Запорожье -1. Провал - Безбашенный
Огнестрел, конечно, основное оружие на случай заварухи. Забавно выглядят в приделанных к поясным ремням самодельных петлях деревянные тренировочные мечи, но резиновых охреначников на всех не хватает, а настоящие трофейные мечи давать им рано — не научились ещё толком обращаться, а отмахаться в случае чего можно и дубовым, для кого-нибудь за своей спиной драгоценные секунды выигрывая, за которые тот огнестрел свой применит. Все, кому здоровье позволяет, учатся обращению и с холодным оружием, дабы и рукопашного боя не бояться, но пока их обучение только в самой начальной фазе, и дай бог, чтобы не случилось настоящего рукопашного боя, поскольку к нему не готовы катастрофически. Стыдно признать, но от туземной пацанвы в этом смысле больше толку. Они и с топором все обращаться умеют получше любого из них, коренных запорожцев, и с охотничьей рогатиной, тем же копьём по сути дела. Некоторые довольно ловко и щитом орудуют, хоть и тяжеловат для них большой военный. На охоте-то, когда нужен, не такой применяется, а поменьше и полегче. Но главное — кое-что умеют.
Поэтому им-то и дали и копья с секирами, и щиты, которыее полегче, и шлемы трофейные, и поддоспешные куртки, которые потолще. Дали бы и кольчуги, но пацанве в них тяжеловато ворочаться, а если дойдёт дело до рукопашки, то проворство важнее. Тут ведь не надо героически одолеть противника в честном единоборстве, тут надо занять его и продержаться, пока его кто-нибудь из запорожцев не завалит из своей громовой палки. И тоже дубовые мечи в поясных петлях болтаются у многих. Драться ими всерьёз никто, конечно, не собирается, но это важный символ принадлежности к числу претендентов на настоящий боевой меч, когда научатся обращаться с ним на учебном деревянном. А пока из коренных запорожцев только у капитана Зозули трофейная сабля на боку, ну так он же и обращаться с ней умеет, а из туземцев — франкский меч только у Стемида, дружинника несостоявшегося, тоже обращаться с ним умеющего. Он-то, собственно, и учит ведь бою на мечах и соплеменников, и коренных запорожцев. Но пока — далеко ещё до его уровня и тем, и другим. Если спецназа не считать, то у туземной пацанвы в среднем получше учёба идёт, но и им ещё учиться и учиться. К настоящему рукопашному бою с настоящим, а не условным противником катастрофически не готовы ещё и они.
Стемид и сам морщится, прекрасно зная настоящую цену как подопечным, так и самому себе. Хоть и обрядили его единственного в чешуйчатую бронь, но больше ведь для авторитета, чем по делу. За неимением настоящих гридней приходится быть за гридня и бывшему дружинному отроку. Но изобразить — одно, а заменить на деле — совсем ведь другое. И дайте-то боги, чтобы не достался ему в случае чего в противники печенежский вятший или матёрый дружинник печенежского хана, с которым ему не справиться, и вся надежда тогда будет только на ближайшего запорожца с его железной громовой палкой. А всем остальным ещё очень повезёт, если справятся и с простым печенежским пастухом, с которым наверняка справится он сам. И поэтому — дайте боги, чтобы не ошиблись вятшие запорожцы, которые считают, что вряд ли нападёт вся орда, а могут напасть на них только шпыни ненадобные, ослушники ханской воли. Если правда, что говорил уже их хёльг по говорящему ларцу с аланами, и это они сказали, что нападения не будет, тогда хорошо, но как быть уверенным в том, что это правда, а не чья-то выдумка? А разве редко бывает так, что кто-то не так расслышит или не так поймёт, а недопонятое от себя присочинит, и так при каждом втором пересказе? И гуляет по народу слух, в котором правды меньше трети. И поди ещё разберись, какая его часть всё-таки правдива.
Об аланах-то не первое и даже не третье поколение наслышано уже, что они не обманывают, и их слову, если понял его правильно, верить можно. И если это они говорят о мирных намерениях печенежской орды, то хвала богам. Но точно ли это их слова? Что, если кто-то что-то недопонял и переврал? Тогда — плохо может оказаться дело. Если нет у печенегов мирных намерений, и налетят всей ордой — стремительна печенежская конница, и всю её не остановить даже стрелкам запорожцев. И если дойдёт дело и до рукопашного боя, для многих он окажется последним. И у запорожцев-то мало искусных в нём бойцов, больше на палки свои громовые полагаются, а от этих мальчишек чего ожидать? Секирой привычной с врагом в бою рубиться — это им разве дрова колоть?
И не их в этом вина, и не его. Разве обучишь ты хорошего бойца за несколько дней? Самого-то его сколько учили? И кто учил? Не вчерашние отроки, а матёрые гридни, а случалось, что и из старшей дружины кто-то поразмяться с отроками не гнушался, если был в настроении, и у всех их — опыт настоящих боёв. А какой опыт у него, даже молодым гриднем так и не ставшего? Но кроме него больше-то и учить их некому, и чему успел из того, чему мог, тому только научил. Совсем неумелую деревенщину — уже и побьют, если численность будет равной, но против умеющих хоть что-то — слишком рано выставлять их на настоящий бой. А у печенегов, как бывалые гридни говорили, каждый их пастух — хоть и плохонький, но боец. Мало у кого из них есть сабля, но секира или булава у каждого, не говоря уже о луке со стрелами и копье, и обращаться со всем этим они умеют.
И опыт наверняка имеют многие. Это русы дружиной в поход ходят, охочими людьми только её дополнив, а у печенежского хана какая дружина? Без ополчения своих пастухов ни к Вышгороду бы их орда не подступила, ни Свентислейфа на обратном пути из Болгарии не уничтожила бы. И ещё говорят, что хазарам в помощь дают отряды своей конницы куда-то аж за Итиль-реку, и с кем-то они там воюют, а как одни там повоюют, их другими заменяют, так что много у печенегов таких, повоевавших и воевать умеющих.
