Тесса Дэр - Леди полуночи
– Я ухожу.
Поднявшись, Торн кинул монету на стойку и, ни разу не оглянувшись, вышел вон.
Когда выкрашенная в красный цвет дверь повернулась на смазанных петлях и с издевательским стуком захлопнулась за ним, Кейт покачала головой: этот тип просто невозможен.
За пианино мисс Элиот подвела краткий итог их диалогу, быстро отбарабанив арпеджио.
– Полагаю, одна проблема решена. – Кейт, как всегда, пыталась видеть во всем положительную сторону. Ведь безнадежных ситуаций не существует!
Появился мистер Фосбери, чтобы забрать кружку Торна, а вместо нее поставить чашку с чаем для Кейт. Прозрачный кружок лимона порадовал глаз, а донесшийся вместе с теплым парком аромат бренди согрел. Супруги Фосбери всегда были очень добры к ней, но настоящую семью заменить не могли, поэтому надо продолжать поиски. И Кейт их продолжит: и не важно, сколько еще дверей захлопнется у нее перед носом.
– Надеюсь, мисс Тейлор, вы не приняли близко к сердцу грубые манеры Торна.
– Кто, я? – Кейт заставила себя небрежно рассмеяться. – Я не настолько чувствительна, чтобы переживать из-за какого-то невежды. И вот о чем я вас хочу попросить, мистер Фосбери…
– Все, что вашей душеньке угодно, мисс Тейлор.
– В следующий раз, когда мне захочется протянуть капралу Торну оливковую ветвь дружбы… – Вскинув бровь, Кейт лукаво улыбнулась хозяину заведения. – Напомните, чтобы вместо этого я треснула его ею по башке.
Глава 2
– Еще чаю, мисс Тейлор?
– Нет, спасибо. – Стараясь не морщиться, Кейт глотнула бледно-желтой жидкости. Заварку использовали раза три как минимум: у чаинок уже смыло память о том, что когда-то они были полноценными чайными листьями.
Все один к одному: смытая память как неотъемлемая часть нынешнего дня.
Мисс Парем отставила свою чашку.
– Где, вы сказали, поселились?
Кейт улыбнулась седовласой женщине, разместившейся в кресле напротив.
– В Спиндл-Коув. Эта деревушка – популярное место отдыха для молодых девушек из хороших семей. Я там зарабатываю на жизнь уроками музыки.
– Рада узнать, что преподавание обеспечивает вам праведный доход. В вашей ситуации об этом оставалось только мечтать.
– Да, верно. Мне очень повезло.
Отставив в сторону то, что с трудом можно было назвать чаем, Кейт украдкой взглянула на часы на каминной полке. Времени оставалось в обрез. Ей страшно не хотелось тратить время на любезности, когда у нее на языке вертелось столько вопросов. Но если резко поменять тему, она вряд ли сумеет получить нужные ей ответы.
У нее на коленях лежал сверток, перетянутый бечевой, под которую она засунула пальцы.
– Я так удивилась, узнав, что вы устроились здесь. Представляете, моя старая школьная учительница – она уже на пенсии – живет в нескольких часах езды от меня. Я не могла не напомнить о себе визитом. У меня сохранились самые добрые воспоминания о годах, проведенных в школе Маргит.
Мисс Парем приподняла бровь.
– Неужели?
– О да. – Кейт порылась в памяти в поисках подходящего примера. – Бывает, я скучаю по нашему супу, такому питательному. Иногда мне не хватает занятий по благочестию. В последнее время так трудно найти пару свободных часов, чтобы спокойно почитать что-нибудь духовное.
Кейт прекрасно отдавала себе отчет, что ее сиротская доля оказалась счастливее, чем у многих других. Атмосферу в школе для девочек можно было бы назвать аскетической, но ее никто не бил, не морил голодом, не заставлял ходить в лохмотьях. Кейт завела подруг, получила образование. Но самое главное, ее научили музыке, и она добилась в этом кое-каких успехов.
В самом деле, ей грех было жаловаться. Школа дала Кейт все необходимое за исключением одного-единственного: любви.
За все годы, проведенные там, она так и не почувствовала себя любимой. Другой ребенок в такой ситуации вырос бы черствым, озлобленным, но Кейт просто не была создана для страданий и переживаний. Конкретных воспоминаний у нее не сохранилось, но в душе отложились какие-то неясные впечатления, связанные со временем еще до Маргита. Какие-то отдаленные отголоски счастья, эхом отзывавшиеся в каждом движении сердца.
Когда-то давно ее любили, Кейт знала это совершенно точно. Она не могла связать свои ощущения с каким-то определенным именем или человеческим лицом, но от этого ее чувства не становились менее реальными. Давным-давно она не была одна, у нее имелась семья, дом… Женщина, сидевшая напротив, была ее последней надеждой восстановить связь с прошлым.
– Вы помните тот день, когда я появилась в школе, мисс Парем? Я, наверное, была совсем крохой.
Старая женщина поджала губы.
– Не старше пяти. У нас не имелось возможности удостовериться.
– Ну разумеется.
Никто не знал точную дату рождения Кейт, включая ее саму. В бытность учительницей мисс Парем приняла решение, что все сироты, которые учились в школе, будут отмечать свои именины в один день – 25 декабря, в Рождество. Ей казалось, что такая связь со Святым семейством должна была служить девочкам утешением, в то время когда другие воспитанницы разъезжались на праздник по домам, к родственникам.
Как бы то ни было, но Кейт усматривала в таком решении чисто практический мотив. Если все дни рождения приходились на Рождество, значит, не было смысла вообще отмечать их. Можно было не тратиться на дополнительные подарки. Каждое Рождество девочки, находившиеся на попечении школы, получали одни и те же подарки: апельсин, ленту, аккуратно сложенный кусок узорчатого муслина, – потому что мисс Парем не одобряла сладости.
С тех пор явно ничего не изменилось. Кейт попробовала кусочек сухого безвкусного бисквита, который был ей предложен, и вернула остальное на тарелку.
Часы на каминной полке, казалось, застучали быстрее. До отправления почтовой кареты на Спиндл-Коув оставалось каких-то двадцать минут. Если она опоздает к отходу, ей придется провести ночь в Гастингсе.
Она взяла себя в руки. Прочь все колебания!
– Кто они были? – спросила Кейт. – Вы знаете?
– О ком это вы?
– О моих родителях.
Мисс Парем фыркнула.
– Вы находились под опекой школы. У вас не было родителей.
– Я это понимаю, – улыбнулась Кейт, пытаясь казаться несерьезной. – Но меня же не вывели из яйца, не так ли? И не нашли в капусте. Ведь у меня когда-то была мать, был и отец. По крайней мере, в течение пяти лет. Я настойчиво пыталась вспомнить хоть что-нибудь, но все мои воспоминание такие зыбкие и неуловимые, кроме одного: ощущения беззаботности. Помню что-то голубое: возможно, стены в комнате, но не уверена. – Двумя пальцами она стиснула переносицу и нахмурилась, заметив спутанную бахрому на ковре. – Может, мне так отчаянно хочется вспомнить хоть что-нибудь, что я начинаю фантазировать.
– Мисс Тейлор…
– В основном я вспоминаю звуки. – Кейт закрыла глаза, вслушиваясь в себя. – Звуки не сопровождаются картинками. Кто-то говорит мне: «Будь храброй, моя Кэти». Это голос мамы? Или отца? Те слова врезались в мою память, но, сколько ни старалась, лиц я так и не увидела. А еще звуки музыки: кто-то играл на фортепиано, причем непрерывно, – и песенка…
– Мисс Тейлор!
Когда старая учительница повторила ее имя, голос у нее треснул: не так, как лопается фарфоровая чашка, а резко, как ударяет хлыст.
Инстинктивно Кейт выпрямилась в кресле.
Острый взгляд пронзил ее.
– Мисс Тейлор, я категорически советую вам воздержаться от дальнейших розысков.
– Разве это возможно? Вы должны меня понять. Всю жизнь я хотела получить ответы на эти вопросы, хотя всегда слушалась ваших советов и вполне довольна своей судьбой. У меня есть друзья, мне есть на что жить, я занимаюсь любимым делом – музыкой, но до сих пор не знаю правды. Мне известно, что моих родителей нет в живых, но, возможно, остались какие-то родственники… Может, вспомните какие-то детали… имя, название города…
Старуха резко стукнула палкой об пол.
– Мисс Тейлор, даже если бы у меня были сведения, которыми я могла бы поделиться с вами, я никогда бы этого не сделала, а унесла бы их с собой в могилу.
Кейт откинулась на спинку кресла.
– Но… почему?
Мисс Парем ничего не ответила – лишь тонкие сухие губы сложились в недовольную гримасу.
– Вы никогда меня не любили, – вдруг прошептала Кейт. – Я знала это. Вы всегда давали мне понять через разные мелочи, не говоря напрямую, что доброта, которую вы проявляли, была вынужденной.
– Что ж, отлично! Ты права: я тебя никогда не любила.
Они смотрели друг на друга. Правда наконец вырвалась наружу.
Кейт изо всех сил старалась не показать, насколько разочарована и расстроена, но сверток с нотами, перевязанный бечевкой, соскользнул с колен. В ответ на это губы мисс Парем скривились в ехидной улыбке.
– И все-таки позволю себе спросить: за что вы меня осуждали? Я всегда была рада любой мелочи, которой меня дарили, не участвовала ни в каких проделках, не капризничала, а думала лишь об уроках, да и отметки получала прекрасные.
