Дочь Революции (СИ) - Карнов Тихон

— Почему ты опоздал? — рассердилась Вейнберг. — Ты вообще видел, который час?

— Не тебе одной принадлежит моё время, — сразу осадил её Файдалом и повернулся лицом к зданию. — Перинатальный центр? Серьёзно? Мы что, собираемся стать родителями?

— О да-а, — растягивая гласные, Вилена зловеще ухмыльнулась. — Можно и так сказать.

Замёрзшими пальцами она на мгновение прихватила свой кулон. После чуть ли ни подлетела к главному входу. Несколько раз дёрнула за дверную ручку. Не поддалась. За просматриваемым за стёклами вестибюлем признаков жизни не обнаружилось. Рецепция тоже была пуста — даже телевизор, повешенный на стену для увеселения зоны ожидания, молчал. Внутри царила абсолютная тишина.

— Они перепрофилировались под манифест, — из-за спины сообщил Файдалом. — Тебе никто не откроет, я же предупреждал.

Женщина кивнула и рукоятью своего револьвера — «Хиленда № 3» — разбила стеклянную часть двери. Округа зазвенела осколками. Внутри больницы завыла сирена и зашипели дозиметры — в дальних коридорах послышался топот шагов.

— Перед нами все двери открыты, — промурлыкала Вилена и, сбив остатки стекла, пролезла в здание. — Не задерживайся. Мы почти у цели.

Навстречу вторгшимся выбежала пара охранников — красморовских охотника. Фактически, они были безоружны: при условии, если дубинки можно противопоставить огнестрельному оружию.

— Вы находитесь на поражённой территории, — предупредил вторженцев один из агентов. — Если вы не покинете…

Не дослушав, Вилена подняла револьвер и выстрелила точно по ногам. Не успевшие среагировать охотники упали плашмя. Без каких-либо указаний Файдалом снял с плеча Lethe и добил их.

Медперсонала в больнице почти не осталось: один брат сострадания да пара санитаров-роботариев. Пока первый пытался покинуть центр, вторые его всячески прикрывали: швыряли в захватчиков стулья, подручные предметы со столов. Если от стула Вилена увернулась, то стакан с карандашами врезался точно в грудь и рассыпался. Стержни треснули под тяжестью шага, грифели — сломались.

Вейнберг вынула из поясного крепления спицу — деметалловую, с вырезанными на ней литерами — и вонзила в бегущего мимо юношу. Удар пришёлся ему прямо в плечо и прибил к стене. Так же резко Вилена вырвала спицу. Брат сострадания, зажимая кровоточащую рану, осел на пол. Рукав выглаженного халата побагровела.

— Что? — Голос юноши срывался. — Зачем вы это делаете?

— Мощи… — вполголоса ответила Вилена, и острием приподняла край медицинской маски. — Где они?

Молодой человек молчал и ошеломлённо смотрел на нависшую над ним мучительницу; молчал ровно до того момента, как спица не замерла в паре миллиметрах от его левому глазу. Только тогда брат сострадания здоровой рукой указал в сторону стационара. Вилена удовлетворённо отпустила юношу. Стоило ей отстраниться, как тот сказал:

— Надеюсь, вы ответите за это.

— Если бы, — прошипела Вилена, — надежда всегда умирает, — и выстрелила в него.

После она небрежно толкнула тело.

— Это был последний, — вытащив штык из грудины механического санитара, оповестил женщину Файдалом. — Не лучше ли было спустить здесь порезвиться твоего питомца?

— К такому он не приучен, — отозвалась Вейнберг. — Мы должны сами за всем проследить. Идём.

По мере продвижения по коридору они натолкнулись на свидетельства присутствия здесь мощей. Началось всё вполне безобидно: с разросшихся комнатных растений да палисадников с подобием джунглей. Дальше — больше. Стационар — его стены, потолки и пол — покрылись слоями пульсирующей плоти.

Файдалом, не опуская пулемёт, поочерёдно заглядывал в каждую палату. Все они были одиночные, чаще всего — пустые. Однако в некоторых из них лежали пациенты не устанавливаемого более пола: не гражданские, но красморовские агенты занимали больничные койки. Вопреки предупреждениям, они не были подвержены элегическому манифесту. Иная печать Немока терзала их. Файдалом увидел то, что назвали бы мутациями: у некоторых из узников больницы увеличились конечности — преимущественно руки, а у других, судя по деформациям тела, внутренние органы.

Затем Файдалом и Вейнберг обыскали всю процедурную, поскольку именно там наиболее ярко фиксировалось присутствие мощей. Впрочем, из-за органических наростов сделать это оказалось непросто: то и дело приходилось обращаться к режущим инструментам. Ножницы, скальпели и собственноручно принесённые ножи — всё так или иначе, застревая, исчезало в новой органике.

Наконец поиск привёл к шкафу со стерильными шприцами, ланцетами и пробирками. За дверцей, на самой нижней полке, лежал небольшой чемодан — увесистый, деметалловый. На мгновение Вилена замерла. Она не поверила себе, когда руки сами собой потянулись за находкой. Вопреки гасящему Воздействие покрытию, защита в виде замка отсутствовала, а сам кейс оказался повреждён.

— Нашла? — Файдалом отвлёкся от прорезания заросшего стола.

Вейнберг не отреагировала. Затаив дыхание, она откинула крышку и увидела оббитое бархатом нутро чемодана. В центре, за надтреснутым демитиром, покоилась подушечка с чем-то обёрнутым в марлю.

Отлетела последняя преграда в виде защитного стекла. Вилена схватила обёрнутый марлей фрагмент и высвободила его. На женской ладони очутился отрезок плоти. Едва ли он отличался от той, что можно было увидеть в мясном отделе продовольственного магазина.

Жрица уверенно сжала находку в кулак. Физический контакт с тлетворными тканями представлял не больше вреда, чем работа с сырым мясом. Тогда же женщина напомнила себе, что хранение мощей многократно опасней, чем обычное прикосновение.

Вилена не сомневалась в их успехе.

Эпизод четвёртый

Карпейское Каэльтство: Градемин (Новоград)

ресторан «Фантазм»

2-19/995

Заболевание, порождённое кроворекой, получило название — koruskhar, и с карпейского языка оно переводилось как «кровавый хор». Развивалась болезнь стремительно. Если немота возникала исключительно при пероральном попадании испарений или самой воды, то длительное Воздействие на парентеральном уровне провоцировало разного рода воспаления — проявления их варьировались от лёгкой до тяжёлой степени.

Людей становилось меньше — роботариев больше. Им отводилось не только поддержание города в порядке, но и управление общественным транспортом. Некоторые обезлюдившие районы столицы оказались полностью под контролем машин: только красморовские патрули время от времени заглядывали туда.

Там, где испарения, элегия и плоть схлёстывались воедино, начиналось невообразимое. Прямо из земли, прорывая бетонный настил, прорастали губчатые болоны, опухолью парализующие набережные. Пляжи превращались в леса.

Огонь с очищенной Чековки плавно перетекал на поражённые участки. Запах хлорки растворялся за жаром огнемётов, и органические наросты сгорали. Впрочем, от крематоров укрылись отмеченные плотью переулки и улицы. С каждым днём её становилось всё больше, и отдельные районы начинали походить на скотобойню.

Кто остаётся в городе?

— Безумцы… — Вилена снисходительно глянула на шедшую к мурмурацию толпу. Часть из них сковал неведомый недуг, и они плелись где-то в хвосте. Некоторые люди останавливались перевести дыхание. Другие, пошатываясь, пытались нагнать впередиидущих. Третьи — было их пока немного — просто падали. — Похоже, кому-то не повезло.

— Они сами подписали себе приговор, — прошелестел над ухом неестественный голос. — Ежели они отринули элегию, им нет места в нашем мире.

— Я знаю.

— Тогда почему ты смотришь на них с сочувствием? Разве они заслуживают снисхождения?

— Они умирают, — отчуждённо заметила Вейнберг, — и им больно.

— Это не имеет значения, — возразил голос. — Мы предупредили их, когда провели пробную демонстрацию в Линейной. Вынужден признать, что твой зверёк оказался полезным.

Рядом неизменно находился Файдалом. Как и прежде он держался тени, однако от Вилены не укрылось, что привычная маска сменилась маскировочной — белоснежным красморовским клювом с горящими красным линзами.