Роман Злотников - Пушки и колокола
Беда, конечно, с ядрами этими получалась! Как сообразил, что князь мусором всяким стволы заряжает, так и взвился. На кой пушки мощные, если как ни попадя пользоваться ими?! Ядрами из таких палить, да и только. А лучше – снарядами! Тогда лишь и дальность будет, и точность! А иначе – ну беда ж!
– Что за ядра такие? – полюбопытствовал князь.
– Шары литые. По размеру дула.
– Чего? Литые, говоришь?!
– А как иначе? – тут уже пора Николаю Сергеевичу удивляться пришла.
– Ох, и дорого твое орудие получается-то, – вскипел Дмитрий Иванович. – Мало того что сами – бронзовые, так тебе еще и ядра!
– А как иначе-то?!
– Вон, у тебя артель целая литьем чугунным мается! Их и заставь!
– И то верно, – разом согласился пришелец. – Не подумал о том. Благодарю тебя, князь.
– Не благодари, а ядра свои дай лучше!
Так и порешили. Покинув княжьи хоромы, пожилой человек крепко призадумался. Не знакомый с технологией литья таких вещей, начал он варианты перебирать, один другого фантастичней придумывать. И в воду холодную порции чугуна выливать, уповая на то, что он сам как-то там форму примет нужную, и ложку выковать полукруглую, чтобы ею материал зачерпывать да остужать, а потом эти полусферы как-то там и объединять. И ведь ходил, сам себе на уме, пока женка-то, состоянием его вечно смурным озабоченная, не поинтересовалась. Чего, мол, мрачнее тучи ходишь? Нехотя, но поведал Николай Сергеевич о беде своей.
– Так, а в формы если залить? Вон, как и пищалки твои, – Аленка лишь удивленно пожала плечами.
– Так потом бить формы эти?
– Ну и побьешь. Глина ведь. Вон, что сору ее.
– А ведь и права ты, – согласился мужчина, в очередной раз отмечая сметливость супруги своей. – И прок, и польза; и мастеровые не попусту чугун лить будут, да и чего нового, может, удумают. Ох, и мудра, – в очередной раз восхитился пришелец из грядущего.
– А чего мудрого-то? – удивилась в ответ женщина. – То ты все перемудрить норовишь.
У самой домны копошились несколько человек, разбивая глиняные комки, высвобождая из них темные шары неправильной круглой формы.
– Бог в помощь, – приветствовал он работников.
– Здрав будь, Никола, – оторвавшись от занятия своего, понуро отвечали те.
– Никак?
В ответ мужики хмуро кивнули в сторону невысокой пирамидки, выложенной из неказистых ядер.
– Ох, и убоги, – походив вокруг да повертев в руках несколько шаров, проворчал тот. – К князю с такими – не ходи.
– Не гневись, Никола, – прогудели в ответ те.
– Гнев – грех, – отвечал преподаватель, – тем паче, что и винить вас не в чем.
– Ты бы, может, подсобил, а или хотя бы растолковал, чего не понимаем. Оно, кажись, и дело – тьфу, а не дело, ан не выходит ничего!
– Колокольных вам дел мастера в помощь надобны, – чуть подумав, кивнул пришелец. – Перетолкую я с князем; даст, может, людей.
– Добро было бы, – поклонились в ответ мастера.
Распрощавшись, озадаченный учитель двинул дальше. От благодушного настроения не осталось и следа. Удача, благоволившая пенсионеру в его делах, в литейных отвернулась напрочь. Все, что осилил, так это на домну сподобился да пушки бронзовые отлил. А дальше – все. Литье чугунное не давалось, хоть ты тресни! И так и эдак. И угля с крицей перевели, что не сосчитать, серебра натратились, а результат – кукиш! Из более чем двадцати стволов худо-бедно годным был признан лишь один, да и тот лопнул уже на втором выстреле, оглушив находящегося рядом Владимира Андреевича. И если князь отделался легкой контузией да малым испугом, то порядком изнежившийся Николай Сергеевич несколько дней провел в холодном порубе.
Не лучше дела обстояли и на поприще освоения производства пищалей. Ну, хоть ты тресни – не давалась технология кузнечной сварки! И если сами листы приловчились достаточно тонкими делать да в ровные стволы гнуть, то концы их надежно скреплять пока не удавалось. Рекорд, на который вышли, – пять выстрелов до разрыва. А это – курам на смех. И чем дальше, тем смурнее становился князь. Оно ведь денег стоило! Уголь, сырье, тот же порох, которого переводили теперь в немыслимых количествах. А еще с кузнецами да литейщиками рассчитайся. А тут – на тебе! Новая треба: домну другую, ибо первая – неудачной признана была. Уже и побаивался, честно сказать, трудовик, с вопросами своими к Дмитрию Ивановичу подходить. Не приведи Господь, порвет!
Загруженный своими мыслями, Николай Сергеевич направился к новым постройкам: спешно возводимым казармам. После памятного того дня во все края полетели гонцы на поиски отроков покрепче да из семей победнее. Так решили, что пока зима, будут они за харч вкалывать, осваивая премудрости военного искусства, а как пора работам земельным придет, так по домам ненадолго распустят. В итоге разом даже и не двух зайцев убивали. И дружинники княжичу юному почти задарма, и Дмитрию Ивановичу веры еще больше, и среди народу покойней. Оно хоть и князь, и Киприан с Сергием переселенцам помогали чем могли: кто харчем, кто одежкой, а кто и словом добрым, а все одно – голодно было. И если смерды, затянув пояса, как-то там перебивались, то скотина дохнуть начала. Вон уже, чтобы хоть коров да коз с овцами сберечь, стали лошадей забивать те, у кого они были. Тут уже и Булыцкий тревогу зазвонил, в княжеские хоромы ворвавшись: мол, коней губят!
– Так и пусть их, – спокойно отвечал Владимир Андреевич, первый, кто встретился пенсионеру. – Этих-то разве только в подводные. Жалко, что ли?
– А то не жалко?
– Коли милостные, то и дело другое, – отмахнулся князь, мол, и без тебя – дел по горло.
– А что, про Тохтамышево нашествие небось и не слыхать больше ничего, а? А то Дмитрий Иванович все стращал.
– Да не слыхать, слава Богу, – насторожился князь Серпуховской. – А тебе чего с того? Худо, что ли?
– Пушки как тягать собираешься, случись навстречу выходить? Милостных, что ли, запрягать будешь?
– А чего это ты вдруг заботливым таким стал? – вопросом на вопрос отвечал князь Владимир Храбрый. – Еще и не стряслось ничего, а ты уже из крепости гонишь. Тебе-то с того корысть какая?
– Мне? Корысть? – поразился в ответ пенсионер. – Ты Бога побойся, Владимир Андреевич!
– Мне почем знать, – огрызнулся в ответ князь. – Вон народ хвори косить начинают, – уже совсем нехотя отвечал муж. – Не до лошадей!
Тут уже Булыцкому ответить нечего было. Видел и сам: дела неважно шли в Московском княжестве, к наплыву такому пленных оказавшемся не готовым. И случай с Никиткой – тому подтверждение; и недели не проходило, чтобы еще не полыхнуло где-нибудь. Может, правильнее было по княжествам соседним хотя бы половину, да кому тогда следить, чтобы не побежали по домам? А на местах оставлять совсем несподручно. Так весь смысл затеи с Москвой как ремесленным и промышленным центром на нет сводился. А так, и народ, и мастера ладные, и поле для новшеств.
– Сам вижу, – уныло согласился Николай Сергеевич.
– А в грядущем, там, у тебя, – даже как-то с надеждой посмотрел на собеседника князь, – ладно все выходило? Московия-то, говаривал, крепла, хоть и после удара Тохтамышева?
– В грядущем-то? – усмехнулся в ответ мужчина. – В грядущем еще несколько лет княжеству Московскому на зализывание ран. В грядущем этого всего, – толкнув дверь и выйдя на крыльцо, пенсионер указал на далеко раскинувшийся за пределами стен посад, – в помине не было. В грядущем убиенных – тысячами. Вот что там, через века, – тяжело выдохнул он. – Маешься, что верно поступили, меня послушав? – помолчав, учитель взглянул на собеседника.
– Чего маяться-то? – хмыкнул князь. – Того, что было, не воротить. Нам сейчас забота одна: то, чего обрели, не растерять.
– А что? Боязно?
– Боязно, – чуть поколебавшись, отвечал Владимир Храбрый. – А тебе – нет?
– И мне боязно, – чуть помолчав, выдохнул Булыцкий. – Прежде чем зайти в Божий храм, подумай, как из него выйти, – усмехнулся пожилой человек, вспомнив слова легендарного партизана. Молчал, выговорившись, и Владимир Андреевич. Даже шум на улице, и тот, казалось, попритих, уступив место какой-то зловещей тишине.
– Динь, – откуда-то издалека ветер донес тревожный плач била. – Динь! – уже чуть поближе повторился одиночный удар.
– Что это? – встряхнул головой Николай Сергеевич, разом отвлекшийся от невеселых своих мыслей.
– Никак била, – ворочая головой, Владимир Андреевич принялся вслушиваться: а с какой стороны звук-то. – Со Смоленской земли, кажись, – сориентировался, наконец, он. – А оттуда кто? Святослав Игоревич?[40] Да навряд ли! Литовцы? А этим чего неймется-то?! Своих, что ли, бед не хватает? А ты чего помнишь?! Ну, из грядущего твоего-то?
– Быстр ты шибко, – проворчал в ответ Николай Сергеевич. – Ты времени дай хоть чуть. Разом-то и не упомнить всего.
– Что помнишь, говори! – князь насупился в ответ.
– Полслова – оно и хоть так, а хоть и эдак сразуметь можно. А сразумев, дела вершить не те, что надобно.
