Статский советник - Валерий Пылаев
— Уверены, князь? — Гижицкая снова чарующе улыбнулась — и, кажется, даже попыталась слегка обработать меня Даром. — Вы ведь прекрасно знаете, от чего отказываетесь. Но даже…
— Да. Уверен, графиня, — вздохнул я, отодвигая опустевший стакан с лимонадом. — К моему же собственному глубочайшему сожалению.
Глава 12
— Просыпайтесь, ваше сиятельство… Ну же, просыпайтесь!
Просыпаться не хотелось совершенно. Не знаю, сколько я пролежал в странной полудреме — но явно недостаточно, чтобы восстановить силы. Ни голубоглазые девчонки, ни выжженный город, ни черные черепа на заляпанной кровью джинсе меня на этот раз не тревожили, но и без них сон получился на троечку — беспокойным и прерывистым. Не то, чтобы “Петр Великий” не мог похвастаться плавностью хода — да и сам по себе полет меня не страшил — и все же пара-тройка тысяч километров, отделявших дирижабль от надежной твердой земли не позволяли до конца расслабиться. То ли с непривычки, то ли из-за какого-то странного предчувствия, которое неизвестно с чего начало тревожить еще с вечера, когда мы шли над волнами Балтики.
И, похоже, это самое предчувствие меня не обмануло… к сожалению.
— Проснитесь же, князь! — повторил знакомый голос.
Стоило мне все-таки разлепить глаза, как сон тут же улетучился. В одно мгновение, будто его и вовсе не было. Не знаю, кого я ожидал увидеть, но уж точно не заместителя министра иностранных дел и по совместительству официального главу нашей делегации — графа Покровского.
Его сиятельство сидел на краю кровати, склонившись надо мной, и имел вид настолько встревоженный, что спать тут же расхотелось. Особенно когда из-за спины Покровского выглянул сначала капитан “Петра Великого”, потом седоусый генерал из Генерального штаба, потом кто-то из старшей придворной братии…
Вряд ли эти люди стали бы будить меня на завтрак или ради партии в преферанс. Случилось что-то из ряда вон выходящее — и определенно не самое приятное. Что-то изрядно испугавшее сразу нескольких Одаренных, чуть ли не каждый из которых превосходил меня если не магической мощью, то по чину — уж точно.
— Доброго… времени суток, милостивые судари, — пробормотал я, кое-как поднимаясь с подушки. — Могу я полюбопытствовать — что стряслось? Если…
— Пока ничего, ваше сиятельство, — хмуро отозвался капитан из-за спины Покровского. — И все же мы имели смелость разбудить…
— Вы — один из сильнейших Одаренных на борту дирижабля, — Покровский улыбнулся — неуклюже, нервно и как будто даже чуть виновато, — несмотря на юный возраст. И я склонен думать, что вы пожелаете узнать.
— О чем?
— Мы сбились с курса… уже несколько часов назад. Поначалу я думал, что дело в неисправности приборов или какой-то местной аномалии магнитного поля — поэтому и не стал бить тревогу… но, видимо, зря.
Капитан говорил негромко и будто через силу — явно ощущал собственную вину, а генерал с седыми усами буквально буравил его сердитым взглядом. Покровский кое-как держался, но, судя по беспокойно бегающим за очками-половинками темным глазам, тревожился уж точно не меньше остальных.
Впрочем, о неприятностях, похоже, пока знали только эти трое. Из-за полуоткрытой двери каюты доносилась негромкая музыка, кто-то разговаривал, которая время за напитками… может, даже танцевал.
— Который час, господа? — поинтересовался я, кое-как выглядывая в иллюминатор.
Снаружи на меня смотрела грязновато-серая пелена — значит, там точно не ночь… но я запросто мог проваляться хоть половину суток.
— Шесть пополудни, князь. Но облака кругом такие, что без хронометра, — Покровский постучал пальцем по часам на левой руке, — ни за что не догадаешься.
— Разумеется, мы не стали бы тревожить вас без необходимости. — Капитан прикрыл дверь в каюту, будто опасался, что его могут услышать снаружи. — Но мне бы хотелось, чтобы вы прошли с нами в рубку и взглянули на приборы. Презанятное, знаете ли, зрелище…
— Презанятное?! — прошипел усатый генерал. — Вы называете это презанятным? После того, как сами лично проспали…
— Возьмите себя в руки, ваше превосходительство! Сейчас не лучшее время искать виноватых. — Покровский мрачно зыркнул на генерала — и тут же развернулся обратно ко мне. — Князь, вы ведь не откажетесь…
— Ни в коем случае. Конечно же.
Я улегся на кровать в одежде — так что сборы не заняли много времени. Через минуту мы покинули мою тесную обитель и зашагали к рубке. Вид у всех наверняка был не самый сияющий, но публика в кают-компании не обратила особого внимания: похоже, и министерские, и придворные чины дружно решили расслабиться и налегали на напитки в углу у стойки. Я насчитал от силы дюжину: все остальные, включая Гижицкую, судя по всему, предпочли улечься спать пораньше.
— Прошу, милостивые судари. — Капитан открыл дверь, ведущую в рубку, и чуть отступил в сторону, пропуская вперед остальных. — Константин — будьте любезны, оставьте нас ненадолго. Я позову, как только вы понадобитесь.
Офицер в форме — кажется, тот же самый, что пел мне дифирамбы о безопасности и надежности “Петра Великого” — взял под козырек и тут же скрылся за дверью. Не знаю, зачем капитану понадобилось его выгонять, но возражений я уж точно не имел. Рубка дирижабля, хоть и относительно просторная, все-таки была тесновата даже для четырех человек, а уж когда следом за генералом влез и старший из придворных, я всерьез начал переживать, что кто-нибудь зацепит один из бесчисленных вентилей и рукояток.
В целом рубка “Петра Великого” изрядно напоминала корабельную: штурвал посередине, большие прямоугольные окна из толстого стекла и приборы вдоль стен. Разве что все здесь выглядело заметно компактнее — да и о назначении некоторых странных машин я мог только догадываться: основам воздухоплавания меня не обучали ни в славной пехотной школе, ни уж тем более в лицее.
— Вот, полюбуйтесь, ваше сиятельство. — Капитан указал рукой куда-то чуть левее штурвала. — Половина приборов будто с ума сошла.
Компас я, конечно же, узнал сразу: обозначения сторон свете на ободке и стрелочка, выкрашенная в привычные цвета — красный и синий. Правда, вместо того, чтобы вести себя, как положено, она бешено металась. Дергалась, крутилась из стороны в сторону и порой делала чуть ли не два полных оборота. Замирала на мгновение — и снова начинала свою странную пляску.
И зрелище, признаться,
