Борис Чурин - Ангел Господень
— Ну, хорошо, — вздохнула Евгения Андреевна, — подождите недолго. Мне надо переодеться.
Спустя несколько минут женщины вышли из подъезда дома и направились к ближайшей оживленной улице. Не успела Евгения Андреевна выкинуть перед собой руку, как рядом с ними, скрипнув тормозами, остановился частник.
— До Восточного кладбища довезете? — спросила Евгения Андреевна.
Водитель в ответ кивнул головой.
Пока добирались до кладбища, почти не разговаривали. Каждая из женщин была занята своими мыслями.
— Странная девушка, — думала о госте Евгения Андреевна, — сама тетю Веру в глаза не видела, а расстроилась, узнав о ее смерти так, будто мать родную потеряла. Цветы на могилу вздумала положить! Зачем?
По пути на кладбище заехали в цветочный магазин. Наргиза долго и придирчиво выбирала нужные цветы. В конце концов, купила самый дорогой букет.
— Странно! — опять отметила про себя Евгения Андреевна.
По кладбищенским дорожкам тоже шли молча. Евгения Андреевна чуть впереди, за ней следом Наргиза.
— Вот могила тети Веры, — указала Евгения Андреевна на небольшой холмик, покрытый пожухлой, прошлогодней травой. У изголовья холма стоял деревянный православный крест. На кресте виднелись дырки от шурупов. Евгения Андреевна коснулась их пальцами.
— Здесь раньше латунная табличка висела с именем и датами. Но ее скрутили. По всему кладбищу цветной металл воруют. Я каждый год на Родительский день сюда прихожу. Прибираю здесь, цветы… — Евгения Андреевна перевела взгляд на девушку и поперхнулась. По лицу Наргизы текли слезы. Осторожно ступая, она обошла Евгению Андреевну и опустилась на корточки перед могилой. Сорвав обертку с букета, девушка рассыпала цветы по гребню могильного холма. После этого она положила руки на траву и застыла в этой позе. Евгения Андреевна с любопытством следила за действиями узбечки. Вдруг ей показалось, что она слышит приглушенную речь. Женщина наклонилась и напрягла слух. Теперь она не сомневалась: Наргиза что-то бормотала себе под нос. Любопытство заставило Евгению Андреевну ниже склониться к девушке. Однако тут ее ожидало разочарование: Наргиза говорила по-узбекски. Евгения Андреевна уже собиралась распрямиться, как вдруг отчетливо услышала слово, от которого в тот же миг ее прошиб озноб, а в горле пересохло так, будто она весь день брела по раскаленной пустыне. Евгения Андреевна услышала произнесенное с восточным акцентом русское имя Вераша.
— Наргиза, — прохрипела Евгения Андреевна, касаясь плеча девушки, — Наргиза, что ты сейчас сказала?
Девушка медленно повернула голову, и на Евгению Андреевну уставился невидящий, отрешенный взгляд наполненных слезами глаз.
— Что? — не то промычала, не то простонала девушка.
— Наргиза, ты только что сказала «Вераша». Ты действительно это сказала или мне показалось?
Взгляд девушки стал более осмысленным.
— Незадолго до смерти, — стала объяснять Евгения Андреевна, — тетя Вера рассказала мне странную историю. У нее в жизни были две большие любви. К сожалению, короткие и закончившиеся трагически. Оба мужчины, которых она любила, погибли. Но, что самое странное, оба они называли тетю Веру именем, которым никто ни до, ни после ее не называл. Это имя — Вераша. Наргиза, ради Бога, скажи, откуда тебе известно это имя.
Девушка медленно, словно нехотя, выпрямилась во весь рост, протянула руку и, найдя ладонь Евгении Андреевны, крепко стиснула ее. Пронзительный взгляд девушки проникал в сознание Евгении Андреевны, вызывая там тревогу и смятение.
— Женя, — заговорила Наргиза тихим, но твердым голосом, — тогда, в девяносто третьем, Роман получил в банке деньги Гюнтера?
Евгения Андреевна снова почувствовала, как спину ей обдало морозным дыханием. Она уставилась на девушку застывшим взглядом, не в силах произнести ни слова.
— Так, он получил деньги? — чуть повысила голос Наргиза.
— Да, — едва смогла приоткрыть рот женщина.
— Он к тебе еще приставал с предложениями возить наркотики? — продолжала допрос Наргиза.
Евгения Андреевна в ответ молча мотнула головой.
— А мама твоя вышла замуж за того мужчину… Николая, кажется?
На этот раз Евгения Андреевна кивнула головой утвердительно. Наргиза неожиданно громко рассмеялась.
— А помнишь, как мы в погребе на бочках сидели? Словно куры на насесте.
Теперь спина Евгении Андреевны сделалась влажной от выступившего пота. Глубоко вдохнув, она сумела прошептать чуть слышно:
— Ты кто?!
— Кто я? — кривая усмешка пробежала по лицу девушки. Она обхватила голову руками, и тяжелый стон вырвался у нее из груди, — вот уже две тысячи лет я никому не говорил кто я, как мое имя и откуда я родом. Много раз я порывался сделать это, но что-нибудь мне всегда мешало. В этот раз ничто и никто мне не мешает, и я расскажу тебе все.
Руки девушки медленно опустились вниз, спина сгорбилась, взгляд потух и даже кожа на лице, как показалось Евгении Андреевне, одрябла. На секунду Евгении Андреевне почудилось, что перед ней стоит древняя старуха.
— Слушай меня внимательно, — продолжала меж тем говорить девушка, — я — Агасфер.
— Кто? — не поняла Евгения Андреевна.
— Вечный жид. Слыхала о таком?
— Вечный жид… — на лбу женщины пролегла глубокая складка, — да, да. Я где-то слышала или читала легенду о Вечном жиде. Когда Христос, понукаемый стражниками, шел на Голгофу, он остановился передохнуть возле одного из домов. Со словами «иди, иди отсюда», хозяин дома прогнал Иисуса. За это Сын Божий проклял его и приказал ему скитаться по свету до второго своего пришествия. Я правильно вспомнила легенду?
— Нет! Нет! — яростно замотала головой девушка, — все было не так! Да, легенду ты вспомнила верно, но она лжива! В действительности все было не так.
г. Иерусалим, 33 год
Я сидел за гончарным кругом в своей мастерской, когда до моего слуха донесся шум слитых воедино множества людских голосов. Я остановил круг, снял фартук и вышел на улицу. Я увидел толпу людей, сопровождавших отряд римских воинов, выстроившихся в две шеренги человек по пятнадцать в каждой. Между шеренгами шли трое людей, один из которых тащил на спине огромный деревянный крест. Судя по всему, процессия двигалась в сторону Голгофы, лобного места. Люди в толпе вели себя по-разному. Одни рыдали в голос, рвали на себе одежду. Другие веселились как на празднике: смеялись, громко и возбужденно кричали. Третьи тихо молились. Однако большинство людей равнодушно наблюдали за происходящим.
Я остановил пробегавшего мимо мальчишку.
— Что там происходит? — спросил я.
— Самозванца на казнь ведут, — смеясь, ответил мальчишка.
— Какого самозванца? — насторожился я.
— Который называл себя Сыном Божьим и Царем иудейским.
Кровь ударила мне в лицо, сердце в груди бешено заколотилось. Я сразу догадался о ком идет речь. Еще когда первые слухи о неком Иисусе Назаретянине, творившим разные чудеса и называвшим себя Сыном Божьим, достигли Иерусалима, я заподозрил, что этим Иисусом мог быть сын Марии. То есть, мой сын. Я тогда решил убедиться в этом. Оставив мастерскую на попечении старшего сына (у меня к тому времени уже были трое детей), я, не мешкая, отправился в Назарет, где тогда, по слухам, проповедовал новоявленный машиах. Войдя в город, я спросил у первого встречного как мне разыскать Иисуса-целителя.
— Иди, не сворачивая этой дорогой, — указал незнакомец, — где увидишь толпу людей, там и найдешь того, кого ищешь.
Я пошел в указанном направлении и вскоре увидел несколько десятков человек, толпившихся возле одного из домов. Среди собравшихся было много калек: хромых, недвижимых, незрячих. Люди разбились на несколько групп и что-то очень оживленно обсуждали между собой. Я остановился в нерешительности, не зная, к какой из групп мне примкнуть.
Внезапно гул голосов смолк и все повернулись в мою сторону. Это привело меня в крайнее замешательство. Я сконфуженно завертел головой, но вскоре понял, что люди смотрят вовсе не на меня. Их взгляды были устремлены на дорогу, по которой я только что пришел сюда. Сейчас мой путь повторяли семеро человек: три женщины и четверо мужчин. Впереди этой группы шла невысокого роста, стройная женщина лет пятидесяти.
Остальные участники шествия держались в двух шагах позади нее. Я пригляделся к женщине, идущей первой.
— Не может быть! Неужели…?! — руки мои затряслись от охватившего меня волнения.
Тем временем, из толпы до моего слуха донеслись восклицания:
— Мария!.. Мария идет!.. Мария и дети Иосифа…
Теперь все сомнения отпали: передо мной была Мария. Конечно, она сильно изменилась (неудивительно, ведь прошло более тридцати лет со дня нашего последнего свидания), но по-прежнему оставалась хороша собой. Тот же изумительный разлет черных, густых бровей, те же алые, чувственные губы. Я, как зачарованный, следил за каждым ее движением.