припомнив старый одесский анекдот. — А за кого сватают? За старшего или младшего?
— За старшего.
— Подонок! — выругался я. — И тут не может не нагадить в душу.
— Кто подонок? — опешил Саншо, недоуменно вращая единственным глазом.
— Паук подонок, — рявкнул я. — Этот pedofil д’Альбре в три раза старше моей сестры. Младший хоть ей ровесник. Почти… Но и он нам ни разу не нужен.
Вот так вот. Свой ‘’гениальный’’ план обретения Наварры французский король проворачивает уже без оглядки на меня. То есть меня — такого красивого, в раскладах уже вообще не воспринимают. Я в их глазах если уже не труп, то труп политический. А когда они меня отравят, то малышка Каталина станет наваррской ренией Екатериной Первой, мамаша в таком случае даже претендовать не будет на регентство, потому как у дочери будет умудренный опытом властный муж, удачливый полководец, который и станет новым королем Наварры и Беарна.
А я?
А меня торжественно похоронят в соборе. Все, как и было в прежней жизни. Только д’Альбре тогда оказался никудышным королем. Несамостоятельный, чрезмерно ориентированный на Францию верный вассал короны Капетингов, он не только упустил влияние на Басконию, но и потерял всю верхнюю Наварру по перевалы, где тут же утвердился Арагон, извечный враг Франции. Никого потом не впечатлило что король Арагона, чтобы поднять наваррских кабальеро под свои знамена как заправский мошенник подделал буллу папы римского, которой отлучали д’Альбре от церкви, а его вассалов от клятв верности ему.
Но это все в будущем.
Теперь уже в вероятном будущем, потому как здесь появился новый непредсказуемый вектор ‘’европейского концерта’’ — я. Большой и неожиданный сюрприз для всех врагов: отягощенный послезнанием пятидесятилетний ум в теле пятнадцатилетнего подростка.
— Становимся на привал, — приказал я. — О таких новостях вредно думать на пустой желудок. Язва будет.
