Андрей Величко - Наследник Петра. Подкидыш
— Да, — кивнул Сергей, — я подумаю над твоими словами. Пока же нам, по-моему, следует подождать да послушать, что скажет Совет, когда обсудит мою беседу с Михаилом Голицыным.
Однако после этого разговора у Сергея остался какой-то осадок. Как будто он услышал что-то важное, но никак не удается понять, что именно. Пожалуй, решил император, сегодня можно будет лечь спать попозже. И сразу после перерисовки эскизов глушителя с планшета начать внимательно перечитывать все материалы по истории — авось там найдется что-либо, проясняющее сложившуюся ситуацию.
Глава12
К первым числам марта Новицкий сделал вывод, что в его выступлении перед фельдмаршалом Голицыным содержались какие-то особые глубины, потому как Совет до сих пор так на этот демарш и не прореагировал. Не происходило почти ничего. Единственной новостью было то, что царский духовник, Пряхин, по своей инициативе выступил перед царем с проповедью относительно великого поста. Первым делом он объяснил, что в это время крайности с той и с другой стороны равно вредны — и излишества поста, и пресыщение чрева. Притом неумеренное воздержание вреднее пресыщения, так как приводит к бессилию, а оное неугодно Господу.
"Из Кассиана Римлянина", мысленно отметил Сергей, проявив приличествующее случаю воздержание — мужественно не зевнув. Протопоп же продолжал:
— Господь требует не голода, а подвига. Подвиг — это то, что может человек сделать самого большого по своим силам, а остальное — по благодати. Силы наши теперь слабые, а подвигов больших с нас Господь не требует.
То есть от Кассиана духовник перешел к цитированию пустынника Никифора. Но не остановился на достигнутом, а поведал, что сказал по этому поводу преподобный Антоний Великий.
Интересно, подумал Новицкий, кто переврал цитату — Пряхин или Самуил Иосифович, преподаватель основ православия? Наверное, все-таки первый, его трудно заподозрить в излишней образованности, да и с доступам к первоисточником здесь хуже, чем там. Но какой, интересно, вывод последует в конце? Недопугал я его или, наоборот, перепугал?
Из речи царского духовника следовало скорее последнее, ибо он разрешил своему чаду, как болящему, во время поста потреблять рыбу, за исключением среды, пятницы и страстной недели, а также постное масло. И специально уточнил, что рыбой считается всякая тварь, обитающая в воде, но при этом лишенная крыльев.
Эх, вздохнул про себя молодой император, если бы не тревожная обстановка, я бы прямо сейчас поручил отобрать десяток-другой поросят и начинать учить их нырять и плавать. Но с этим пока придется повременить. Хотя место для закрытого бассейна можно уже начинать подыскивать, тем более что особо большого тут не требуется. Интересно, сообразят ли на кухне насчет раков или им про эту рыбу придется специально напоминать?
Протопоп закончил свою речь вручением красочно оформленного календаря, где были помечены дни, в которые император должен был обязательно посещать богослужения. Их оказалось не так уж много, Новицкий милостиво кивнул, и царский духовник с видимым облегчением покинул царские покои. Хм, прикинул царь, насколько он сам будет соблюдать пост? Хрен с ним, пусть жрет что хочет, но ведь и напиваться в это время тоже нельзя! Или себя он тоже объявит больным, только духовно, а водку — лекарством, единственно и придающим ему необходимые для смирения и воздержания силы?
Ближе к вечеру Сергей сообщил своей охране, что желает прогуляться в одиночестве до рощицы в полукилометре от дворца, где он истратил целых пять патронов, пристреливая наган с глушителем. Увы, точность стрельбы упала. Теперь Новицкий мог гарантировать попадание в человеческую фигуру только с тридцати метров, в то время как без глушителя эта цифра составляла сорок пять — пятьдесят. Но зато звук выстрела ослаблялся довольно значительно, сводясь к глухому хлопку, сквозь который даже можно было различить клацанье курка. План дома Андрея Ушакова с окрестностями у него уже был — ведь не в собственном же дворце императору учинять стрельбу! Да и по месту жительства клиента это тоже будет некрасиво и не так просто, больно уж у него хоромы здоровые. Однако до окончательного решения дело еще не дошло, хотя Сергею пришло в голову еще несколько соображений в пользу, так сказать, активных действий. Итак, пусть Алексея Долгорукова сразит вражеская пуля, и тогда события могут пойти тремя путями.
Первый — ничего не изменится. Значит, главным гадом был не убитый, а кто-нибудь еще. Их не так много.
Второй — Совет станет по отношению к императору еще более агрессивным. Это будет указывать на Дмитрия Голицына, воспрянувшего духом в результате исчезновения своего главного конкурента.
И, наконец, третий вариант, который казался Новицкому наименее вероятным. Верховный Тайный Совет, потрясенный кончиной своего главного подстрекателя, станет белым, пушистым и очень расположенным к молодому царю. Исходя из того, что его члены еще не чувствуют себя достаточно подготовленными для встречи с Господом.
Изучение содержавшихся в планшете исторических материалов затянулось на неделю и опять кончилось смутными подозрениями, будто упущено что-то важное. Для проверки молодой царь еще раз прочитал все, имеющее отношение к Миниху и Семеновскому полку, но ничего хоть сколько-нибудь нового для себя там не обнаружил. Никакого намека на то, что в описываемый момент в России была какая-то личность, имеющая достаточно сил для устранения императора, тоже не просматривалось. Но полностью успокоиться Сергей не мог — он доверял своей интуиции.
Совету на переваривание полученной от молодого императора информации потребовалось десять дней, пока наконец в Лефортовский дворец не явился Остерман. Первым делом он многословно похвалил своего воспитанника за успехи не только в законе божьем, но и в арифметике. А тот внимательно присматривался к собеседнику, чем помаленьку вводил его в беспокойство.
Нет, на неискушенный взгляд ничего особенного в облике вице-канцлера не было, но конкретно в этом вопросе Сергей был искушен, и весьма.
Почти сразу после перемещения пристроив наган в плечевую кобуру, молодой человек в первый же день убедился, что, присмотревшись внимательно, можно обнаружить некую асимметрию — все-таки камзол являлся довольно облегающей одеждой. Проблема решилась при помощи ваты, подложенной на правую сторону, напротив револьвера. Теперь, даже если кто-нибудь шибко наблюдательный это заметит, то решит — молодой царь просто хочет, чтобы его тощая мальчишеская грудь смотрелась более внушительно.
А вот Остерман до таких тонкостей не додумался, и слева его камзол едва заметно, но очень характерно топорщился.
Примерно полминуты Новицкий раздумывал, что будет лучше — сделать вид, что он ничего не замечает, просто спросить гостя — чего это он притащил за пазухой, или попытаться потрясти выдающейся прозорливостью, невзирая на риск сесть в лужу. Выбрав последнее и выждав паузу в речи вице-канцлера, молодой император сдвинул брови и поинтересовался:
— Чего же это ты, Андрей Иванович, к царю с заряженным пистолем за пазухой ходишь — али замыслил чего?
Остерман побледнел, а потом забормотал что-то насчет лихих людей, коих последнее время в Москве появилось довольно много… да и вообще пистолет у него совсем маленький и незаряженный…
— Покажи, — прервал излияния гостя Сергей. В правой руке у него уже был нож, которым он весьма недвусмысленно поигрывал. А у стены стоял незнамо как появившийся в комнате Федор Ершов, страшный сам по себе, без всякого ножа. И очень нехорошо смотрел на Андрея Ивановича.
Остерман, чуть не оборвав дрожащими руками две верхних пуговицы, вытащил свое оружие.
— Дай сюда.
Новицкий отложил нож, взял длинный карандаш и по очереди ткнул им в оба ствола, расположенных вертикально, после чего поднял взгляд на вице-канцлера.
— Говоришь, незаряженный? Да как же у тебя совести-то хватает так нагло врать прямо в глаза своему императору! Тем более что это бесполезно, ангел меня не только исцелил, но и одарил возможностью видеть скрытое.
— Государь, там же нет пороха на полках, выстрелить он не может… позволь преподнести тебе сей итальянский пистоль в подарок…
— Долго, что ли, его подсыпать? Ладно, забирай, мне он не нужен, я править собираюсь не силой оружия, а опираясь на поддержку Господа.
Сергей с трудом сдерживал радостную улыбку. Надо же, как все удачно получилось! Пистолетик у Остермана по нынешним временам очень маленький, совсем немного крупнее нагана. И калибр миллиметров девять, а то и меньше! В то время как обычные имели порядка пятнадцати, если не двадцати. В силу чего рана от нагановской пули знающему человеку могла показаться довольно странной. Но ведь у этой игрушки почти такой же калибр! И, значит, осталось только продумать, как с наибольшей эффективностью использовать такую приятную неожиданность.
