Мой адрес — Советский Союз! Книга вторая - Геннадий Борисович Марченко

Нью-йоркское метро и в самом деле представляло собой натуральную клоаку. По сравнению с ним московское — просто райское местечко. Повсюду наплёвано, стены разрисованы как довольно симпатичными, так и похабными рисунками, которые, похоже, никто не собирается оттирать, к перилам прилеплена жвачка, и даже крысы бегают между рельсов. Вот же, случится ядерная война — а они вместе с тараканами выживут. Насколько по сравнению с ними люди всё-таки более хрупкие существа, хот я того же таракана может прихлопнуть тапочкой.

Вагоны не совсем дно, но тоже грязновато. Пассажиры с опаской поглядывали на десяток крепких парней разного веса и роста, ещё и говоривших на незнакомом языке. Однако мы вели себя прилично, окружающим мило улыбались и даже уступая места пожилым и женщинам, если того требовала ситуация.

А какой-то мужчина долго пялился на меня, потом не выдержал, подошёл и спросил:

— Вы случайно не тот русский, что начистил морду Мохаммеду Али?

Я сделал вид, что не понимаю, тогда на помощь пришёл Беглов.

— Да, это он. Только не морду начистил, а врезал по животу. Американская пресса вечно привирает.

Мужчина изобразил лицом типа — ого, круто — и вернулся на своё место. Вышли мы на станции «Times Squаre — 42nd Street». И сразу окунулись в водоворот людей. Это ещё погода была так себе, слякоть, с неба падали тяжёлые хлопья тут же тающего снега. А летом тут вообще, наверное, не протолкнуться. А машин-то сколько… В общем-то, для жителя России XXI века зрелище вполне обыденное, но по сравнению с СССР, где личный транспорт большая редкость, впечатляет. Повсюду сновали жёлтые такси, готовые остановиться по первому требованию, тогда как в том же Свердловске поймать свободное такси зачастую не легче, чем поймать в лесу гадюку.

— Могли выйти на станции рядом с Манхэттеном, но я решил устроить вам небольшую экскурсию, — заявил Беглов. — Прогуляемся по Стейнуэй, пройдёмся по Бродвею, потом по мосту Куинсборо попадём на Манхэттен, дальше добираемся до 5-й авеню, где находится сувенирный магазин «I love souvenirs». Я там был пару раз, сувениры на любой вкус и любой кошелёк.

— А может, заглянем в магазины, где джинсы и магнитофоны продают? — с надеждой в голосе спросил Казарян.

Беглов нахмурился, Петухов тоже засопел носом.

— Казарян, я что-то не понял, ты в Америку поехал добывать славу советскому спорту или за шмотками?

Я же немного неожиданно для себя заступился за Казаряна.

— Андрей Андреевич, а почему человек не может купить себе за границей понравившуюся вещь? Что в этом криминального? Это же не наркотики или, извиняюсь, порнографический журнал «Playboy». Хотя он скорее эротический… Разве в правилах поведения советских людей за рубежом есть пункт, запрещающий покупать джинсы или магнитофоны? Лучше будет, если он за них в Союзе переплатит втрое или вчетверо?

И едва не добавил, что на нём-то костюм отнюдь не фабрики «Большевичка», а от «Brioni», и пальто от «Burberry».

Беглов не сразу нашёлся, что ответить. А пока он собирал мысли в кучу¸ меня неожиданно поддержал Коротаев:

— И в самом деле, товарищ Беглов, где сказано, что нам нельзя потратить законную наличность на одежду?

— Да, — подал голос Хромов. — Я бы тоже не отказался купить фирменные штаны, а не цыганский самопал по такой же цене, а то и дороже.

Остальные участники нашей сборной заголосили в поддержку моих слов. Даже обычно молчаливый Юоцявичус и тот что-то буркнул. Правда, непонятно, что именно.

— Вот, значит, как, — протянул Беглов. — А если в тот момент, как вы покупаете эти несчастные джинсы, рядом окажется журналист какой-нибудь реакционной газетёнки с фотоаппаратом? Предположим, он знает несколько слов на русском и поймёт, что вы из СССР, покупаете джинсы. Сделает парочку снимков, которые на следующий день окажутся в газете, с заголовком: «Нищие русские приехали в США за джинсами». Да в крайнем случае и без снимка статейку могут опубликовать. Да ещё и меня упомянут. Хорошо же я буду выглядеть в глазах своего руководства.

— С чего вы решили, что именно в тот момент в магазине окажется корреспондент местной газеты? — спросил я. — Вероятность одна на тысячу, если не на миллион.

— Но ведь и окончательно её исключать нельзя, — чуть прищурившись, негромко произнёс Беглов.

— Давайте мы будем говорить на русском только с вами, шёпотом. А вы будете общаться с продавцами, не оглашая страну, из которой мы прибыли. И вообще можно найти небольшой, недорогой магазинчик, где покупателей немного, каждый на виду.

— Андрей Андреич, ну пожалуйста, — с умоляющим видом, сделав брови домиком, протянул Казарян.

Беглов вытянул шею и покрутил, словно узел галстука на неё давил, вздохнул и махнул рукой:

— Чёрт с вами! Вам ведь что главное: чтобы лейбл был фирменный и качество хорошее?

— Верно, — заметил Казарян.

— Есть у меня на примете один магазин. Находится буквально в двадцати минутах ходьбы отсюда, под мостом Куинсборо. Причём хозяин его родом из Витебской губернии, с родителями в революцию эмигрировал в Штаты, на русском разговаривает неплохо. Цены у него ниже, чем в каком-нибудь бутике или даже обычном магазине. А потом, если валюта останется, можно и за сувенирами прогуляться.

Да, покажу вам всё-таки сначала Бродвей, прогуляемся по Театральному кварталу. Вон у Покровского камера на шее висит, может, если плёнки не жалко, пофотографирует вас на фоне легендарных театров «Majestic» или «Ambassador».

Мне плёнки было не жалко, я прихватил её с запасом. Нагулявшись по Бродвею, двинулись к мосту. Под ним мы первым делом обнаружили парочку бездомных бродяг грелась у стальной бочки с горящим в ней мусором. А чуть дальше топтались две весьма вызывающего вида девушки, одетые в короткие меховые полушубки — у одной белого, у второй розового цвета, из-под которых выглядывали мини-юбки, и высокие сапоги на платформе. Яркий макияж не оставлял сомнений в том, что перед нами представительницы одной из самых древних профессий. Они курили тонкие сигареты и не без интереса поглядывали в нашу сторону.

— Вот он, звериный оскал капитализма, — с чувством произнёс Петухов.

Несмотря на то, что владельцем магазинчика был выходец из России, по словам нашего провожатого, подростком эмигрировавший из Витебской губернии сразу после революции с родителями, продавцом оказался чёрный, как головёшка, негр. Но по просьбе Беглова был приглашён тот самый хозяин.

—