Секретная командировка - Евгений Васильевич Шалашов
Работа шла, а сегодня я был занят тем, что готовил к печати телеграмму, поступившую в Череповец. Ее нам только что доставили из исполкома, и приказали срочно дать в печать. Собственно говоря, моя подготовка сводилась к тому, что я разрезал телеграфную ленту на кусочки, а потом приклеивал ее на лист бумаги. Получилось красиво!
Телеграмма предсовнаркома тов. Ленина въ Череповецъ
Англійскій десантъ не можетъ разсматриваться иначе, какъ актъ враждебный противъ Республики. Его прямая цѣль – пойти на соединеніе съ с чехословаками и, въ случаѣ удачи, съ японцами, чтобы низвергнуть рабочее-крестьянскую власть и установить диктатуру буржуазіи. Всякое содѣйствіе, прямое или косвенное, вторгавшимся насильникамъ должно разсматриваться какъ государственная измѣна, и караться по законамъ военнаго времени. Обо всѣхъ принятыхъ мѣрахъ, равно какъ и обо ходѣ событій точно и правильно доносить.
Предсѣдатель Совнаркома Ленинъ[3]
Подозреваю, что подобные телеграммы были отправлены и в другие города, но у читателя нашей газеты должно создастся впечатление, что Владимир Ильич пишет не просто в губернский центр, а лично каждому из них! Правда, не очень понятно, почему телеграмма пришла в июле, если интервенты высадились в Мурманске еще в марте?
«Вот так и создается культ личности!» – с толикой грусти подумал я, но потом отогнал грусть в сторону. Недавно начали создаваться комитеты бедноты, так комбед Нелазской волости избрал товарища Ленина своим почетным членом. Чисто формально – Владимира Ильича нельзя туда избирать, так как в инструкции по созданию комитетов бедноты четко сказано, что туда должны быть избраны только беднейшие крестьяне, в составе «Председателя, товарища председателя и секретаря». Но, что я точно знаю, что никто комбедовцам такого поручения не давал, и «сверху» не навязывали. Просто в состав комитета попали крестьяне – фронтовики, оценившие и «Декрет о земле» и «Декрет о мире», что бы мы сегодня об этом ни говорили.
И вообще, сколько можно рефлексировать? В конце– концов, я журналист губернской газеты, которая мне платит деньги. Стало быть – у меня нет морального права выпендриваться, а нужно отрабатывать свое жалованье и паек (на деньги уже мало что можно купить, а паек снова урезали – нам, совслужащим, вместо одного фунта хлеба в день, начали выдавать полфунта и по паре твердокаменных селедок).
Отдав секретарше исторический документ, вернулся на свое рабочее место. Сегодня наш общий кабинет пустовал, потому что коллеги уже сдали свои материалы, и разошлись – кто домой, а кто на выполнение редакционного задания.
Мне нравилось оставаться одному в редакции. Можно было открыть окно, как следует проветрить кабинет от едкого махорочного дыма и, в кои-то веки посидеть на относительно свежем воздухе. Странное дело. В том, своем мире я когда-то курил, а когда бросил, то терпеть не мог табачного дыма, а здесь, некурящий, относился к нему почти равнодушно. Другое дело, что когда курят все, включая Павла Николаевича, не расстающегося с трубкой, в редакции бывает накурено так мощно, что не только топор, а бронепоезд можно вешать.
У меня на сегодня тоже было еще одно важное дело. После обеда в народном суде должно было рассматриваться дело товарища Андрея Башмакова.
Андрей Афанасьевич снова «отличился». Неделю назад наш губвоенком лично отправился создавать комитет бедноты в свою родную Уломскую волость, а когда его дядя Фома принялся возражать против кандидатуры председателя комбеда – мол, племянничек решил пропихнуть в руководство своего собутыльника, то изобиженный губвоенком просто… застрелил дядю. Следует отдать должное Андрею Афанасьевичу. Он не подался в бега, а явился с повинной к начальнику губчека, да еще и привез на подводе тело дяди. Вот уж, труп-то на фига притащил? Сейчас Башмаков сидит под домашним арестом, ждет вызова в суд. Правда, к дверям квартиры, где обитает неугомонный военком, приставлен красногвардеец с винтовкой, но это все-таки не домзак. Попади Андрей Афанасьевич в камеру, там могут его очень неласково встретить.
Вот, такая вот интересная ситуация. По мне – так Андрей сводил какие-то старые счеты с родным дядькой. Может, обижал Фома Башмаков племянника, или заставлял работать? Надо полагать, что народный суд примет справедливое решение, связанное с лишением свободы (тьфу ты, я уже начал думать штампами, как и положено советскому журналисту!).
Но сходить на суд и сделать отчет о заседании не удалось (а я уже и псевдоним придумал для очерка – «Неравнодушный»!), потому что в редакцию явилась девица лет двадцати, в красной косынке. Нет, конечно же, на ней была одежда, но я ее не рассмотрел, так как уставился на яркий головной убор. В красных косынках у нас щеголяли девчонки, записавшиеся в социалистический союз молодежи. Их и было-то не то две, не то три на весь уезд, но они выделялись.
– Мне бы товарища Аксенова! – строго сказала барышня, глядя на меня.
– Я Аксенов, – привстал я со стула. Видимо, сказывалась прежняя привычка вставать с места в присутствии женщины. – Слушаю вас внимательно!
Я специально выбрал бюрократический стиль общения, хотя сам его терпеть не мог. Хоть «тут», а хоть и «там», если входя в какой-то кабинет, слышал такую фразу, то появлялось желание стукнуть говорившего чем-нибудь тяжелым. Авось барышня обидится неласковому приему и уйдет.
Скорее всего, девушка решила попробовать свои силы на ниве журналистики и теперь начнет вытаскивать листы и листочки со своими «опусами» – требованием к волостным властями срочно замостить дорогу из пункта «А» в пункт «Б» или критика деятельности комбеда, члены которого не обращают внимания на изобилие кулаков, прячущих хлеб. Нет, вообще-то мы любим «письма с мест», под них в газете отведена половина третьей и часть четвертой полос, но сегодня мне некогда. Через четверть часа начинался суд над Башмаковым. К тому же, коль скоро барышня явилась к «товарищу Аксенову», скорее всего, ее отправил кто-нибудь из моих коллег, потому что обычный гражданин, приходя в редакцию, говорил – «а мне бы кого-нибудь», или – «а с кем мне можно поговорить»?
– Товарищ Аксенов, примите повестку и распишитесь в получении.
А, так это простая курьерша! Так они в редакцию постоянно прибегают, приносят всякие – разные бумаги, включая приглашения на заседания «губроучета», «губрнаркомуна», именуемые «повестками». Я оставил в протянутой самодельной тетрадке свою закорючку, изображавшую подпись,
