XVII. Наваррец - Игорь Александрович Шенгальц
Глянув по сторонам и не определив, какое из направлений более приоритетное, левое или правое, я плюнул на камни под ногами, и пошел налево.
Было темно и скользко, но выбора у меня не имелось. Те двое спустятся вниз быстро и со всей осторожностью, и кидаться на них с одним лишь кинжалом в руках — пустое дело. Гораздо перспективнее идти по мощенному камнями коридору как можно дальше, в надежде, что где-то впереди обнаружится еще один выход наверх, в тот самый грязный и вонючий город, который я только что презирал и ненавидел, и в который мне в эту секунду так хотелось вернуться.
Я шел, держась правой рукой за стену, и постоянно то спотыкаясь, то поскальзываясь на склизкой поверхности, в совершеннейшей тьме. Где-то позади слышался шум — мои преследователи уже спустились вниз и пытались понять, куда я делся. Собственно, вариантов у них было всего лишь два, и если они озаботятся и найдут факел, то по следам на мху, которым обросли все камни пола, быстро поймут, в какую сторону я ушел.
Воняло в туннеле, кстати, не слишком сильно. Это была не канализация, а обычный подземный ход, построенный неизвестно кем и неизвестно для какой цели. Может, кто-то ходил этим маршрутом к замужней любовнице, минуя забор и охранников. А может это был тайный лаз на экстренный случай. Главное, пол был каменный, нечистоты сюда не сливали, и рано или поздно, я был уверен, выход найдется.
Но чем дольше я шел во тьме, тем тревожнее мне становилось. Звуки преследователей за спиной давно затихли, я шел теперь не только в полной темноте, но и в полной тишине. Сюда, в подземное царство, не пробивался ни единый звук снаружи.
Я все еще держался правой рукой за стену, ни на миг не прекращая с ней физического контакта. Но внезапно мне пришло в голову, что если ход прежде уже разделялся, а может, и не один раз? Я же, идя вдоль стены, даже не видел этих перекрестков, и просто тупо шел и шел вправо вдоль стены.
В таком случае, вывод напрашивался ужасный. Первое, я хрен знает куда умотал, а ход не был просто коротким подземным переходом через улицу. Я брел уже минут сорок, а за это время можно пройти половину Парижа, и раз я до сих пор не выбрался, то где я сейчас нахожусь, под какой именно частью города, бог его знает. И второе, кажется, я слегка зассал. Надежды я еще не терял, но умереть, как индеец Джо — это последнее, чего бы я желал в этой жизни.
Время от времени я слышал, как совсем рядом со мной шуршали крысы, изредка ехидно попискивая. Еще не хватало, чтобы какая-то из тварей вцепилась мне ногу, или в шею. Пока обходилось. Я сжимал кинжал в левой руке, но сумел бы я отбиться от нападения в такой тьме? Вряд ли. Если шебуршание слышалось слишком уж близко, я останавливался и негромко покрикивал во тьму, надеясь отпугнуть местных обитателей.
С другой стороны, раз есть крысы, значит, есть и выход. Не святым же духом они тут питаются! Но, как я не вглядывался, пока не замечал ни малейшего просвета. Еще повезло, что ход был сухой, и хотя временами я скользил на мху, но мне не грозило выбрести к затопленной части туннеля. Удивительно, ведь начинался ход в непосредственной близости от Сены. Умели же строить. Богатыри! Только где хренов выход?
Вот только руки вместо гладко обтесанного камня уже давно натыкались на острые кромки торчащих осколков, а под ногами вместо подогнанных плит пошел камень вперемешку с известняком. Получается, я выбрался из искусственно сотворенного хода и углубился в проход естественный, что было гораздо хуже. Это означало, что выход наружу я пропустил и теперь мог блуждать неделями в старых каменоломнях — а это были именно они.
Сердце внезапно застучало, как ненормальное, кровь прилила к голове, воздуха перестало хватать.
Это что у меня, паническая атака?
Я остановился, сел, прислонившись спиной к стене, и попытался успокоиться. Глубокий выдох, вдох! Все хорошо, тело расслабленно, дыхание нормализуется.
Блять, я что ботаник-задрот, чтобы играть в такие игры? Я же прошел две большие войны и несколько десятков мелких компаний — вот и очередная порция воспоминаний пробилась, — у меня нервы — стальные канаты! Откуда эта паника?
Всему виной темнота и замкнутое пространство. Так, я это осознал, значит, уже победил. С обоими факторами я не мог ничего поделать, нужно было их принять.
Неужели я боюсь этого? Сколько я уже под землей? Два часа, три? Ерунда! Только пить хочется.
Когда-то одна девяностолетняя старушка в лифте сказала мне, что самое страшное в жизни — это ослепнуть и потерять способность передвигаться. Крепко меня тогда зацепили эти слова.
Два главных ее страха — они стали и моими страхами.
Ослепнуть и потерять способность ходить.
Нет!
Встать и идти. Сил еще много, а все страшилки — лишь в голове. Или, как вариант, вернуться назад и поискать иные маршруты. Что перспективнее?
С одной стороны, гладкие стены и мощеный пол — признак присутствия человека. Но тут же возникает вопрос: а как давно в тех местах был этот самый человек? Судя по всему, очень давно.
С другой стороны, если я попал в старые каменоломни, то рано или поздно я найду дорогу, и выберусь наружу. Вот только, насколько быстро?
Я, наконец, решился и пошел дальше. Все признаки паники как-то сами собой отступили, вот только я все время пытался гнать от себя простую мысль — мне отсюда не выбраться, это конец.
Иногда я отдыхал, все больше хотелось пить, но даже на стенах не было влаги, сухой холодный известняк. Потом я сделал привал, прислонился к стене и уснул, стараясь выбросить из головы все мысли. Это получилось на удивление легко, и сколько я проспал, сложно сказать, но немало, потому что очнулся я отдохнувшим, полным сил и посвежевшим, как физически, так и морально. Страх отступил, я вновь верил в себя, несмотря на окружавшую тьму.
Следующий час я брел и брел вперед, держась за стену, чтобы не потерять единственный ориентир, и когда дурные мысли вновь начали возвращаться в мою голову, я что-то учуял.
Мне показалось, что откуда-то спереди потянуло запахами костра, настолько легкими, что это могло быть просто игрой воображения, и все же я ускорил шаг, как только было возможно. И, чудо —
