Кир Булычев - Штурм Дюльбера
– Вы мне симпатичны, – сказал Мученик. – Я возьму вас к себе! Мы с вами далеко пойдем. Сейчас людям с нерусскими фамилиями лучше числиться среди победителей.
– Вы имеете в виду немцев? – спросил Коля.
– Немцев? А почему бы и нет? В конце концов, должны когда-нибудь взяться за немцев! Почему надо преследовать только евреев?
– Может, это только слухи?
– Слухи? Нет, на этот раз это не слухи. Сегодня ночью чуть было не взорвали «Императрицу Екатерину».
– А при чем тут немцы?
– Злоумышленник мичман Фок покончил с собой, – сообщил Мученик торжественно, будто о кончине императора.
А так как Коля не задал следующего вопроса, а Мученику не терпелось рассказать – не на каждом шагу встречаются слушатели, которые еще не знают самого главного, то Мученик сам продолжил:
– Он спустился в бомбовый погреб, и тут его схватили матросы.
* * *Распростившись с Мучеником, Коля пошел в центр города, полагая там узнать новости. Газет в киосках не было, и газетчиков тоже не видно. Очевидно, все раскупили раньше.
На улицах было много бездельного народа – правда, матросов почти не встречалось. В большинстве ходили солдаты, гимназисты, чиновники и просто люди разного звания.
Проехал открытый черный автомобиль «Руссо-балт». На заднем сиденье сидел вице-адмирал, еще нестарый, с сухим острым лицом, фуражка надвинута на брови. Адмирал был сердит, не смотрел по сторонам и, когда в толпе раздались приветственные крики, даже не обернулся на них.
Рядом с адмиралом сидел морской офицер, с черной бородкой и выпирающими красными щечками. Офицер что-то говорил, склонившись к адмиралу, крики удивили его, он прервал свою речь и стал оглядываться, не понимая, что происходит.
Картинка промелькнула и исчезла.
– Это кто? – спросил Коля у путейского чиновника, скучного и согбенного, но с красным бантом на груди и красной повязкой на засаленном на локте рукаве шинели.
– Вы не знаете? – удивился чиновник. – Адмирал Колчак. Командующий флотом. Надежды нашей революции связаны именно с ним.
И чиновник вызывающе посмотрел на Колю, будто вызывая его на спор.
Впереди были слышны крики, звук клаксона. Беккер понял – что-то случилось с машиной командующего флотом. Он поспешил туда и был не одинок – звук возбужденной толпы, вместо того чтобы отвратить обывателей, еще непривычных к насилию и исчезновению городового как последней инстанции при беспорядках, влек зевак к себе. Людям хотелось смотреть – первый этап любой революции театрален, и люди, независимо от степени участия, спешат использовать свое право увидеть и послушать, как делается история, хотя не видят в этом саженцев будущих тюрем и казней.
Беккер увидел, что автомобиль адмирала остановился, потому что улица была перекрыта толпой, в которой черные матросские бушлаты соседствовали с серыми солдатскими шинелями и партикулярными пальто. Правда, шинелей было более всего.
Шоффэр адмиральского авто нажимал на клаксон, но толпа не желала пропускать его, и тогда адмирал Колчак встал, держась тонкими пальцами за переднюю спинку. Голос у него был высокий, в промерзшем воздухе пронзительный.
Крики и требования толпы были уже понятны адмиралу, и он готовился ответить ей.
– Господа! – крикнул в толпу Колчак. Он поднял непропорционально длинную руку. Под ярким мартовским солнцем видно было, что кожа у него матовая, оливковая, и Коле он показался схожим с римским патрицием – крупный, с горбинкой, нос, темные глаза, узкие губы. Будто видел этот портрет в зале римских копий в Эрмитаже. – Господа, я сейчас же направляюсь на «Екатерину»!
Толпа замолчала, схватив машину в плотное кольцо.
– Я так же, как и вы, огорчен известием о смерти мичмана Фока!
Толпа неприязненно загудела.
– Я повторяю – огорчен, потому что этот молодой человек куда больше принес бы пользы Отечеству, если бы сложил голову на поле боя.
– Какому Отечеству? – выкрикнул из толпы солдат в папахе набекрень. – Немецкому небось?
– Какой дурак решил, что мичман Фок – немецкий шпион? Кто подсунул вам эту зловредную сплетню? Ну! Я вас спрашиваю!
Разумеется, толпа не отвечала, но несколько оторопела.
Беккер удивился, увидев, какие плохие зубы у адмирала – они, должно быть, его всегда мучают, – даже на расстоянии двадцати саженей видно было, что в верхней челюсти справа остались лишь черные пеньки. Коля не подозревал, что беда адмирала – следствие голодных, изнурительных путешествий в Ледовитом океане.
– Я даю слово офицера и русского дворянина, – кричал Колчак, – что Павел Иванович Фок такой же русский, как и мы с вами! Он происходит из старой дворянской семьи в Пензенской губернии. Там и сейчас живут его родители и невеста. Они не подозревают еще, что осиротели. Они посылали сюда защитника Отечества и честного офицера. А такие, как вы, затравили его и довели до самоубийства!
Толпа молчала, но за этим скрывалось глухое рычание, почти беззвучное недовольство пса, которого порет хозяин, а пес не может взять в толк, за что на него такие напасти – он же рвал брюки гостю, защищая дом!
– Если мы будем устраивать здесь травлю честных людей, потому что нам не нравятся их фамилии или форма носа, это будет на пользу только настоящим немецким шпионам. Фамилия у настоящего шпиона, скорее всего, будет Федоренко или Иванов. Сейчас, когда Россия переживает годину тяжких испытаний, нас сможет спасти только единство и строжайшая дисциплина. Тогда мы сделаем то, к чему толкает нас историческая справедливость. Мы ударим по проливам, по Константинополю. Перед вами откроются золотые ворота Османской империи… Но если вы будете убивать честных людей – вас возьмут голыми руками. Вперед, к победе! Да здравствует свободная Россия!
– Урра! Да здравствует! – вопила раздавшаяся под напором автомобиля толпа.
Беккер несколько успокоился – в адмирале было некое качество, дававшее ему право распоряжаться людьми. То есть существование Колчака в Севастополе давало надежду на торжество порядка.
Коле захотелось поглядеть на флот, на те корабли, что стояли на якорях в Корабельной бухте. Если повезет, он увидит, как катер адмирала подлетит к «Екатерине».
Стоя на бульваре, перед открывшимся видом на море, Коля понял, что отсюда ему никогда не догадаться, какой из кораблей «Екатерина», а какой «Севастополь». На таком расстоянии размеры съедались и все корабли казались игрушечными. Между кораблями сновали катера, на серой воде замерли ялики рыбаков. В бухту сел неизвестно откуда взявшийся гидроплан. Он затормозил, приподняв носы поплавков, а с кораблей, нагнувшись, глядели на него блохи – матросы.
– Прапорщик! – окликнули над самым ухом.
Коля вздрогнул, резко обернулся. Рядом стоял морской кондуктор, за ним – два солдата-артиллериста.
– Чего надо? – Коля машинально ответил в тон окрику. Он не желал казаться наглым. Так получилось.
– Надо нам твои документы, – сказал один из солдат, и от того, как плохо слушались его губы и какая зловещая, но неуверенная улыбка блуждала на его губах, Коля понял, что он пьян.
– Вы не патруль, – сказал Коля. Получилось посередине – между вопросом и утверждением.
– А вот это тебя не касается, – сказал солдат.
– Простите, – вмешался менее пьяный кондуктор. – У нас революция, господин офицер… Вы тут стоите, смотрите на боевые силы флота с неизвестными намерениями, что вызывает наши опасения.
– Разве мне нельзя смотреть?
– Покажешь документы и будешь тогда смотреть, – сказал второй солдат, скуластый, узкоглазый, похожий чем-то на Борзого и потому особо неприятный Коле.
Первый солдат снял с плеча винтовку. Лениво снял, будто это движение не имело отношения к Беккеру, но в то же время показывая, что именно против Беккера и было оно направлено.
– Нет у меня с собой документов, – сказал Коля. – Зачем мне их таскать, правда? – Ему было неприятно услышать собственный, на октаву выше, чем обычно, заискивающий голос.
– Не повезло тебе, прапорщик, – сказал кондуктор. – Хотел ты – не хотел, но как немецкого шпиона и пустим в расход.
– Ну ладно, пошутили, и хватит, – сказал Беккер.
– А мы не шутим.
– Если вам деньги нужны, у меня немного совсем…
– А вот это усугубляет твою вину, – сказал скуластый солдат.
Кондуктор толкнул Колю в спину, и тот послушно пошел по бульвару. Немногочисленные прохожие смотрели мельком, стараясь не поворачивать головы, не привлечь к себе внимания.
– В экипаж? – спросил первый солдат.
Голос его донесся издалека, словно Коля шел в стеклянном стакане, а все люди, и его солдаты, и те, кто ходил по бульвару, – все остались за пределами этого стакана.
– А может, выведем к морю и капут? – спросил второй солдат. – Очень мне этот прапорщик не нравится.
– Отведем в экипаж, – сказал уверенно кондуктор. – Пускай все будет по закону. Обыщут, если немец или шпион – в расход.
