Игорь Агафонов - Легионы - вперёд!
— О чем ты толкуешь? Тогда в Галлию вошли германские наемники, что они там могли навоевать? Теперь же готам предстоит встретиться с римскими легионами. Посмотрим, как это понравится Эвриху!
— А, вот ты где Деций!
Они так увлеклись беседой, что не заметили как к ним подошел одышливый старик в сенаторском одеянии в сопровождении молодого патриция. Венанций тут же встал и слегка склонил голову.
— Вернулся в Рим и даже не навестил отца. Как же это ты так?
— Но у меня было много дел, я собирался…
— Собирался. Вот так всегда, молодежь совсем не уважает родителей. Только твой брат и остается мне надежной опорой. Ну раз уж я тебя отыскал, не уделишь ли ты мне немного времени?
— Конечно, отец.
Они отошли немного в сторону. Венанций едва успел поприветствовать брата, как отец заговорил с ним недовольным тоном:
— Правда ли то, что я узнал сегодня? Ты собираешься в поход с армией? Да еще получил какое-то звание в легионах Красса?
— Правда.
— И я узнаю это от посторонних людей! Но как же твоя служба при императоре?
— Я остаюсь его представителем в армии Красса. Он ведь стал теперь…
— Знаю. Я был в Сенате. Его назначили военным магистром. И все же зачем тебе военная карьера? Подобает ли это молодому человеку? Ты вот-вот уже должен был стать сенатором, а там перед тобой открываются блестящие перспективы, ты мог бы стать консулом, а со временем и префектом Италии, повторив мой путь, скажу тебе, не самый плохой!
— Я знаю отец. Тебя уважают в Сенате и все признают твои заслуги перед Римом и императором. Но нас ждет война, и место мое в легионах. Ты разве не знаешь — римская армия возродилась, восстав из мглы веков! Так какой же римлянин…
— Оставь эти речи! Война — дело варваров, дело же римлянина — государственная служба. Ты напоминаешь мне своего дядю. Он также бросил Рим ради того, чтобы нести слово Божье варварам на далеких границах. Но он хоть в битвы не рвался.
— Я не согласен с тобой. Судьба Рима решится на поле сражения, могут ли чиновники отстоять Рим в бою? А если нет — какова им цена?
Слыша такие речи, старый сенатор только покачал головой:
— Такие речи пристали неразумному ребенку, но не сыну Цецины Деция Базилия. Делай как знаешь, я подожду когда ты одумаешься. Мне пора в ложу, но я надеюсь еще увидеться с тобой до твоего отъезда из Рима.
— Конечно, отец.
Деций Базилий медленно двинулся вдоль скамей, но его спутник слегка задержался.
— Рад видеть тебя брат!
— Я тоже, Маворций!
— Отца ты не слушай, он поворчит и забудет. Я же желаю тебе удачи! Верю, что ты прославишь наш род! И вот еще что… Ты уже слышал, что Паулин устроил в Сенате? Так вот, после этого он встречался с Симплицием, вышел от него злющий-презлющий и немедленно отбыл из Рима. Куда — неизвестно.
— Интересно, что он задумал… Спасибо, брат. Обещаю, мы еще увидимся, даже если армия выступит завтра.
Маворций бросился вслед за отцом, и вовремя — десятки труб взревели разом, амфитеатр замер. На песок арены парными рядами выходили гладиаторы…
Вер не подвел. Зрелище, представшее глазам пятидесяти тысяч зрителей, не уступало красотой и накалом страстей лучшим временам Республики. Все пленные варвары были обвинены в измене и особым указом Антемия приговорены к смертной казни. Одновременно с этим приговоренным объявили, что желающие могут искупить свои преступления достойно сражаясь на арене амфитеатра. Выжившим в бою император торжественно обещал прощение. Желающих набралось немало, и теперь они яростно бились друг с другом за право остаться в живых.
Бывший рудиарий не пожелал никому уступить обязанности распорядителя и сам объявлял бои. Он наслаждался этой ролью, голос его то утихал, то возносился до небес, и, усиленный специальными трубами, гремел над всем амфитеатром.
— А сейчас перед вами предстанет Хунольт из племени ругов, выступающий в качестве ретиария, его оружие — трезубец и сеть. Против него выступит могучий Ортвин, вооруженный коротким мечом и щитом. Смотрите же бой ретиария и мирмилона, это вечное противостояние — трезубец против меча, ловкость против силы, смотрите и восхищайтесь!
Амфитеатр умолкает. Звучит музыка, вначале тихая, но вот гладиаторы сходятся, мелькает сеть, трезубец бьет в щит, слышны крики бойцов, и, вторя им, музыка то возносится надрывным крещендо, то вновь падает до едва слышного шелеста. Бой продолжается. Толпа неистовстствует, на трибунах повсюду заключают пари:
— Двадцать денариев на ретиария!
— Тридцать на мирмилона!
Первый бой был недолог. Ретиарию не хватает мастерства обращения с сетью, и мирмилон вонзает меч ему в сердце. Тело падает на арену. Служители тут же уволакивают его крючьями и засыпают кровавые пятна. Выживший мирмилон покидает арену под громкие крики довольных зрителей.
А Вер не дает зрителям отдыха.
— Встречайте! Доблестный Фракиец и храбрый Галл! Фракийская сикка против галльского меча! Кто из них победит? Сами боги не ведают этого! Сморите же новый бой! Галл и Фракиец — чья сталь окажется крепче!
Оба бойца достойны друг друга. Удары сыплются градом, слышен грохот железа, трещат щиты, кровь льется из ран и порезов. Они не отступают, напряжение растет. Толпа ревет — почти все стоят. Кажется, что у тысяч людей одно сердце на всех, и оно бьется там — на арене. И вот фракиец повержен. Но он еще жив, лицо его обращено к зрителям, на нем застыла немая мольба. Шатаясь, галл подходит к нему, заносит меч…
— Фракиец достойно сражался! Судьба его в ваших руках, славные римляне! Хотите ли вы сохранить ему жизнь?
— Да! Да!
Все выбрасывают вперед руки — и большой палец поднят вверх. Раненого уносят.
Так выходят они один за другим, пара за парой. Страдания и боль, отчаяние и надежда, храбрость и трусость — все слилось в бешеном круговороте на желтом песке арены. Все пятьдесят тысяч человек, стоящих и сидящих на трибунах огромного амфитеатра, живут сейчас одной лишь ареной, ловя каждое движение бойцов. Торговцы забыты, да они и сами не помнят о своих лотках и смотрят только туда. Музыка не умолкает ни на миг, разогревая и без того накаленные до предела страсти…
По замыслу Вера, Игры завершались грандиозным сражением. Сразу сто гладиаторов, половина из которых изображают римских легионеров, остальные — варварскую армию Рицимера, выходят на арену. Долго кипит кровавая схватка, щит ударяет о щит, мелькают мечи, повсюду падают трупы. Смерть собирает обильную жатву. Что в этот миг творится на трибунах! Все взгляды прикованы к битве, большая часть болеет за «римлян», но и у варваров есть поддержка. Те, кто ставил на них, надеются до последнего — даже когда огромный германец, творивший чудеса своим длинным мечом, остается один против трех. Но опытный Вер специально отобрал в отряд «римлян» самых сильных и опытных бойцов, и он не ошибся — «римляне» побеждают к восторгу почти обезумевшей от зрелищ толпы.
Игры окончились. Зрители медленно расходились, все еще не в силах отойти от бушевавших весь вечер страстей. Повсюду бурно обсуждали сегодняшние события:
— А помнишь, как он его…
— Вот это удар! Таким быка проткнуть можно!
— Не зря я деньги поставил! Как знал…
— Ты за что голосовал? За смерть? Ну ты злодей! Он же отлично сражался!
— А знаешь, после такого мне и самому хочется на арену выйти…
И долго еще говорили они в домах и тавернах, на улицах и площадях, наперебой вспоминая самые яркие моменты Игр. Для солдат и офицеров Красса зрелище было красивым, но в общем-то довольно обычным. Многие могли вспомнить и более грандиозные Игры, поэтому они обсуждали в основном сам амфитеатр, он действительно произвел на них поистине неизгладимое впечатление. А вот остальные римляне… В них что-то неуловимо, едва заметно менялось. Держа в руках жизнь гладиаторов, упиваясь битвой и льющейся кровью, они ощутили то, что делало римлян — римлянами во все времена. Пусть и не осознавая пока, они вновь прикоснулись к древнему праву римлян судить и решать, властвуя над всеми народами мира…
Так закончился этот день. Все происшедшее, словно грандиозная жертва в честь древних богов, совершенно преобразило старый амфитеатр. Ночная мгла окутала его покинутые скамьи, тишина накрыла арену, но если бы кто-то оказался там в самый глухой ночной час, прислушавшись, возможно он смог бы различить на самом пределе слуха крики сражающихся бойцов, стоны умирающих и рев возбужденной толпы. А вглядевшись в туманные очертания императорской ложи, этот ночной наблюдатель возможно увидел бы там смутные призраки древних владык Рима: Траян и Антонин, Север и Адриан одобрительно качали головами.
Часть вторая
— Эй вы, заячьи жопы! Что вы там стоите? Идите сюда! Вы не воины, а трусливые бабы!
