Василий Сахаров - Вариант Юг
- Молодец. - Ксенофонтов улыбнулся и продолжил: - Время сейчас трудное, сами все понимаете. Кругом враги: помещики и капиталисты, фабриканты и банкиры, немцы и самостийники, бандиты и мародеры, золотопогонники и казаки. Республика со всех сторон находится под ударом и нам необходимо действовать жестко, не церемониться с нашими противниками. Иначе никак, пропадем. И для борьбы со всеми этими негативными для власти Советов явлениями создана ВЧК. Вы готовы к тому, чтобы стать чекистами?
- Да, - Котов, которому по большому счету было все равно, не колебался.
- Да, - эхом отозвалась Наталья.
- А вас не смущает, что придется применять методы террора не против какого-то конкретного лица, а уничтожать целые социальные слои общества?
Василий цыкнул зубом, мол, не проблема, а Каманина выпалила:
- Мы готовы. Товарищ Ленин в своих статьях писал: «Отвергая индивидуальный террор, большевики считают оправданным и, даже необходимым, в период острого классового противоборства, террор массовый». Кто поддерживает большевиков всей душой, тот знает об этом и готов на любые жертвы ради победы Великой Идеи и создания общества построенного на принципах всеобщего равенства и свободы.
- Я удивлен, - чекист приподнял бровь и дополнил слова Натальи: - А еще товарищ Ленин говорил, что мы никогда не отказывались и не можем отказаться от террора, ибо это одно из военных действий. А борьба против буржуазии и капитализма будет вестись до окончательной победы коммунизма. Так как власть трудящихся не может существовать, пока будут существовать на свете эксплуататоры. И мы, Чрезвычайная Комиссия, разящее орудие партии большевиков против бесчисленных заговоров и покушений на Советскую власть со стороны людей, которые пока бесконечно сильнее нас.
Что-то обдумывая, Ксенофонтов замолчал, а Василий спросил:
- Что мы будем делать в Петрограде?
- Учиться. Прежде чем приступить к работе, вы обязаны многое узнать и на некоторые вещи посмотреть вблизи. Однако, ВЧК организация очень молодая, нам еще и двух недель нет, и у нас не хватает людей. Пока мы только вырабатываем меры по борьбе с контрреволюционерами и саботажниками, набираем преданных делу революции пламенных борцов и расширяемся. Поэтому на подготовку вам выделяется только один месяц. После этого в бой. Все ясно?
- Да, - одновременно ответили Котов и Каманина.
На этом разговор закончился. Матроса и девушку поселили в доходный дом на Гороховой улице, выдали им скудный продпаек, представили председателю Чрезвычайной Комиссии легендарному большевику Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому, худощавому человеку с горячечным блеском в глазах, и началось их обучение. Каждый день они приходили к Ксенофонтову, сначала в Смольный, а затем в дом бывшего градоначальника на все той же Гороховой улице. У него знакомились с новыми людьми, пламенными революционерами с огромным опытом за плечами, о многом с ними беседовали и сопровождали товарищей во всех поездках по Петрограду. Кроме того, они участвовали в допросах контрреволюционеров, посещали митинги, на которых выступал Ленин и другие большевики, и так учились.
Дни летели за днями, и месяц прошел совершенно незаметно. Он был насыщен событиями, и молодые люди многое усвоили, поверхностно, конечно, но это лучше чем ничего. И когда Котов смог выделить небольшой кусочек свободного времени на то, чтобы разобраться во всем происходящем, то четко понял, что, по сути, они с Натальей расходный материал, которого много и не очень жалко. Точнее сказать, совсем не жалко. Их кинут на передний край борьбы против контры, а там уж как получится. Если они выживут, с ними будет вестись более серьезная работа, и матрос со своей девушкой станут причастны к серьезным делам. А если погибнут, значит, такова судьба, и на их места встанут другие люди. Пока к ним просто присматривались, словно к какому-то товару, направляли, проверяли и давали небольшой запас самых необходимых для борьбы с контрой знаний. Котова это коробило, но он знал, что назад дороги нет. Они с Каманиной уже измазались в крови врагов и увязли в борьбе, словно птица в сети птицелова, и если матрос, иногда, стал задумываться о том, что происходит, для его подруги все было естественным и закономерным. Для нее революция была даже важнее чем любовь Василия, и эта еще один момент, который вызывал напряжение и терзания в душе матроса...
- Готово, - прерывая размышления Котова, сказала Наталья, которая сняла с печки кружки с кипятком.
- Жизнь наша корабляцкая, куда только судьбина не забрасывает, и какую только дрянь не приходится есть, - беря свой кусочек хлеба и кружку, усмехнулся Котов.
- А никто тебе не виноват, - подначила его подруга. - Месячный паек за две недели стрескал, а теперь плачешься.
- Да ладно тебе...
Наталья по-доброму улыбнулась, и промолчала. Парень и девушка быстро перекусили, покинули квартиру, и направились в канцелярию Чрезвычайной Комиссии, которая с недавних пор находилась от них всего в ста пятидесяти метрах влево по улице. Город снова накрыла метель, тропинки вдоль стен домов заметало практически сразу, но люди упрямо пробивали их вновь и вновь, так как необходимо идти на работу. Жизнь продолжалась. И обсыпанные белыми наносами человеческие силуэты в надвинутых на глаза шапках и с поднятыми воротниками, будто призраки скользили в снежной пелене вдоль серых домов, битых витрин, разобранных на дрова дощатых заборов, и занесенных сугробами узких проулков.
Василий и Наталья вошли в канцелярию ВЧК. Как обычно, показали охране пропуска, и на входе поздоровались с молодыми чекистами из провинции, с которыми пересекались на митингах или в Бутырской тюрьме. После чего направились к Ксенофонтову, который все время их пребывания в Петрограде продолжал оставаться куратором севастопольцев.
Иван Ксенофонтович встретил молодежь в своем кабинете, увидел смеющиеся и счастливые лица парня и девушки, и тоже улыбнулся. Однако он быстро собрался, и перешел к делу:
- Итак, молодые люди. Более держать вас в Петрограде мы не можем, так что собирайтесь. Сегодня вы отбываете на юг как настоящие чекисты, которые облечены доверием партии большевиков.
- Наконец-то, - вырвалось у Котова.
- Вот твой мандат и предписание, - Ксенофонтов протянул Василию пару листов бумаги, а затем повернулся к Каманиной и отдал два таких же ей, - это твои документы.
- А разве у нас не одно предписание на двоих? - удивился матрос.
- Нет. Пока вы будете работать в разных местах. Товарищ Каманина отправляется в станицу Каменскую на Дону, а ты Котов на Украину, в город Екатеринослав.
Матрос хотел вскипеть гневными словами. Однако он посмотрел на Ксенофонтова и решил с ним не спорить - это было опасно, и вместо протестов или возмущенных криков, Василий четко ответил:
- Все понял.
Чекист заметил сдержанность Котова, удовлетворенно качнул головой, и добавил:
- Поездка в Екатеринослав временная, а не назначение на постоянной основе, так что скоро встретитесь.
- Каковы наши задачи? - спросила Наталья.
- Выполнять приказы революционных командиров. Вылавливать контрреволюционеров, карать изменников и предателей, и наводить порядок в частях и соединениях в вашей зоне ответственности. При этом не забывайте, что вы чекисты, хоть и молодые, но спрос с вас, как с опытных большевиков, так что не оплошайте. Все просто и сложно одновременно. Но сейчас всем тяжело, так что удачи вам товарищи и революционной сознательности. Надеюсь, что мы с вами еще увидимся.
Ксенофонтов пожал свежеиспеченным чекистам руки, и они покинули канцелярию ВЧК, а спустя четыре часа, собрав свои нехитрые пожитки в квартире на Гороховой, они отправились на вокзал, и сели в эшелон, который вез на юг революционных солдат. До Харькова они могли добраться вместе, а дальше пути моряка и его подруги расходились. Ему предстояло своими глазами посмотреть на то, что происходит в Екатеринославе, откуда идет противоречивая информация, и составить о сложившемся положении дел докладную записку на имя товарища Дзержинского. А Наталья откомандировывалась обратно в 1-й Черноморский революционный отряд, который после разгрома татарских самостийников в Крыму, пополнившись севастопольскими матросами, снова собирался выступить против Каледина и Корнилова.
Новочеркасск. Январь 1918 года.
После того как мы с Мишкой записались в отряд к Чернецову, в гостеприимный дом Зуева решили больше не возвращаться. Благо, лошади наши были у здания Офицерского Собрания, оружие при нас, а вещей много не надо. Поэтому мы попрощались с Яковом, который уезжал домой, передали приветы родным и вместе с партизанами отправились в казарму Новочеркасского юнкерского училища, где временно они были расквартированы.
В тот памятный вечер девятого января, из восьми сотен присутствующих на сборе офицеров в отряд храброго и лихого есаула записалось полторы сотни. Сказать нечего, на порыве люди подписи ставили и, забегая вперед, скажу, что на следующий вечер, перед отбытием к месту ведения боевых действий, в расположение подразделения явилось только тридцать бойцов. Остальные растворились среди гражданского населения. Такие вот дела. Такой вот патриотизм. Такая вот офицерская честь. Парадокс, однако. В двух городах, Ростове и Новочеркасске, находится от восьми до двенадцати тысяч офицеров, а воюют сплошь и рядом мальчишки, вроде моего младшего брата Мишки. Да, что он. Позже случалось, что и двенадцатилетних ребятишек в строю некоторых партизанских отрядов наблюдал. Кто бы раньше что-то подобное рассказал, не поверил бы, а теперь время такое, что и небывалое бывает.
