Иуда - Елена Валериевна Горелик
Я просил не милостей, а вразумления. И капельку удачи. Судя по тому, что за новость тайно принёс после молебна верный сердюк, кто-то там наверху меня услышал.
— … Слово есть к тебе, пане гетман, — шепнул он мне, когда я, отвесив последний поклон на выходе из церкви, надел шапку с меховым околышем и пером, приколотым к оной драгоценной брошью.
— Проводи меня, Дацько, что-то худо стало, — в голос повздыхал я, держась рукою за сердце. — Годы мои, годы…
Казак по прозвищу Незаймай был приближен мною недавно, заменив одного из тех, кого я рассовал по дальним крепостям под предлогом «быть там моими глазами и ушами». Самое интересное, что наслышан о нём я был задолго до того, как оказался…в прошлом. Он — предок моих старых знакомых, матери и сына, людей достойных. Если и пращур таков, то мне повезло обзавестись верным союзником. Гультяй, конечно, как и все тутошние казаки, но голова у него основательная, да и совесть в наличии. Не побежит продавать меня, хоть на ту сторону, хоть на эту — при условии, что и я не стану наглеть. А заметил я его к себе после весьма странной истории: Дацька обвинили, ни много ни мало, в работе на…поляков. Изучив, так сказать, материалы дела, я пришёл к выводу, что кое-кто — не будем тыкать пальцем — попросту решил подставить казака под петлю вместо себя. Ну, ну. Парня оправдал — что было нетрудно, так как он и впрямь был невиновен — к себе приблизил. Теперь не вижу в своём окружении никого преданнее.
— Сплетню худую сего дня слышал, пане гетман, — негромко сказал мне Дацько, едва мы оказались в «кабинете» — горнице с письменным столом — без лишних свидетелей. — Болтали, будто ты грамоту подписал о подданстве королю шведов.
— Ничего я не подписывал, — искренне удивился я. Кстати, это была чистая правда: никаких автографов ни под какими грамотами подобного содержания я точно не ставил.
— Знаю, пане гетман, оттого и удивился, — продолжал казак. — То ты недужным лежал, то князь у нас гостил, да и не было вокруг никого из вызувитов, чтоб такие паскудные грамоты тебе возить. А сплетня есть.
— Догадываюсь, кто мне такой…подарочек подкинул, — помрачнел я: видимо, иезуит решил действовать от моего имени. И ведь наверняка слух по Батурину запустили его люди — чтобы я не вздумал рыпнуться в сторону Петра, не искал его защиты. — Что ж, коли они мне такую подлость учинили, так и я без дела сидеть не стану… Помоги мне за столом разместиться. Письмо напишу, да грамоту, на сей раз истинную, а не подложную.
…Я не отказал себе в удовольствии мысленно прочитать содержимое письма Ивану Степановичу и долго слушал, как он обзывал меня последними словами.
«Не жить нам после такого! — мысленно вопил он. — Думаешь за меншиковский полк спрятаться? Не выйдет! Только приблизишь то, от чего спастись хочешь, ведь казаки Батурин штурмовать станут! И шведы после той грамоты явятся!»
«Убавь звук, — странно, но сейчас я был на диво спокоен. — То есть ты в курсе, что грамота поддельная, но возражений не имеешь?»
«Я бы подписал! И печать приложил! И тебя бы удавил, коли б мог!»
«Охотно верю. Но сейчас рулить буду я. А ты, сукин сын, мне ещё спасибо потом скажешь — за то, что шкуру твою спас…»
После письма я «начертал» грамоту своей рукой, не доверяя писарям, подписался полной титулатурой Мазепы и приложил его печать… Маловато за мною штыков и сабель, но я сижу в гетманской столице, в провиантских магазинах до фига всяких припасов, мои недруги разобщены или разбросаны по всей Малороссии, а настроения населения далеко не в пользу шведов и поляков. И если иезуиты решили ускорить события, то я тоже полон сюрпризов.
Тем более, что сегодня на календаре 28 сентября 1708 года по старому стилю. Именно сегодня, прямо сейчас, идёт битва при Лесной. При любых раскладах Левенгаупт потеряет половину своего корпуса и весь обоз. А значит, Карлу останется только одно: поворачивать на юг. Он-то наверняка поверит подложной грамоте и прежним обещаниям Мазепы. Но когда свой ход сделаю я, то и Пётр тоже ускорит события. Сюда, к Батурину, не один Алексашка явится, а вся армия. А что после утраты провианта сделает Карл? Правильно — помчится отбирать его у меня.
Не будет Полтавской баталии, а случится сражение при Батурине? Причём, значительно раньше?
Кто знает, может, именно так и должно было случиться. Ведь только измена Мазепы позволила шведам хозяйничать на гетманщине лишних три четверти года. А полковники… Орлика я нейтрализовал, опасных рассредоточил по территории, а колеблющиеся не станут мне перечить — особенно когда узнают, что сюда идёт армия Петра.
Но курьера на север надобно отправить прямо сейчас. И доверить письмо я могу либо верному Дацьку, либо кому-то из царских офицеров. И чтоб передать то письмо через Дацька — не самому же к полковнику идти. Кстати, а ведь Меншиков мне подогнал ещё одну известную личность. Знаете, что за полк сейчас встал в Батурине и кто его полковник? Тверской пехотный. А командует им Алексей Келин. Тот самый, который не дал Карлу взять Полтаву. Этому можно верить на все двести процентов.
Везение? Не думаю. Скорее, воля Божия. Тем больше у меня решимости сделать шаг, после которого возврата не будет, во всяком случае, для Мазепы.
Взгляд со стороны
Этот чёртов папист лжёт. Бумага явно подложная: Карл прекрасно знал руку гетмана Мазепы, и как выглядит его печать, тоже был в курсе.
Иезуиты решили сыграть в свою любимую игру? А что будет, если проиграют?
Вот-вот должен подойти корпус Левенгаупта — с подкреплением и огромным, с трудом собранным в Польше обозом. Тогда шведская армия сможет снова навестить русских, но уже в окрестностях Смоленска, откуда пришлось отступить после той истории у деревни Раёвки. Славная была драка, королю шведов понравилось: русские едва ли не впервые показали себя достойным противником, а не толпой кое-как обученных новобранцев. Карл был бы совсем не прочь устроить генеральную баталию, но солдат следовало сперва как следует накормить. Сытый каролинер сражается лучше голодного, в этом
