Александр Мазин - Государь
Однако можно ли считать истинно верным самый старый документ только потому, что он – самый старый?
Между веком девятым и двенадцатым – триста лет. И лично присутствовать при событиях того времени не мог ни сам летописец, ни его предки минимум до десятого колена. А если допустить, что легендарный Нестор пользовался более древними документами, то почему не сделать аналогичное допущение и для хронистов века пятнадцатого?
А если предположить, что создатель ПВЛ, описывая приход варягов, опирался исключительно на сказания и предания, то и существование Рюрика следует взять под сомнение, не говоря уж о точности датировки.
История – занятная наука. Она как квантовая физика. Частенько вместо конкретного факта-точки мы имеем некий «вероятностный отрезок», в который укладываются все более-менее достоверные сведения. Наша задача – определить границы этого отрезка, а также изучить и проанализировать то, что оказалось внутри. Что мы только что и проделали. Изучили. Проанализировали. Сделали вывод: никаких исторически обоснованных «преимуществ» у года 862-го перед годом 852-м не имеется. Но, изучая прошлое, не следует забывать о настоящем, потому что оно, настоящее, не только результат прошлого, но и самый заинтересованный его… Как бы так помягче выразиться… Интерпретатор.
Итак, какой у нас нынче год? 2012-й.
Вот оно, заветное главное условие. Вот где, как выражаются кладоискатели, собака зарыта! Надо, чтобы дата для общероссийского праздника «основателя» получилась покруглее. Даешь 1150-летие Руси!
Нет, я не против праздников и юбилеев. Лишний раз вспомнить старину, пусть даже и чуток подправленную и приукрашенную, дело доброе.
Обидно другое. Год 2012-й пройдет (в общий абзац, предсказанный майя-поклонниками, я как-то не верю), а официальная передача лавров основателя русского государства Рюрику останется. Войдет в учебники и лекции университетских историков, которым звания и гранты дороже истины. И будет так. Запечатлеется навеки в сознании российского народа: именно варяг Рюрик создал государство Российское.
При всем моем уважении к скандинавским конунгам, к викингам, варягам и Рюрику в частности, создание государства – это не захват и «постановка на дань» коренных обитателей местности, где «прежде были словене». Да и взятие под контроль не слишком большой территории с городом Новгородом в центре никак нельзя считать основанием будущей великой империи. Тот же князь Олег – куда более масштабный устроитель. Это ведь он прошел победоносно от Новгорода до Константинополя, попутно подмяв под колено и Киев. Именно Олег собрал и подчинил себе многочисленные племена, отметился в зарубежных хрониках и заключил договор с главным торговым партнером Древней Руси Византией, то есть заложил будущего государства основу.
Что ж, с этим я бы согласился. С «основой». Но не более.
Потому что одной силы для создания государства – недостаточно. Проходят десятилетия, а то и годы – и захватчики растворяются среди коренного населения и становятся одним из населяющих территорию племен.
Для создания настоящего государства нужен стержень. Культурный, духовный, единый для всех входящих в пределы державы племен. Четкий вектор, ведущий державу в будущее.
И создал его не Олег, и уж тем более не Рюрик, а тот, кому по праву принадлежит звание создателя русского государства. Тот, кого ради «одноразового» юбилея пытаются спрятать в тени его героического (кто спорит!) прадеда Рюрика. Великий князь киевский Владимир. Вот первый кесарь-государь русский!
Чем больше я изучаю личность Владимира, его историю, его деяния, тем яснее осознаю масштаб этого потрясающего человека.
Признаюсь, когда-то он казался мне другим. После свершений его отца Святослава, величайшего полководца, покорителя царств, Владимир выглядел князем так себе. Братоубийца, который сначала ставил кумиров, потом их жег. Человек, который, если верить ПВЛ, «продал» византийскому императору собственных воинов… Князь, наплодивший сыновей и не позаботившийся о нормальном престолонаследии. Неважный правитель, плохой отец (как-никак, против него восстал собственный сын Ярослав), единственным достоинством которого можно считать Крещение Руси…
Но достоинство ли это? Стоит сравнить его методы (описанные в различных вариантах летописей) с методами княгини Ольги, тоже христианки и весьма прогрессивной правительницы, и возникает вполне справедливое сомнение… Нет, не в том, что сделал Владимир… В том, как он это сделал.
А что было бы, если бы победил не Владимир, а Ярополк? Может, убитый брат справился бы с духовным обращением Руси не хуже, а лучше?
Нормальный вопрос для того, кто пытается понять исторические процессы, какое бы время он ни изучал.
Например, что было бы, если бы в противостоянии Петр Первый – царевна Софья победила последняя? И процесс европеизации России, процесс неизбежный и закономерный, проводился не склонным к паранойе и крайностям Петром, а этой неглупой женщиной, имевшей куда больше прав на престол, чем, например, будущая императрица Анна Иоанновна? И был бы тогда сей переход более успешным, продолжившимся в потомках, и уж точно куда менее кровавым…
Замечательный повод для писателя-альтернативщика поупражнять фантазию. Но писателю-историку подобные допуски делать не подобает.
Их много, критических временных точек, когда те или иные правители-победители поворачивали развитие своих государств и народов.
А если бы на их месте были другие, проигравшие…
Но они проиграли. Точка. Госпожа История, как очень мудро замечено, «не терпит сослагательного наклонения».
Зато ее можно переписать. И не в художественной литературе, а по-настоящему, «по-научному». В угоду политической конъюнктуре, ради очередного научного звания… Или нечаянно – из-за собственного невежества или острого желания, чтоб всё было именно так.
Никто не может заглянуть в прошлое.
Зато любой может, изучив факты, материалы, сопоставив достоверность тех или иных источников, прийти к определенным выводам… нет, не единственно верным (не точка – отрезок, а еще точнее – территория вероятности), но куда более точным и справедливым по отношению к ее, Истории, героям.
И изменить собственное мнение, если факты противоречат тому образу, который возник и устоялся в сознании…
Всё, что было сделано Владимиром Святославовичем со дня его вокняжения в Киеве, – сделано во благо будущего государства. Даже разрушение церквей и устройство капищ есть не что иное, как попытка создания того самого «внутреннего стержня». А то, что случилось потом: превращение языческого князя Владимира во Владимира Святого – это Чудо. Знак Свыше. Знак Избранности. И царская корона, увенчавшая голову Владимира, женившегося на дочери и сестре императоров Византии Анне, которую прежде пытались сосватать и французский король, и германский император, – справедливая награда за то, что свершил сын великого Святослава. А те, кто упрекал и упрекает Владимира в жестокости… Им я предлагаю сравнить деяния его с методами насаждения Истинной Веры, которые использовали владыки-современники великого князя киевского. И вспомнить, что сила – самый действенный аргумент для тех, кто поклоняется идолам.
И еще. Я не рискнул вести повествование от имени главного ее героя, Владимира Святославовича. И вновь воспользовался приемом, какой использовал в начале своей «варяжской истории», – перенес в центр повествования моего «сквозного» героя – боярина Серегея. Мне так проще, потому что очень трудно, практически невозможно точно воссоздать образ мыслей человека десятого столетия, да еще такого, как Владимир Святой, отталкиваясь от единственного созданного им документа.
Так что говорить в этой книге будет не ее литературный герой, а подлинные дела героя исторического. А уж остальное вы, мои уважаемые читатели, домыслите сами.
Пролог
«Я, воевода великого князя Владимира Киевского, боярин Серегей, видел это. Я видел начало новой эпохи. Я видел, как страшный и грозный бог моего князя, бог его отца, деда и всех его пращуров, родовой бог всех варягов Перун Молниерукий, бог, с чьим именем на устах мы все сражались, убивали и умирали, бог, которым мы клялись, уплывал вниз по реке, навсегда покидая стольный град Киев.
Я видел, как слезы текли по щекам варягов. Слезы текли и по моим щекам. Я никогда не считал Перуна величайшим из богов, хотя моя вера в Спасителя не мешала мне чувствовать мощь варяжского бога.
Но не с Перуном прощался я в тот день.
Я прощался с эпохой.
Время старых богов истекло.
Так до́лжно.
Однако лучшие мои годы пришлись на это время, в которое забросила… нет, которое подарила мне Судьба. Или чудо. И в тот день, увлекаемый днепровским течением, уходил не только Перун. Сопровождаемое парой боевых лодий со знаменами великого князя, уходило славное время варяжского братства, время языческих празднеств, грешных и веселых… Вниз по зеленой днепровской воде уплывало оно к острову Хорса, чтобы встать там навсегда. Уже не богом, а всего лишь памятником былой славы ушедших в Ирий отцов и дедов. Там, на острове Хорса, погиб великий Святослав. Там должен был навсегда остаться и я, его воевода, но Бог и любовь сотворили еще одно чудо, и тогда, в последнем бою Святослава, погибло лишь мое прошлое: тот Сергей Духарев, который родился в двадцатом веке. А я, воевода Серегей, спафарий Сергий Иоанн, Сёрки-ярл из Гардарики, Зергиус, Серхи (и еще полдюжины имен с подобающими моему чину и положению приставками), этот я – жив, в свои шестьдесят девять лет еще достаточно силен, чтобы послать стрелу из степного лука и снести ударом клинка вражью голову. Это и есть я, а того, кто навсегда остался по ту сторону Кромки… или Вечности, его мне не жаль. Пусть он еще не родился, но его время иссякло. А мое, надеюсь, продолжится достаточно, чтоб увидеть, как мои внуки поведут на рать собственные дружины. И боевой клич „Русь!“ станет не менее грозен и славен, чем клич „Перун!“. Будут еще битвы, будет кровь и смерть… Но больше никто не умрет у черных от старой крови деревянных ног идола лишь потому, что таков был жребий. Ни один человек, свободный или холоп, мужчина или женщина, старик или ребенок, не расстанется с жизнью, чтобы Сварог, Дажьбог, Стрибог или иной кровожадный языческий демон не осерчал на своих почитателей. Теперь на этой земле один Бог и одна Вера, и я не сомневаюсь, что мой князь будет тверд в ее насаждении, потому что знаю – он Верит. А если сын великого Святослава во что-то уверовал, остановить его может только смерть. А уж мы, его ближники, позаботимся о том, чтобы Владимира не постигла участь отца…»
