Евгений Красницкий - Не по чину
— Господин сотник! Наши возвращаются!
Мишка вздрогнул и зашарил глазами по опушке леса. Вот из-за деревьев показались первые, едущие шагом, верховые отроки, вот из-за них вывернулся, подгоняя коня Роська — спешит с докладом — вот выехал ратник Молчун, а перед ним, на холке коня, сидит Егор…
«Егор!!! Живой!!!»
Видок у десятника был еще тот — глаза закрыты, лицо совершенно белое, и видно, что держится он на коне только потому, что его обхватил руками Молчун. Голову Егору обмотали, будто у него болит зуб, кончики повязки завязаны на макушке и кокетливо торчали наподобие заячьих ушек. Вид одновременно и трагический, и смешной. Мишка вдруг почувствовал, что лицо его невольно расплывается в улыбке.
— Господин сотник, разреши доложить! — отбарабанил Роська, лихо осаживая коня перед завалинкой, на которой сидел Мишка.
— Что с Егором?
— Так это… — Роська, настроившийся на четкий воинский доклад, невольно сбился от неожиданного вопроса. — Ну… он зятя выручать кинулся, а под ним коня убили…
— Какого зятя? — диалог начинал приобретать некоторые черты идиотизма, но неожиданное «воскрешение» десятника Егора выбило Мишку из колеи и никак не давало сосредоточиться.
— А ты что? Ничего не знаешь, что ли? — искренне изумился Роська.
— Чего не знаю?
«Сэр, да придите же в себя, наконец! Хватит дурака валять!»
— А-атставить! — пришел на выручку начальнику и подчиненному подошедший Дмитрий. — Поручик Василий! Спешиться! Доложить, как положено!
— Слушаюсь, господин старшина!
Роська бодренько соскочил наземь, сунул повод кому-то из отроков, встал «во фрунт», отрыл рот и… засомневался:
— А про что докладывать-то? Про Егора или про все… это… ну, как было?
— Про что последний вопрос был? — Дмитрий грозно нахмурился.
— Про зятя.
— Вот про него и докладывай!
— Э-э-э… — Роська заметно напрягся, видимо, подбирая формулировки, а потом выдал: — Общая невесто-жениховская ситуация, сложившаяся в нынешнее время в селе Ратное, предрасполагает родителей вошедших в возраст девиц к поиску женихов среди отроков Младшей стражи…
«Дурдом, ей богу!»
— Хватит!!! Заткнитесь оба!
— Слушаюсь, госпо…
— Молчать! Егор кинулся выручать одного из отроков. Так?
— Так точно!
— Под ним убили коня. Так?
— Так точно!
— Что с Егором было потом?
— Господин десятник Ратнинской сотни…
— Убью!!!
— Головой он об дерево стукнулся… сильно, — Роська наконец-то перешел на нормальную речь. — А потом ему стрела в щеку попала. Так все в кучу и собралось: бармица, подшлемник, клок бороды, кожа со щеки… почти до самого уха все уехало.
— Но для жизни не опасно?
— Головой он сильно приложился. Рвало его… обмочился еще, и до сих пор без памяти. Все, как ты, Минь, говорил: мозготрясение.
— Понятно… Мить, Матвей как? Опомнился уже, лечить может?
— Да как сказать… морда у него, конечно… только детей пугать, а так… вроде бы соображает, только злющий, как овод, того и гляди кусаться начнет.
— Покой десятнику нужен, — раздался вдруг над головами голос незаметно подъехавшего ратника Арсения. — При таких ранениях главное — покой. Не трясти, не беспокоить, не давать вставать. В дом заносить не будем — шумно там и бестолково. Мы Егора сами устроим, но Матвея ты все-таки пришли, пусть посмотрит. А еще лучше было бы Илью сюда побыстрее доставить, он за тяжелыми ранеными хорошо ходить умеет.
Голос ратника возымел на Мишку прямо-таки чудесное действие: разом накатило облегчение от того, что известие о гибели Егора оказалось ложным, и осознание… Да что там, самому себе-то можно признаться: наличие рядом опытных воинов мальчишкам, как бы хорошо они ни выучены, да и их сотнику, кем бы он на самом деле ни являлся, совершенно необходимо.
Вслед за этими мыслями накатило раздражение на ни в чем не виноватых мальчишек: изображают тут, понимаешь, строевые экзерсисы, только что каблуками не щелкают, и кажется им, что лихой доклад или показательная выправка делают их настоящими воинами. Подростки… что с них возьмешь. Захотелось шугануть их, чтобы не мельтешили перед глазами, и спокойно поговорить с кем-нибудь из взрослых мужиков, хотя бы с тем же Арсением. С трудом удерживаясь от раздраженного тона, Мишка распорядился:
— Роська, раненых устроить, коней обиходить… Сам знаешь, что делать. На ночь выделишь людей в дозор. Дмитрий, людей покормить, да про княгиню с ее свитой не забудь, только сам к ней не лезь, Артюха знает, что там и как, вот пусть и займется. На ночь остаемся здесь, так что обустраивай стоянку. Возможно, еще и завтра здесь пробудем и еще одну ночь, во всяком случае, на это и рассчитывай. Исполнять!
Не слушая бравого ответа подчиненных, обернулся к Арсению.
— Ты, я так понимаю, вместо Егора старшим остался?
— Верно понимаешь… господин сотник, — Арсений ухмыльнулся так, будто Мишка правильно ответил на загадку, заданную на вечерних посиделках.
— Тогда, если ты прямо сейчас не занят, присядь. Потолковать надо бы.
— Чего ж не потолковать? Дело полезное.
Мишка дождался, пока у спешившегося ратника примут коня, потом, вежливо помедлив, чтобы не садиться раньше старшего по возрасту, сам пристроился рядом и, совершенно неожиданно для себя, проворчал стариковским тоном:
— Ишь, хорохорятся… победители, богатыри, а толком обсказать, как да что, не могут… Да и не разумеют, скорее всего.
Арсений сначала удивленно изогнул бровь, но потом, словно спохватившись, приосанился и степенно ответил:
— Сосунки еще… им бы в новиках годик-другой походить. Ничего, обучатся… кто выживет.
— Ну, по нынешним нашим делам и месяц за год считать можно, — спокойная неторопливая беседа на завалинке вдруг оказалась для Мишки настолько комфортной, что сворачивать разговор на насущные дела не хотелось совершенно.
— Тоже верно, — отозвался Арсений. — Настоящего похода да боев никакая учеба не заменит.
— Как там мои-то, — Мишка качнул головой в сторону леса, — дури не натворили?
— А ничего так… вполне, вполне. Василий твой командовал толково, поправлять не пришлось. И стреляли метко, — Арсений на несколько секунд задумался, покивал каким-то своим мыслям и продолжил: Ругать, одним словом, считай, что и не за что. Суетились, конечно, ну и осмотрительности не хватало… так ведь молодые, горячие. Но так ничего, выучка видна.
Мишка помолчал, одновременно и радуясь за своих ребят, и удивляясь тому, как легко лихой и баламутистый Арсений принял степенный тон беседы. А потом пришла мысль:
«А ведь ему лестно! Попросили дать оценку действиям Младшей дружины и разговаривают, как с седоусым ветераном… Похоже, в такой роли Арсению выступать еще не приходилось, и она ему нравится».
Пауза явно излишне затянулась, но Арсений, вопреки своему обыкновению, не прервал ее какой-нибудь шуткой-прибауткой, вообще никак не проявил нетерпения, даже не кашлянул «напоминательно».
«Это что же? На него так подействовало осознание того, что он оказался старшим в десятке? Впрочем, если уж он заменил выбывшего из строя Егора, то ведь и в роли вашего, сэр, советника тоже? Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд! Прямо на глазах человек изменился. А может, он давно к этому был готов, а лихость и баламутство — всего лишь защитная реакция? Мол, нет для меня командного места, так мне и без того хорошо, да и не по нраву мне командовать. «Эффект зеленого винограда».
— В твоем десятке найдется, кто пленного с толком допросить может? А то мы уже подопрашивали тут одного… самим тошно… и чуть не сбежал.
На секунду показалось, что Арсений в ответ ухмыльнется и ответит что-то вроде: «Да запросто! Так отделаем — залюбуешься, соловьем запоет!». Но нет — ратник спокойно кивнул:
— А это смотря что тебе надобно. Если узнать чего тайное или принудить к пользе какой, то нам такое способно, не впервой. А злобу потешить… Эт тогда тебе Бурея звать придётся, — Арсений испытующе глянул на Мишку. — Понял, о чем речь веду?
— Понял! — Мишка почувствовал злость: «Экзаменовать ты меня будешь, осел иерихонский, да я тебя сам так за тайные места потрогаю…» — Тех, кто от чужих мук удовольствие получает, к допросному делу близко подпускать нельзя!
