Мент. Одесса-мама - Дмитрий Николаевич Дашко
— Благодарю вас, — я отхлебнул ароматный напиток из чашки. — Очень вкусно. А этот ваш финдиректор, он вообще что за человек?
— Хороший человек, воспитанный. Вежливый, голос никогда не повышает, — затараторила Сонечка.
Минут через десять разговора, я понял, что свалял дурака — этот цветник нельзя было собирать в одном месте, если хочешь что-то узнать — необходимо опрашивать каждую по отдельности.
— Девочки, можно мне на какое-то время занять кабинет Акопяна, раз уж его сегодня нет на работе.
— Конечно-конечно, — решительно кивнула Роза Абрамовна.
Кабинет финдиректора от общего помещения отделяла только тонкая фанерная стенка, но уж лучше так, чем без ничего.
— Тогда я с вашего позволения перейду туда. Роза Абрамовна…
— Да, Григорий Олегович.
— Помогите, пожалуйста, мне освоиться. Заодно и поговорим.
Щёки Розы Абрамовны вспыхнули румянцем, будто я предложил ей как минимум интим. Она слабым голосом произнесла:
— Ну разумеется. Идите, я всё вам покажу.
Замка в кабинете Акопяна не было и обставлен он был довольно скромно: неказистый стол с поцарапанной столешницей, абсолютно несерьёзного вида сейф, в котором вряд ли можно хранить что-то ценное, несколько разномастных стульев, из украшений вырезанная из дореволюционного журнала картинка, вставленная в самодельную рамку.
Акопян курил, стряхивая пепел в расколотую фарфоровую пепельницу. От моего взгляда не укрылось, что в пепельнице лежали окурки от двух типов папирос: грубых мужских, вонявших как носки, которые неделю не меняли, и более изящных женских папиросок со следами помады.
Этот факт показался мне весьма любопытным.
— Скажите, Роза Абрамовна, скажите пожалуйста, а кто у вас в коллективе курит из женщин? — неожиданно спросил я.
Она замерла, удивлённая этим вопросом.
— Курит? Только наш курьер Маша.
— Маша, значит, — протянул я.
Странно, никаких Маш в конторе я не видел.
— А где она сейчас?
— Маша-то… А Маша со вчерашнего дня на работе не появлялась, — в голосе Розы Абрамовны чувствовалось лёгкое раздражение.
— Надеюсь, по уважительной причине? — предположил я, начиная чувствовать лёгкий азарт.
— Да кто её знает! Для неё отсутствовать на работе без всяких причин — обычное дело.
— Ничего себе! — присвистнул я. — Тогда почему её держат на службе?
Роза Абрамовна глубоко вздохнула.
— Григорий Олегович, поймите меня правильно — я не люблю сплетничать за глаза, но… Как бы это вам сказать… — Она скромно потупила глаза.
— Всё нормально. Я из уголовного розыска. Вы должны быть честными передо мной, — приободрил её я, рассчитывая на порцию откровенности.
— В общем, у нашего финдиректора и этой курьерши — роман. И потому эта фифочка многое себе позволяет: опаздывает на работу, уходит домой пораньше, а то и вовсе, как сейчас, — прогуливает.
— Вот оно, значит, как… Жена Акопяна знает про связь её мужа с Машей?
— Куда ей! Она ж тупая как курица и буквально боготворит мужа. Не знаю, с какой стати она считает, что её драгоценный Багратик — просто святой, а то, что этот святоша врёт ей напропалую даже не догадывается. Да она небось верит, что весь их достаток в семье благодаря зарплате, которую Акопян получает в конторе! — запальчиво воскликнула Роза Абрамовна.
— А это не так? Насчёт зарплаты…
Она отрицательно покачала головой.
— Не так, Григорий Олегович! Скажу вам откровенно: я сплю и вижу, когда к нам наконец приедет ревизия и вскроет все махинации Акопяна!
— Хотите сказать, что он — жулик?
— Жулик⁈ — фыркнула она. — Не то слово! Вы б только знали, сколько некачественного товара он закупил за государственный счёт! Там наверное счёт на миллионы! Да по нему тюрьма плачет!
— Предполагаю, что некондиционный товар он покупает не просто так…
— Конечно. Тут целая схема. Мы закупаем товары у частников, нэпманы продают государству втридорога всякую дрянь. Ну, а Баграт Самвелович получает за эти аферы свой процент. И куда спрашивается человеку столько денег⁈ — воскликнула она, как мне показалось, несколько фальшиво.
У меня сложилось впечатление, что эту информацию мне сливают неспроста. Между Розой Абрамовной и Акопяном что-то было, какая-то чёрная кошка, что пробежала промеж них.
Я прикинул: могла ли она выступить в качестве наводчицы и сразу же вычеркнул её из числа подозреваемых. Ей было интереснее сдать мне Акопяна, чем ограбить.
Я с довольным видом поблагодарил:
— Спасибо, что поделились со мной важными сведениями, Роза Абрамовна. Вы очень помогли следствию.
— Не за что, Григорий Олегович! У меня просто душа болит, при виде всех безобразий, что тут делаются. Может, вы наведёте у нас порядок?
— Всё может быть, Роза Абрамовна! Такое безобразие терпеть нельзя.
— Вот и я так думаю. Давно уже хотела сообщить куда надо про его делишки, но боялась… А сейчас даже от сердца отлегло.
— Роза Абрамовна, ещё раз хочу вас поблагодарить. У меня к вам больше не имеется вопросов. Я вас больше не задерживаю. Пригласите, пожалуйста, Соню.
— Конечно…
Роза Абрамовна поднялась и вышла, а в кабинет со смущённым видом впорхнула красавица Сонечка, обладательница роскошной фигуры, шёлкового платья и чулочек телесного цвета.
От неё и других женщин я в принципе услышал всё то же самое, разве что с некоторыми вариациями.
Акопяна в коллективе недолюбливали, курьершу Машу терпеть не могли, вдобавок всплыли интересные детали: оказывается, Роза Абрамовна метила на место финдиректора. Ясно, откуда взялся этот порыв откровенности и сеанс разоблачения, во время которого она с огромным удовольствием стала топить своего шефа.
Тёмными делишками «великого комбинатора» пусть занимаются другие люди, меня больше всего заинтересовала Маша. Особенно тот факт, что её уже двое суток нет на работе.
Я слабо верю в совпадения, и потому, взяв адрес, после заготконторы направился на её квартиру.
Проживала курьерша в обычной одесской коммунальной квартире. Стоило лишь преступить порог, как я окунулся в невообразимую смесь кухонных и бытовых ароматов, сопровождаемых детскими криками и плачем.
Вдоль коридора была протянута длинная верёвка, полная женщина в халате развешивала на неё постиранное бельё, а рядом крутился мальчонка лет трёх в длинной рубашке по щиколотки.
В зубах у женщины была зажжённая папироса, и было в этой фемине что-то от матроса пиратского корабля и Фаины Раневской.
— День добрый! — поздоровался я.
Женщина нехотя повернулась в мою сторону, отвечать на приветствие при этом не стала, лишь угукнув как филин.
— Я ищу вашу соседку — Марию Будько.
Женщина смерила меня неодобрительным взором, зачем-то произнесла громко вслух невидимому собеседнику.
— Опять к Машке какой-то кобель пожаловал!
Репутация курьерши оказалась безнадёжно подпорченной.
Показал удостоверение, но на женщину оно не произвело особого впечатление.
— Вон её дверь, предпоследняя по коридору, — буркнула она и потеряла ко мне всяческий интерес.
Лишь мальчонка уставился на меня как на привидение, открыв беззубый рот.
Я подмигнул ему, он смутился и спрятался за полой халата.
Дверь, ведущая в «апартаменты» гражданки Будько, была тонкой до прозрачности, при желании я мог бы проткнуть её пальцем.
На стук никто не отозвался. Я постучал ещё раз. Результат прежний. Ну ладно, справимся сами. Я толкнул дверь. Она со скрипом отворилась.
Когда я вошёл в комнату, то сразу понял, почему курьерша Мария не ответила мне и больше никому никогда не ответит.
Кто-то задушил её тонкими чулками, оставив тело остывать на разобранной металлической кровати.
Глава 16
Первое, что бросалось в глаза — обстановка. Она была скудной, я б даже сказал — убогой. Абсолютно голые стены, словно в больничке: ни обоев, ни фотографий, ни украшений.
Мебель тоже не впечатляла. Два старых табурета с облупившейся краской, рассохшийся комод, над которым висело мутное зеркало.
Кровать, а вернее — металлическая койка, которая словно перекочевала в квартиру из армейской казармы, и колченогий шкаф с дверцами, висевшими на одном честном слове.
На этом меблировка в комнате и заканчивалась.
Маломальский уют создавали разве что весёленькие ситцевые занавески на давно немытом и засиженном мухами окне.
В остальном всё было очень грустно, да и наличие в комнате трупа не добавляло в этот «натюрморт» веселья.
Я не эксперт и потому мог определить время навскидку с точностью плюс-минус несколько часов. Могу сказать точно — покойная была мертва примерно сутки.
Её не били, над ней не надругались. Кто-то, кого она знала и потому спокойно подпустила к себе, воспользовался этим и задушил.
Это требовало определённого хладнокровия и, нехилого авантюризма — убивать человека, зная, что вокруг куча соседей, которые слышаткаждый твой шорох и вздох. А потом
