Дядя самых честных правил 8 - Александр Горбов
Тайный экспедитор захрипел и выгнулся дугой. Взмахнул руками, пытаясь заблокировать течение эфира, но не смог ничего сделать и рухнул на колени, мелко трясясь и вращая глазами.
Мне тоже пришлось не слишком сладко. Воздух в лёгких стал раскалённым, словно я вдохнул жар из печи. Ноги сами подкосились, вынуждая упасть на четвереньки. Но Анубис был рядом и тут же кинулся гасить пламя в груди — облачка раскалённого эфира с кашлем вылетали изо рта, марая багряный пол чёрными пятнами.
— Вот так-то лучше.
Голос «боярыни», неожиданно сильный и низкий, звучал властно и спокойно.
— Смотрю, за время моего отсутствия дворня стала слишком наглой и самовольной. Забыли, как государыне кланяться, холопы?
В меня ударила волна эфира, ледяного и колючего, заставляя ткнуться лбом в пол. Вот же дрянь такая!
— Ничего, — «боярыня» засмеялась, — вспомните ещё. Недолго мне томиться здесь осталось.
Смех перешёл в громовые раскаты.
— Бойтесь! Возвращается царевна царьградская в мир живых!
Царевна? Царьградская⁈ Меня озарила догадка — Зоя Палеолог, вот это кто! Племянница последнего императора Византии, выданная замуж за Ивана Третьего, бабка Ивана Грозного. Господи, а она-то из какой преисподни вылезла? Два с половиной века прошло же!
— Царство моё грядёт, как завещано! — торжественно объявила мёртвая государыня. — Порфировая либерéя да исполнит обещанное!
Либерéя? Библиотека? Та самая, привезённая Зоей в качестве приданного и спрятанная Иваном Грозным? Да нет, при чём здесь книги-то? Скорее, от латинского «libertas», свобода. Вот эти вот багряные плиты с нарисованной октаграммой, они и есть какой-то магический артефакт непонятного назначения.
Внимание покойницы ослабло. Она отвернулась, снова принявшись за свои Знаки. Тонкие линии в воздухе наполнялись эфиром, переставали дрожать и натягивались тугими струнами. Стоит дёрнуть их — и зазвучит музыка, грозная и величественная. Вот только, боюсь, никому из живых она не понравится.
Анубис качал силу, пытаясь вывести меня из-под влияния мёртвой царицы. Я, как мог, помогал ему и одновременно разглядывал фигуры, которые чертил призрак. Без сомнения, это были те самые символы из бумаг Сумарокова. Утерянные Печати Восточной традиции. И теперь, видя, как они разворачиваются и начинают действовать, я мог точно сказать: они годятся только для одного. Для деланного варианта некромантии — возвращения к жизни духа умершего. И судя по длинным эфирным тяжам, протянувшимся к распластанной на полу девушке, для этого требуется кровь и жизненная сила живого существа.
А вся эта комната, Порфировая либерéя, всего лишь станок, помогающий осуществить задуманное. Уж не знаю, какой умник посчитал её библиотекой. Нет, это страшный жертвенник, перекачивающий жизненную силу. Подозреваю, что и живые императоры Византии пользовались её услугами, продлевая себе жизнь.
— Пора!
Мёртвая царица воздела руки и запрокинула голову.
— Порфировая либерéя, взываю к тебе! Возьми силу этих живых и дай мне, наследнице и хозяйке Царьграда!
Знаки и Печати пришли в движение, вращаясь вокруг октаграммы с низким гулом, будто громадные шмели.
— Возроди меня…
Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Нет уж, никакого возрождения не будет. Никаких старых цариц и древних артефактов. Печати Восточной традиции, говорите? Сейчас проверим, как они работают в экстремальных условиях.
Пальцы вынули из пустоты Последний довод. Вскинув посох, я не стал творить заклятия и кидаться силой. А просто начертил в воздухе символ Z высотой в собственный рост. Если small wand легко чистит объём пространства, размером в четверть кубической сажени, то grand wand должен веником вынести всё местное подземелье!
Ухнуло так, что Орлова и Шешковского опрокинуло на пол и протащило десяток шагов назад. Ажурные структуры Знаков и Печатей порвало на мелкие тряпочки, разметав эфирные ошмётки по стенам. А звезда на полу потускнела и покрылась трещинами. Призрак затрепетал в воздухе и стал полупрозрачным. Он разевал рот, силясь что-то сказать, но не мог извлечь даже слабого звука.
Вскочив на ноги, я рванул к призраку. Врезался в него на полном ходу, обхватил руками и дёрнул нас обоих, уводя мёртвую царицу за грань.
Глава 11
Под покрывалом
Переход дался мне нелегко. Мёртвая царица вырывалась, не желая покидать мир добровольно. Но силы были неравны, и я выдернул её, как морковку с грядки. Перед глазами поплыло, как бывало всегда во время выхода за грань. Я зажмурился на мгновение, а когда открыл глаза, подземелья вокруг уже не было.
Но вместо поля и прохладного тумана в лицо дохнул сухой горячий воздух. Передо мной возвышались толстые колонны из жёлтого камня, украшенные странными значками. Глаза, жуки, птицы, закорючки и закруглённые кресты, а над ними — плоские фигуры людей с головами животных.
— Ненавижу!
Я обернулся на крик. Мёртвая царица, обрётшая плоть, вперилась в меня с такой злобой, что могла раскрошить камень. Но я смотрел не на неё, а на то, что было у неё за спиной.
Огромный зал, со стенами из того же жёлтого камня, рассечённый столпами света, лившегося через проёмы в потолке. А точно напротив меня у дальней стены стоял массивный трон. Из слоновой кости, украшенный сияющими разноцветными камнями, с толстыми изогнутыми рогами, поднимающимися над резной спинкой.
Подле него стояла женщина в свободных ниспадающих одеждах с лицом, закрытым полупрозрачным покрывалом. Не знаю откуда, но я точно знал: если откинуть тонкую ткань, то можно увидеть самую прекрасную женщину или, наоборот, ужасное чудовище. И от меня не зависит, какой лик будет явлен.
От незнакомки веяло титанической мощью, как от самого сильного Таланта. Но не спрятанного внутри неё, а обнажённого, как клинок меча. Будто она сама и была Талантом, сплетённая из чистой силы.
— Как хорошо, что вы заглянули ко мне. Люблю гостей. — Под покрывалом легко угадывались полные чувственные губы, тронутые улыбкой. — Жаль, что они редко приходят.
Женщина сделала шаг вперёд и протянула руку.
— Иди ко мне, девочка. Он обижал тебя, грубый некромант? Не бойся, я помогу тебе, бедняжка.
— Госпожа!
Мёртвая царица опрометью кинулась к незнакомке. Схватила её ладонь обеими руками, припала поцелуем и тут же вскрикнула, словно уколовшись об иглу. Попыталась отстраниться, но не успела. Зоя Палеолог выцветала сгорающей бумагой. Лицо, яркие одежды и украшения поблёкли, становились серыми и безжизненными. Миг — и она осыпалась на землю горсткой пепла, которую подхватил налетевший сквозняк и развеял без остатка.
— Какая сладкая душа, — незнакомка причмокнула
