Олег Крюков - Отдел по расследованию ритуальных убийств
- Прямо дом с привидениями, - тихо сказал Ковальчук, увлекавшийся в детстве книжками о призраках.
Иосиф книг не читал, ему было некогда. Сколько себя помнил, он служил Хозяину, воплощением которого в этом мире для него был Мессир. Поэтому дом ему виделся обыкновенной каменной коробкой, одной из многих, понастроенных жалкими людишками, чтобы за толстыми стенами творить грязные дела и скрывать свои пороки. Он думал о главном, где может прятаться этот парень с серо-голубыми глазами, унизивший его? С каким удовольствием он вырвет у него сердце! Но лишь после того, как это будет угодно Мессиру.
С фасадной стороны в дом вели три двери. Чтобы не тратить времени Иосиф разделил свою группу на три части, по одному на каждую дверь. Ему досталась крайняя слева, железная с видеоглазком. Над ней в свете фонаря краснела на белом фоне большая надпись «Евроокна». Он надавил на кнопку звонка.
- Слушаю! – спустя целую минуту донёсся из динамика недовольный, заспанный голос.
- Полиция! – он сунул под самый глаз видеокамеры полицейский жетон с гербом Санкт-Петербурга, которым его в числе прочих документов снабдил Мессир.
- Командир, а у тебя бумажка есть?
Статьёй номер один в новом уголовном законодательстве полиции категорически запрещалось заходить в помещения без прокурорского разрешения.
- Послушай, земляк! – проникновенно начал Иосиф. – Я на задании был. Мы тут одного наркодиллера в разработку взяли. В общем, порезали меня и мобилу забрали. Мне начальству срочно позвонить надо. Чтобы помощь прислали, а то уйдут, гады!
Весь этот спектакль он играл в надежде, что охранник из бывших. Авось, не откажет! Для пущей убедительности сунул руку под куртку, якобы зажимая рану, и морщился, словно от боли.
Вскоре в небольшом окне, слева от двери появилась помятая физиономия. Охранник внимательно оглядел видимый ему из окна кусок улицы. Иосиф, продолжая морщиться, держал в вытянутой руке жетон.
Дверь, загудев электронными замками, открылась.
- Давай, только быстро!
- Спасибо, земляк! – улыбнулся во все тридцать два зуба и большим пальцем правой руки ткнул здоровенного парня чуть ниже левого уха. Проскользнул внутрь, подхватив тяжёлое тело.
Судя по богатой обстановке европейские окна пользовались в городе популярностью. В холле журчал фонтан, и пол и стены были отделаны мраморной крошкой, а на второй этаж вела лестница уже из настоящего мрамора.
На первом этаже были служебные помещения. Все закрытые двери опломбированы.
Он взбежал по мраморной лестнице наверх. Здесь были кабинеты сотрудников. На всех дверях тоже стояли пломбы. Серьёзная организация! Нет, на одной двери пломбы не было. Иосиф осторожно нажал ручку. Приёмная. Рядом со столом секретарши ещё одна дверь, из-за которой доносились знакомые звуки. Он подошёл поближе. Всё ясно, женщина стонет, мужчина рычит. У него появилось неудержимое желание нарушить соитие.
- Чего надо? – раздалось из кабинета на стук. – Я же сказал, чтобы меня не беспокоили!
- Шеф, комиссия приехала!
- Какая к чертям комиссия?
Дверь открылась, и на пороге появился, видимо сам хозяин кабинета. Кусок шёлковой рубашки торчит из расстегнутой ширинки дорогих брюк, на холёном лице гневное недоумение.
- Какого…
Иосиф слегка смазал холёного пальцами по глазам, впечатал свой «Тимберленд» в мягкий животик. Хозяин влетел обратно в свой кабинет и остановился только у противоположной стены. От соприкосновения с 90-килограммовым телом со стены на уложенную лучшим стилистом Питера причёску рухнула огромная фотография российской президентши в рамке из морёного дуба.
Он оглядел кабинет. На огромном столе, распахнув на него огромные зелёные глаза, сидела девица с задранной юбкой и расстёгнутой блузкой. Ноги были длинней Адмиралтейской иглы.
Иосиф обворожительно ей улыбнулся. Всё проверено и «Евроокна» перестали его интересовать
Кофейня
Глеб подтащил тяжёлое тело к лестнице, ведущей в подвал, и остановился передохнуть. Елизавета стояла спиной в двух метрах от него, не оборачивалась, с преувеличенным вниманием следила, как готовится кофе в кофе-машине
Покойников боится, подумал он, а это – глупо. Ведь, что такое покойник? Всего лишь неодушевлённое тело. А зло гнездится в закоулках души. В душе дяди Миши зла не было, уж он-то знал об этом. А может быть, всё-таки было? Это рождаемся мы с душой чистой, как родниковая вода. Старый мастер что-то рассказывал обрывками про Афганистан, сожжённые кишлаки.
В нагрудном кармане куртки что-то давило на грудь, аж трудно было дышать. Он достал трофей, этот неестественно тяжёлый мобильник и положил на разделочный стол. Подхватил под мышки неодушевлённого дядю Мишу и стал спускаться в подвал.
Уложив тело вдоль стены, он решил осмотреть его. Никаких, по крайней мере, видимых повреждений, на теле не было. Ни торчащих костей, расколотого черепа. Только три тоненькие струйки крови из носа и ушей стекали по начинавшему восковеть лицу и терялись в дебрях бороды.
Глеб тяжело вздохнул. Только сейчас он начал понимать, как много ушло из его жизни вместе с гибелью старого мастера. Он не помнил своих родителей. Десять лет в этом доме пусть под заботливой, но казённой опекой. Затем его забрала Елизавета Ивановна. Надо сказать, ему повезло, у подростка появилась мудрая, в меру строгая бабушка. Михаила Анисимовича Господь послал шестнадцатилетнему парню, бесившемуся от избытка гормонов. Именно он превратил неуверенного юношу в мужчину. И самое главное научил доброте, не показной, а настоящей. На чашу Добра упала маленькая, но ещё одна гирька.
Дядя Миша лежал неподвижный и строгий. Строгость ему предавала складка на переносице. Волосы, при жизни, торчащие в разные стороны, словно успокоившись, лежали сейчас седыми прядями. А это что такое? Совсем рядом с головой в бетонном полу Глеб увидел железную решётку размером с канализационный люк. Это, что, слив? Насколько он помнил, в подвале был склад, а не душевые. Решётку поставили не так давно, металл даже не успел покрыться ржавчиной.
Когда поднялся в кухню, в ноздри ударил волшебный аромат кофе. Он закрыл на ключ дверь, ведущую в подвал.
- Вымой руки и пошли пить кофе, - не отрывая взгляда от машины, произнесла Елизавета.
Глеб держал в руках чашку и втягивал в себя запах.
- Уже поздно, а тебе завтра, то есть уже сегодня рано вставать.
- Я этой ночью вряд ли усну. К тому же ты обещал мне объяснить…
Он посмотрел на девушку. Как не крути, а рассказать придётся. Она ему помогла, рисковала. Имеет право знать правду. Ну, или хотя бы её часть.
С удовольствием сделал большой глоток.
- Понимаешь, мы с дядей Мишей сыщики.
Елизавета недоверчиво смотрела на него.
- Но мы не работаем в правоохранительных органах.
- Частное сыскное агентство?
- Не совсем. При патриархии Русской православной церкви два года назад создали оперативный отдел для борьбы с культовыми преступлениями.
- Так ты – охотник на ведьм?
Глеб против воли улыбнулся.
- Я вижу, вы, девушка застряли во временах Шпренгера и Инститориса. Жили в пятнадцатом столетии два дядьки, которые написали пособие для борьбы с ведьмами и колдунами.
- «Молот ведьм» называется, - закончила за него Елизавета. – Не ты один такой умный.
- А я этого и не утверждал! Но тут всё гораздо серьёзнее. Я, например, расследую ритуальные убийства, консультирую правоохранительные органы.
Он вновь приложился к кружке.
- Серьёзно? – она распахнула на него серые глаза. – Это, должно быть жутко интересно?
- Что может быть интересного в убийстве?
Девушка смутилась.
- Я имела в виду твою работу.
- В любом случае, это опасно.
Оба посмотрели на дверь, за которой сейчас лежал дядя Миша.
- Глеб, его с крыши сбросили, да?
- Да. Я не успел помочь, и этого себе не прощу никогда.
- Не надо, Глеб, не казни себя, - она накрыла его руки, державшие чашку своими.
Ладони у неё были сухими и прохладными, как у Елизаветы Ивановны.
- Вы прибыли в наш город, чтобы найти убийцу? Расскажи мне.
Он с грустной улыбкой посмотрел на неё.
- Ну, всего я тебе в любом случае рассказывать не буду. Потому что оперативная информация. Скажу только, что церковь у нас отделена от государства. А в таких условиях, сама знаешь работать нелегко. К тому же интересы церкви не всегда совпадают с интересами государства.
Боюсь, что сейчас именно такой случай, добавил про себя.
- Вот и приходится просить помощи у наивных, но очень симпатичных девушек.