Андрей Посняков - Сын ярла
Что же делал волчара здесь, в этом гиблом месте? Неужели вырывал из мерзлой земли чьи-то полусгнившие трупы, вместо того чтобы насытить утробу свежей живой кровью?
А, похоже, что так!
Рядом с волком, под елями, валялись два больших кувшина, покрытые желтовато-коричневой прошлогодней хвоей. Вокруг них волк и рыл землю могучими лапами. Вот на миг остановился, услыхав собачий лай, повернул жуткую морду, прислушался. И снова заработал лапами, вырывая закопанные в землю полусгнившие трупы. Вырыв, есть почему-то не стал, лишь разбросал части тел лапами да завыл, подняв морду к низкому небу, тоскливо, безнадежно, злобно.
Быстро темнело. Темно-серые, под масть зверя, тучи заволокли небо, пошел дождь, редкий, противный и нудный. Трэль Навозник зарылся в сено и уснул, притянув к себе Айна. Где-то далеко, за священной рощей, в ответ на зов из урочища внезапно завыли волки.
Огромный зверь опустил морду, прислушиваясь к вою. Ноздри его раздулись, из раскрытой пасти стекала на землю желтая тягучая слюна. Некоторое время волк принюхивался, оставаясь на месте и словно бы раздумывая, а затем, прижав уши, помчался на зов собратьев длинными мощными прыжками.
Он обнаружил их сразу, как только пересек дорогу. Небольшая стая — с десяток особей — подозрительно обступила чужака. Это были еще довольно молодые звери, средь них лишь пара трехлеток. Голенастые, словно подростки, и уже успевшие отощать, видно, серым не очень-то везло с добычей в последнее время. В глазах их стояла тоска, шерсть потускнела, поблекла, на тощих лапах веревками выделялись жилы. Сгрудившись позади вожака, серые, поджав хвосты, с надеждой взирали на могучего новичка. А тот принюхивался к вожаку — старому, много повидавшему зверю, с порванным левым ухом и покрытой шрамами мордой. Видно, когда-то это был настоящий боец, но старость и невезение доконали его: шерсть свалялась, из кончика хвоста торчал репейник. Но глаза… глаза горели прежним боевым задором! Чужаку, видно, не понравились эти глаза, ибо, только взглянув в них, он сразу совершил мощный прыжок, словно знал — остальные не будут вмешиваться, а двух вожаков на одну стаю — много. Старый волк ждал этого — резко отпрыгнул в сторону, зарычал, показывая клыки, желтые, давно уже не видевшие живого мяса. Промахнувшийся чужак быстро развернулся, ощерился, ожидая ответа. И старый прыгнул! Серой молнией — откуда и силы взялись? — метнулся влево и, резко притормозив передними лапами, вытянул шею вправо. Клацнул зубами, раскровянил-таки пришельцу плечо — еще немного, добрался бы и до шеи, и тогда кто знает, как обернулась бы схватка. Старый вожак горделиво обернулся, ища глазами поддержки своих. Лучше б он этого не делал!
Темно-серый рванулся вперед, распластался на брюхе и, извернувшись, впился сопернику в горло. Старый вожак захрипел, забил лапами, стараясь расцарапать противника когтями, — тщетно: темно-серый оказался сильнее, злее, нахальнее, и старый волк повалился на седой мох с перегрызенной шеей. Он быстро слабел, и темно-серый, рыча, рвал его на куски, еще живого. Летели в кусты кровавые ошметки, и вся стая — несколько самок и волчата-подростки, — поджав хвосты, следила за новым вожаком. Тот наконец насытился, повел из стороны в сторону ощеренной окровавленной мордой. Волки подошли ближе, молча склонили головы, подставив холки. Темно-серый торжествующе завыл, и вся стая поддержала его, пожрав поверженного вожака. Теперь у них был новый вожак — молодой, сильный, злобный.
Стая обнаглевших от безнаказанности волков под предводительством нового вожака принялась рыскать по окрестностям Бильрест-фьорда. Резали прямо в загонах овец, не брезговали и нападениями на одиноких путников, а однажды чуть не загрызли младшего брата Фриддлейва, хорошо сам Фриддлейв вовремя оказался поблизости, а то бы…
Много раз выходили на охоту мужчины из усадьбы Сигурда ярла, да и не только они — и все без толку. Уж такой вожак оказался у стаи — играючи обходил самые хитроумные ловушки, а о засадах, казалось, знал или даже предвидел их заранее. Словно бы издевался над охотниками. Многие из них видели его: огромный, темно-серой масти зверь с черными, пылающими огнем Муспельхейма глазами.
Когда волки загрызли очередного теленка, терпение Сигурда иссякло. В облаву были посланы все, включая Хельги и узколицего Конхобара, недавно принятого в род.
У дальнего коровника, недалеко от усадьбы, прямо перед сеновалом вырыли глубокую яму, утыкали кольями с обожженными на огне остриями. Слева и справа от коровника, а также и спереди располагались точно такие же ямы, так что меж ними оставалась лишь узкая тропка, по которой только и должен был загонять скот ленивый раб Трэль Навозник. Ветви росших позади сарая деревьев крепко-накрепко переплелись между собой — так что если б и захотели волки, бежать им было бы некуда — один путь: в яму. Не в одну, так в другую. В соседнем овине сидели несколько человек с копьями — добить хищников, если те вдруг попытаются выпрыгнуть. Хоть и маловероятно это, но бывали случаи, лучше уж побеспокоиться заранее.
Навозник лишь скептически усмехался про себя — знал: вряд ли пожалуют волки при таком скопище народу. Что ж они, совсем идиоты, что ли?
А волк все-таки пришел! Не в самую ночь, уже под утро, когда стирается тонкая грань между сном и явью. Явился один, не подставляя стаю. Прошмыгнул меж кустов в коровник невесомой темно-серой тенью. Подняв уши, залаял Айн и тут же, захрипев, упал с прокушенным горлом. Кровь выливалась на свежевыпавший снег мелкими упругими толчками, несчастный пес, умирая, судорожно сучил ногами. По лицу Навозника Трэля текли слезы. Никого и никогда не любил он здесь, в усадьбе, а вот к собаке привязался. Теперь и этого был лишен.
Молнией метнулся волк — огромный, темно-серый, со светлой полоской по всему хребту до хвоста, — пролетел над оградой, прополз под кустами на брюхе, извернулся и исчез — словно в воду канул. Кинулись искать, махнули уже было рукой, да Трэль Навозник заглянул с испугу на сеновал — там и обнаружил зверя. Огромные черные глаза, совсем непохожие на волчьи, сверкали лютой злобой и ненавистью. С широко раскрытой, источающей трупный смрад пасти медленно стекала слюна, могучие когти царапали дерево перекрытий.
Издав утробное рычание, свирепый хищник прыгнул на тщедушного раба, раздирая когтями грудь. Трэль изо всех сил сжал руками косматую волчью шею, чувствуя, как капает прямо на лицо горячая слюна.
Держать! Только б удержать зверя до прихода подмоги. А острые клыки хищника приближались все ближе, и в черных глазах зверя, казалось, стояла злобная усмешка.
Нет… Не удержать. Уж слишком неравны силы. Огромный свирепый хищник и недокормленный мальчишка-раб. Конечно, жизнь раба — не такое уж счастье, но подобная жуткая смерть… Нет! Нет! Нет!
Трэль в отчаянии замотал головой, чувствуя, что еще немного, и острые челюсти зверя сомкнутся на его шее… Он даже закрыл глаза… И челюсти сомкнулись бы, не подоспей вовремя Хельги. С ходу метнул копье — волк уклонился, — подскочив, вытащил из ножен меч. Отпустив бледного раба, чудовищное создание бросилось на Хельги, страшно сверкая глазами. Тот ждал, без страха в душе. Что ему какой-то там волк, когда имеется меч и умение им пользоваться! Улыбаясь, ждал зверя сын Сигурда. Уже в прыжке хищник посмотрел ему прямо в глаза… И вдруг проскочил мимо! Развернулся, выскочил наружу и, одним прыжком перепрыгнув ограду, исчез в лесу. Хельги улыбнулся — ну-ну, беги. Там и ждет тебя яма.
Почти сразу же за оградой, на небольшой поляне, скрытой молодыми елками, около ямы, в которую неминуемо должен был попасть серый ночной гость, с коротким копьем в руках маячила сутулая фигура узколицего ирландца Конхобара. Не очень-то нравилась ему вся эта затея с поимкой волков — ирландец лучше предпочел бы заниматься управлением в доме: милостивая хозяйка Гудрун не так давно поставила его присматривать за рабами и слугами. Уж это дело оказалось Конхобару по душе, хорошее дело. А тут стой вот, жди волка. Все остальные вон давно уже ушли спать, а его, Конхобара, смена как раз под самое утро вышла. Хорошо хоть луна. Светло.
Ирландец зевнул, стараясь отогнать сон, как вдруг со стороны загона послышались крики и какое-то глухое рычанье.
«Неужели волк?» — с опаской подумал Конхобар и покрепче обхватил копье, утешая себя мыслью, что уж в этом-то месте волку одна дорога — в яму.
Хищник появился внезапно. Выпрыгнул из кустов, огромный, темно-серой масти, помчался прямо на яму… И вдруг остановился перед застывшим, как изваяние, Конхобаром. Повернул голову, взглянул строго. Ирландец ахнул, узнав черный сверкающий взгляд зверя — это был взгляд сгинувшего друида Форгайла. Неужели этот волк и есть волкодлак-оборотень?
— Да, это я, Конхобар, — сами собой образовались в мозгу узколицего огненные слова. — Я не могу… — продолжал волк, скалясь окровавленной пастью. — Не могу много общаться с тобой… Я ухожу, но ты… жди.
