Антон Демченко - Хольмградские истории: Человек для особых поручений. Самозванец по особому поручению. Беглец от особых поручений (сборник)
– Меклен Францевич, не подскажете, как я здесь оказался и куда мы едем?
Профессор вынырнул из своих размышлений, несколько секунд рассматривал меня отрешенным взглядом. Но вскоре до него дошел смысл вопроса.
– А вы разве ничего не помните, Виталий Родионович? – осведомился профессор, смерив меня цепким взглядом.
– Знаете, я даже свою смерть помню, – вздохнул я. – А вот что было дальше, как отрезало.
– Все бы вам, молодым, шуточки шутить, – покачал головой профессор, – да в подпитии по раскопкам шляться. А они, между прочим, под защитой государя. Так-то, юноша.
Раскопки… подпитие… Государь? Юноша?! Это я-то? Нет, мне многие говорили, что я в свои тридцать похож на мальчишку. Но это больше характера касается… А здесь. Да тот же профессор от силы лет на пять меня старше!
– Хм. Меклен Францевич, верите ли, но никаких раскопок я не помню, – тихо проговорил я.
– А что помните?
– Жертвоприношение.
Глаза профессора округлились.
– Что-о?! – Грац вскочил, выглянул в коридор и тут же захлопнул дверь, напоследок сделав какой-то пасс рукой. Купе погрузилось в абсолютную тишину. Даже стука колес не стало слышно. Профессор, с абсолютно каменным лицом, повернулся ко мне и, облокотившись на стену, сухо приказал: – Рассказывайте.
Хрен с ней, с этой звукоизоляцией по мановению руки, перемены в поведении самого профессора удивили меня куда больше! И куда только подевался милый «доктор»? Тяжело вздохнув, я принялся рассказывать, как по заказу одного уважаемого человека ввязался в поиски его дочери, сбежавшей из-под присмотра папиных охранников. Поведал, как нашел возжелавшую приключений «золотую» девочку среди повернутых на мистике придурков, как впоследствии оказалось, сатанистов. Здесь мой собеседник недоуменно приподнял бровь, но прерывать рассказа не стал, и я продолжил повествование. Рассказал, как, отказавшись от быстрого решения (мешок на голову, и к папе под крыло), вошел в их круг, чтобы иметь возможность внимательно осмотреться и прикинуть возможные варианты действий, и как глупо прокололся перед беглянкой… которая, не пожелав возвращаться в отчий дом, сдала меня своим приятелям, «чтобы проучили этого идиота». Ну а те, недолго думая, решили подарить меня своему «повелителю», заодно и избавиться от свидетеля их, не таких уж невинных, забав. Вот интересно, а до этой юной дуры вообще дошло, что это была вовсе не игра?
Молча слушавший меня, профессор только костяшками пальцев хрустнул, когда я рассказывал ему, как мне вскрывали грудную клетку.
– А потом я очнулся здесь. И как я понимаю, это отнюдь не моя страна и даже не мой мир, хотя и тут говорят по-русски, – закончил я свой рассказ. – Если, конечно, мне это все не мерещится в предсмертном бреду.
– Виталий Родионович, вы меня чуть до апоплексического удара не довели. Я уж думал, у нас опять эта зараза с жертвоприношениями появилась. Но идея насчет другого мира… Это вполне возможно. Насколько я знаю, ни наука, ни философия не отрицают возможности существования иных миров. М-да… Знаете, если бы я не видел шрам на вашей груди, сказал бы, что вы стали жертвой качественной иллюзии или были под воздействием галлюциногенов. Шрам, правда, выглядит так, словно рану вам нанесли минимум с полгода назад, но вот состояние тонких оболочек в данном случае говорит в вашу пользу… – задумчиво произнес профессор, вогнав меня в ступор.
– Тонкие оболочки?! Профессор, вы же ученый, неужели верите во всю эту ахинею?
– Вот как? – усмехнулся Грац, и над его рукой зажегся небольшой, но яркий огонек. – А это тоже «ахинея»?
– Е-ео-п. – Я охренел.
– Вот так-то, Виталий Родионович. – Огонек над рукой моего визави погас, и он опустился в кресло. Устало посмотрел на меня и заговорил: – Я приехал на Киевы горы по приглашению моего старинного приятеля – археолога, профессора Ренского. Свенельд Нискинич как раз собирался начать там раскопки, а мне было интересно приложить свои знания и методы в таком необычном деле. Вот в одном из раскопов мы вас и нашли. С вечера яма была пуста, а утром, глянули, лежит на обожженном камне человек. Голый. Пришлось мне вами заняться. Съездили в Киево городище, сняли в управе метрики по уезду, сверились. Нет такого. Я дал запрос в местную канцелярию. Пусто. Вывод? Надо везти вас в столицу и там уже разбираться. Заказал билеты до Хольмграда, и вот… Завтра уже будем в столице.
– Но зачем это вам? – не понял я.
– Как это «зачем»? – даже удивился Грац. – Обязан, по Уложению. К вашему сведению, по велению Святослава Ингваревича, батюшки-государя нашего, любые археологические исследования должно проводить только в присутствии чиновников от Особой канцелярии. И любые происшествия во время раскопок в их ведении. Вот я и есть тот чиновник. Собственно, потому приятель меня и звал в свою экспедицию, не хотелось ему с дуболомами местными вошкаться.
– Вы же говорили, что являетесь профессором Хольмского университета, – напомнил я, холодея от одной мысли, что сам, своим, неожиданно оказавшимся таким длинным языком, сдал себя в руки местной спецуре. А что еще могут обозвать Особой канцелярией?
– Именно так. Но поскольку моими заключениями пользуются при расследованиях, проводимых Особой канцелярией, я и был произведен в чин коллежского советника этого ведомства. Но за советом из канцелярии приходят не так уж часто, а чин при мне постоянно. Вот и пользуется Свенельд близким знакомством. Не любит он с местными властями работать. Уж больно, говорит, на руку нечисты, – пояснил Грац.
– Дела-а, – протянул я. – И что теперь со мной будет?
– Да ничего страшного, – отмахнулся спецпрофессор. – Сверим общие метрики и, ежели за вами, юноша, худых дел нет (а их, с учетом вашего рассказа, полагаю, и быть не может), выдадим паспорт. Устраивайтесь, живите. Только законов не нарушайте. А то идите учиться. С дипломом-то всяко сподручней на хлеб с маслом зарабатывать.
– Да ну! Что-то не верится. Неужели к пришельцу из другого мира возможно такое вот простое отношение? – ухмыльнулся я.
– А что, у вас не так? – удивился профессор.
– У нас по-всякому бывает. – Я вздохнул. – Вот только отчего-то среди народа бытует мнение, что даже если появится какое чудище пятиногое из иного мира, его тут же спецслужбы сцапают и на опыты пустят.
– В чем-то, конечно, народ прав, – покивал профессор и рассмеялся. – По крайней мере, я вас уже «сцапал», если, конечно, правильно понял слово «спецслужбы». Вот только не вижу смысла пускать вас на опыты. Вы же не чудище пятиногое. Обычный человек. С тем же успехом можно отправить на стол прозектора любого ваганта-философа.
– Почему именно философа? – Я не сдержал ответной улыбки. Слова профессора меня несколько успокоили.
– Ну голубчик, – развел руками Грац. – А где, по-вашему, люди должны обучаться обращению с тонкими оболочками и энергетикой, на уроках биологии?
– Ек. – Я опешил. – Получается, что любого человека таким фокусам с огоньком обучить можно?
– Было бы желание, – утвердительно кивнул Грац.
– Это что, я вслух, что ли, сказал? – пробормотал я, и профессор снова изобразил китайского болванчика.
– Хм. Побочное действие пилюли-говоруна. Уж извините, но мне нужна была ваша полная откровенность, – ни капли не смутившись, развел руками профессор и тут же протараторил, заметив, как изменилось выражение моего лица: – Зато теперь действительно нет необходимости в долгих и нудных расследованиях. Вам же лучше, не так ли?
Ну профессор, ну кот ученый, гэбня кровавая, пицот мильёнов честно замученных! Или это из другой оперы? А, один черт! А я-то еще удивился, с чего бы на меня такая говорливость напала? Чуть по именам заказчика с дочкой не назвал. Да сроду за мной такого не водилось. А он, оказывается, мне местную сыворотку правды подсунул, «для оживляжу разговора»! И ведь не обидишься. Действовал-то он не из корыстных побуждений, а исключительно «на благо Родины». То есть обидеться-то можно. А смысл? Что мне это даст в нынешних, фиговых обстоятельствах?
– Виталий Родионович. – Грац, явно почувствовавший мое состояние, поднялся с кресла и всучил мне в руки открытый бумажник с укрепленной в нем бляхой в виде красного щита, на котором был изображен глаз под короной. Профессор вытянулся передо мной по стойке смирно, и лицо его при этом было абсолютно серьезно. – Я приношу вам извинения за свои действия. Но если вы посчитаете это недостаточным, я готов выйти на хольмганг по прибытии в столицу с любым, угодным вам оружием или без оного.
Если я правильно понял, господин профессор готов биться со мной на дуэли. Правда, насчет оружия, точнее его отсутствия, как-то недотумкал. Вроде бы дуэли всегда проводились на чем-нибудь остром или громко стреляющем. А вот без него… Смерив сухощавую фигуру профессора оценивающим взглядом, я вздохнул. Соплей такого, конечно, не перешибешь, но и на тренированного бойца господин Грац явно не тянет, как и меня не тянет начинать новую жизнь с избиения местного научного светила… А в том, что начинать новую жизнь придется обязательно, я уже не сомневался. Да и вообще лучше бы сохранить дружеские отношения с профессором. Все же я в здешних реалиях ни бум-бум, а устраиваться как-то нужно будет. В этом мой визави абсолютно прав, и помощь его может оказаться очень кстати, значит…
