Новое оружие - Василий Анатольевич Криптонов
Глава 11
Борис слушал меня так, будто я голосом с небес надиктовывал ему священное писание.
— То есть, говорить уверенно и дать каждому задание — и всё? В этом заключается роль капитана?
— Это — одна из необходимых компетенций, — поправил я. — Знания и опыт нажить не так уж трудно. Решительность и умение брать на себя ответственность — это качества, которые можно и нужно развивать. Но развивать качества — сложнее и дольше, чем приобретать знания и опыт. Поэтому если бы я выбирал между решительным командиром без опыта и опытным, но таким, который не в состоянии определиться, что ему съесть на завтрак — выбрал бы первого. Хотя в жизни, слава богу, подобные крайности встречаются очень редко.
— Почему?
— Ну, хотя бы потому, что нерешительный командир вряд ли сумеет нажить достойный опыт. Его просто-напросто убьют раньше, чем он получит этот опыт — причём, возможно, свои же. Или разжалуют — такое тоже бывает. А решительный командир приобретает опыт быстро потому, что никого не спрашивает, можно ли ему поступать так или иначе.
Теперь усмехнулся Борис.
— Значит, — с грустью сказал он, — то, что я консультируюсь с тобой, уже плохой признак?
— Вовсе нет, — качнул головой я. — Это как раз — хороший признак! Кидаться вперёд очертя голову — иногда полезно, а иногда только так и можно поступить. Однако если есть время и возможность провести разведку, только безумец этой возможностью не воспользуется. Плохим признаком будет, если во время Игры вы побежите ко мне с криком: «Костя, помоги!»
— Ну, уж до такого я не опущусь, — содрогнулся Борис.
— Шучу, — улыбнулся я. — Уверен, что вы так не сделаете, — хлопнул его по плечу. — Выше нос, ваше высочество! Всё будет отлично.
Поблагодарив меня, Борис встал со ступеньки и пошёл вверх, на второй этаж. Джонатан почтительно отступил в сторону — как-никак, сын государя императора, не хухры-мухры.
— И ещё кое-что, — окликнул я Бориса.
Цесаревич, уже шагнув было на порог, обернулся:
— Да?
— Вы, возможно, думаете, что благодаря вашему положению все будут слушаться вас просто по определению, вне зависимости от того, что и как вы приказываете. Так вот: ничего подобного. Ваши сокурсники — подростки. К тому же, они старше вас. Мозг их понимает, что вы — сын императора, но подросток тем и отличается от взрослого человека, что мозг у него всегда — всегда! — проигрывает гормонам. А гормоны, особенно во время соревнования, будут подталкивать этих ребят к доминированию. Они будут постоянно испытывать вас на прочность — так или иначе.
— И что же мне делать? — нахмурился Борис.
— Ставить однокашников на место и напоминать им об иерархии. Никаких угроз, только действия. Угроза, если её не исполнить, работает против того, кто угрожает. Поэтому лучше сразу врезать в челюсть.
— Бить людей? — Кажется, Борис побледнел.
— Хуже. — Я встал и тоже поднялся по ступенькам. Подошёл к великому князю. — Бить друзей. И бить хорошенько, с силой. А потом вести себя так, будто для вас это в порядке вещей. Речь не обязательно о физическом ударе, не волнуйтесь. Это может быть слово, жест, взгляд — главное, чтобы забывшийся дурачок воспринял ваше действие как удар.
Борис молчал. Эту черту, похоже, ему будет очень тяжело переступить. Если вообще возможно.
— Если кто-то говорит, что быть командиром — хорошая должность, он явно говорит это из штаба, — улыбнулся я. — А в бою всё гораздо проще и страшнее.
— Проще? По-моему, тут как раз сплошные сложности.
— Это только кажется. Но, знаете, что?
— Что?
— Далеко не всем дано быть командирами, Ваше высочество. И далеко не всем это нужно. Обстоятельства требуют от вас сыграть эту роль сейчас — так сыграйте. Так достойно, как только можно. А потом запросто сможете умыть руки.
* * *
Вернувшись в комнату, я сел за стол и, зевнув, положил перед собой книгу. Ту, что забрал из логова созерцателей Тьмы. Борис не обратил на неё внимания. Мы ведь, как-никак, в учебном заведении находимся — так почему бы мне не таскать с собой книгу? А имя на обложке я старался не показывать.
— Ну и что же ты, мать твою, такое? — пробормотал я.
Поднял голову, посмотрел на верх перегородки. У Мишеля в соседней комнате тоже горел свет, но его голова над перегородкой не торчала. Это хорошо.
С тех пор, как Мишель завоевал сердце ненаглядной Аполлинарии Нарышкиной, он стал гораздо более уверенным в себе и меньше искал моего общества. Да и вообще, за год в аристократической среде изрядно пообтесался и стал чувствовать здесь себя как рыба в воде. Ну и подарок императора — дом в Петербурге — тоже не мог не повлиять на самооценку Мишеля.
У всех моих друзей и близких, в общем-то, всё хорошо, у всех всё налаживается. Если только не брать в расчёт малюсенький нюанс: мир окружила Тьма и собирается вот-вот его сожрать. И как с ней бороться — мы не знаем.
Я открыл книгу, снова пробежал взглядом пару абзацев. Всё та же претенциозная муть про то, что Тьма не может не победить. Все обращения ко мне лично исчезли, вновь заставив меня усомниться в собственном здравомыслии.
Эх, вот кого сейчас не хватает — так это Кристины! Она обожает копаться во всяких фолиантах. Ей я бы мог показать книгу, и мы бы довольно быстро вычислили, с чем проблемы: с трудом господина Юнга или с моей головой. Конечно, у меня остались все остальные Воины Света, но они, как ни крути, ровесники Кости Барятинского, что душой, что телом.
Есть, конечно, Витман. Но он — моё непосредственное начальство в первую очередь, и только потом — друг. А кто ещё? Император? Дед?
Я поморщился. Ладно! Не в первый и не в последний раз я остаюсь один. Разберусь как-нибудь сам. Для начала попробуем установить закономерность. Может быть, к примеру, книга отвечает на вопросы?
— Как мне победить Тьму? — негромко произнёс я, сверля взглядом страницу.
Поначалу ничего не происходило. Но когда я моргнул — крохотную долю секунды мои глаза были закрыты — текст в книге изменился.
'Победить Тьму? Это известно даже ребёнку с карманным фонариком. Тьму побеждает свет. И ребёнок может долго резвиться, размахивая своим нехитрым устройством, воображая себя воином, побеждающим врага. Тьма снисходительна и терпелива, она отступит. Однако батарейки разряжаются, а лампочки перегорают. И внезапно ребёнок обнаруживает себя во тьме. Так всегда бывает, иного исхода нет.
Понесла ли тьма какой-либо урон оттого, что ребёнок посветил в неё фонариком несколько мгновений? Нет. Но ребёнок понёс урон: он лишился фонарика и единственной защиты. Всё, что вы делаете против Тьмы, выглядит именно так. Боритесь. Сопротивляйтесь. Истощайте себя и свой мир. Продолжайте бороться — и Тьма придёт. Сложите оружие — и Тьма придёт. Наивно было бы думать, будто от ваших действий зависит хоть что-то'.
— Забавно, — тихо сказал я. — Тьма, если верить тебе, в любом случае победит, но, тем не менее, ты целый год почему-то настойчиво пытался меня убрать. Спрашивается, с чего вдруг такая честь?
Я ждал. Закрывал и открывал глаза. Но книга хранила высокомерное молчание.
Ну вот, Капитан Чейн, поздравьте себя с очередным жизненным достижением: вы переспорили книжку.
Из нашей беседы можно сделать кое-какие предположения. А точнее — два. Не исключающих друг друга. Первое: наверное, способ решить вопрос с Тьмой радикально всё же существует, иначе книга продолжила бы глумиться. И второе: может, книга просто понятия не имеет, как ответить на мой вопрос. С чего я вообще взял, будто книга равна Юнгу? Да,
