Последний министр - Валерий Гуров
Сразу в дверях он начал извиняться, говорить, что совсем не ожидал и вообще опоздал, потому что видите ли забыл дома шляпу, а потом и кошелёк. Рассказывал он это с таким запалом и выдумкой, что опытный писака чувствовался в нем за версту. За сим «король фельетонов» просил его простить и попросил перейти к делу, потому как.
– Времени у меня есть пять минут, не более, – сказал он.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, – улыбкой ответил Протопопов.
Амфитеатров грузно сел, с трудом протискивая пятую точку в кресло, а он был человек отнюдь немаленький и, судя по всему, немалое место отводил в своей жизни сладкому и мучному. Поэтому, чем старше он становился, тем больше полнел.
Вытащил платок и начал протирать струящийся по лицу пот – вымотался. Такого кабанчика бы в руки Александру Дмитриевичу, да на сборы в те же Ессентуки (на которые, кстати у Протопопова имеются далеко идущие планы) и получился бы толковый борец.
Протопопов разлил чай по стаканам, улыбнулся уголками губ.
– Как ваше ничего, Александр Валентинович?
– А, – он махнул рукой. – Вот точно, что ничего, Александр Дмитриевич.
– Вдохновения нет? – делано обеспокоился министр.
– Когда ж оно есть? Я ничего стоящего не писал с «Сестёр», это уж точно. Один сборник рассказов за весь год выпустил!
– Вон как.
– Вообще работа не идёт, дрянь.
– Может на вас так Петроград влияет? – Протопопов открыл ящик своего стола, достал газету «Русская воля» от 7 января и небрежно бросил журналисту на колени.
Амфитеатров взглянул на номер. Вжался в кресло.
– Вы это о чем это изволите говорить, Александр Дмитриевич?
– Страницу третью откройте и читайте.
Амфитеатров открыл газету на той самой странице, о которой шла речь. Прочитал вслух.
– Заметка о деятельности одного из руководителей московских правых В.Г. Орлова в 1913–1916 гг. И? – уставился он на собеседника.
– Как вам заметочка?
– Как, – Амфитеатров напыщенно фыркнул, попытался положить ногу на ногу, но бросил эту затею. – Так мы правду пишем, как вы знаете, независимо о политических взглядов и убеждений. Замалчивать и врать я в «Русской воле» не собираюсь!
Амфитеатров отложил газету на стол и гордо вскинул подбородок.
– Не собираетесь, Александр Валентинович? – заинтересовался министр.
– Уважаемый господин министр, если Вы на эту тему изволите говорить, то говорить нам право не о чем, – Александр Валентинович демонстративно зевнул, показывая, что заскучал. – Да и времени у меня ровным счетом нет.
– Уверены? – подбоченился Протопопов. – До меня вот слухи разные доходят, что вы аналогичную статейку про меня пишите и изрядно стараетесь?
– Так, вы как знаете, а мне этот разговор не нравится! Вопросы журналистики я с вами обсуждать не буду. Ни сегодня, ни завтра, ни вообще когда-нибудь. Вот перестанете быть министром, тогда может быть и поговорим по душам. Тем более, что пять минут, о которых я говорил, вышли и мне самая пора отклоняться.
Амфитеатров засобирался тотчас. Начал подыматься из кресла, в которое с таким трудом сел. Застрял.
– Давайте ка я вам помогу подняться, Александр Валентинович.
А потом, то ли потому что Александр Валентинович был неаккуратный человек, то ли потому что Александр Дмитриевич неудачно подал ему руку. Но чашка чая как бы ненароком перевернулась между ног журналиста, застрявшего в кресле.
– Ай-я-й! Аккуратнее!
Амфитеатров подскочил вместе с креслом. Выбил из рук министра чашку, разбил.
В кабинет тотчас заглянул Федя, но Протопопов поднял руку – свободен.
Чай горячим пятном расплылся по брюкам уважаемого журналиста.
– Больше я у вас не ногой! – затарахтел Александр Валентинович. – Хотите вызывайте повесткой, хотите арестовывайте, но меня здесь по доброй воли не…
Господин Протопопов вдруг достал свой Кольт и заставил Амфитеатрова заткнуться, вставив холодное дуло тому в рот.
– Опаньки какое недоразумение, Александр Валентинович. Присаживайся дорогой.
– Вы… вы… – Амфитеатров начал задыхаться.
– Мы, мы, – Протопопов взвёл курок. – Садись, дорогой. Потолкуем.
Амфитеатров не ослушался.
Уселся.
Бледный и перепуганный на смерть.
Совершенно непривычный к такому обращению от кого бы то ни было.
Протопопов вытащил Кольт из его рта, вытер о брюки журналиста и положил рядом на стол. Взамен достал из ящика необычный аппарат, в котором можно было отдалённо распознать первый прототип шредера[12]. Протопопов смутно припоминал, что аппарат этот достался ему из штаба межрайонцев, где не так давно проходил обыск. Те якобы привезли машинку из-за океана. По устройству шредер напоминал ручную лапшерезку.
На глазах Амфитеатрова, Протопопов пропустил газету через прибор и размельчил на лоскутки.
– Я вот что думаю, Александр Валентинович, а если следом положить в сей дивный сосуд твои яйца? Проверим, что тогда с ними будет? Ну и сразу пойдешь тогда по своим делам.
Амфитеатров молчал, хотя горячий чай должно быть больно обжигал его между ног.
Протопопов отложил измельчитель, подался вперёд.
– Слышь, ты че воду мутишь? Ничего не попутал?
– Александр Дмитриевич, зачем же сразу пистолет, зачем яйца, почему же воду мучу, – заблеял журналист, от гордыни и решительности которого не осталось и следа.
– Я тебя спрашиваю, ты под кого роешь? Кого холопом называешь, подлец?
У Амфитеатрова брови на лоб полезли от неожиданности. Откуда министр мог знать, что Александр Валентинович уже как неделю (ровно после случая на торжественном приеме, наделавшем много шума) писал свой фельетон, который намеревался опубликовать в газете в цикле «Этюды». Опубликовать с криптограммой, читавшейся по первым буквам каждого слова. В нем он действительно называл Протопопова «усердным холопом реакции». В оригинальной истории за этот фельетон Амфитеатров был выслан из Петрограда, а в нынешней истории Протопопов даже не дал «королю фельетонов» закончить свой труд.
– Александр Дмитриевич, п-право Вы не т-так п-поняли… – Амфитеатров начал заикаться.
– Штаны снимай, – мягко перебил Протопопов. – Я, думаешь, с тобой разговаривать буду?
– У-у-у, – взвыл журналист и приложив усилие, чтобы взять себя в руки затараторил. – Пощадите! Сыров это
