Достойны ли мы отцов и дедов - Станислав Сергеевич Сергеев
С офицером мы чуть позже пообщаемся. А вот солдаты, которые в доме не просто так развлекались, судя по всхлипам и стонам, вызвали у меня особый интерес. Их шуточки насчет Катерины мы все тут слышали, особенно изгалялся фельдфебель. Вот с ним я и познакомлюсь чуть попозже.
Нагло поджав губы, сильно коверкая русские слова, выдал:
— Ви есть кто, свиньи?
Офицер опешил от такого хамства, но сдержав себя, отдав честь, представился по всей форме. В этом докладе я ничего не понял, кроме фразы "обер-лейтенант Мельнер". Но он мне был пока неинтересен, поэтому, проигнорировав офицера, медленно подошел к фельдфебелю.
Он сразу понял, что не просто так разговаривать буду, поэтому ненаигранный страх отразился на его лице. Пока он что-то блеял, я вспоминал парады нацистов на Западной Украине и разгромленные и опозоренные памятники русским солдатам. Кто они — борцы за независимость или просто бандиты, упивающиеся свой безнаказанностью? Для меня ответ был однозначным. Хрен вам, а не именные пенсии и почет. Глянув мельком, что практически всех карателей уже собрали толпой возле колодца, я уже не смог себя сдержать. Помимо моей воли, "Глок-17" выпрыгнул из набедренной кобуры и оказался в руке, и я почти в упор выстрелил в голову фельдфебеля, забрызгав кровью двух стоящих рядом солдат.
Это послужило командой к действию, и со стороны колодца загрохотали автоматы и пулеметы. Здесь не было ни гуманистов, ни правозащитников. Здесь все воевали и знали, что такое сострадание и что такое ненависть. Но то, что делалось сейчас, не вызвало никаких эмоций. Просто зачистка и все.
Обер-лейтенант попытался схватиться за кобуру, но Катерина с каким-то садистским удовольствием дала ему в пах изящной ножкой, обутой в тяжелый ботинок на толстой рифленой подошве. Насколько я ее знаю, она так всегда развлекалась с насильниками, которых мы по возможности отлавливали в Симферополе и его окрестностях. Причем это было только легкой разминкой, прелюдией.
Остальных солдат, которые впали в ступор после такой скоротечной расправы, мы с Валерой и Егором Каревым быстро сбили с ног и с подоспевшим Воропаевым связали и аккуратно положили возле забора. Их еще ждет масса приятных впечатлений.
Несколько штурмовых групп уже профессионально прочесывали село в поисках трех ненайденных карателей. Местных жителей было совсем не видно, прибытие эсэсовцев не располагало к праздному гулянию и любопытству. В такой ситуации я прямиком пошел в дом к нашей знакомой Оксане Сергеевне, в душе надеясь, что ее как мать и жену бойцов Красной Армии не успели расстрелять.
В доме было пусто. Перевернутые лавки, стол, сброшенные на пол казанки из печки и разбитые тарелки показывали, что борцы за независимость и тут побывали. Я некоторое время постоял, рассматривая комнату, где пару раз ужинал, угощаемый хозяйкой. На связь вышел Васильев и доложил, что нашли расстрелянных и среди них есть наша знакомая. В душе что-то оборвалось. Люди просто жили, никого не трогали и по возможности помогали друг другу. Я не первый день на войне и это видел постоянно. Что в нашем времени, когда сотни гражданских вырезались в угоду каким-то религиозным или политическим интересам, что тут, в сорок первом. К такому нормальному человеку трудно привыкнуть. Пришла парадоксальная мысль, что лучше всего быть летуном, сбросил бомбу и не видишь результатов, и главное, что потом ничего не снится.
На связь вышел Воропаев и доложил, что офицер пришел в себя и хочет со мной пообщаться.
"Ну что ж, пойдем, пообщаемся".
Подойдя к дому, я увидел лежащего на земле со связанными руками и ногами немца. Он внимательно смотрел на меня и вроде как пытался вспомнить, где он меня видел. Но у меня было другое настроение и шутить по этому поводу не хотелось, просто и спокойно подошел к нему и спросил на русском языке. То, что мы не те, за кого себя выдаем, он, наверно, уже понял.
— Ну и что ты хотел сказать?
Я прекрасно знал, что на должности командиров таких отрядов хороших офицеров вермахта не ставили, и скорее всего передо мной какой-то провинившийся или проворовавшийся типчик, и рассусоливать и устраивать диспуты в мои планы не входило.
— Вы думаете, после всего, что вы тут натворили, у вас есть шанс выжить?
Но вот следующие его слова меня поразили, не то слово.
— Капитан Зимин, я могу быть вам полезен.
"О как, а вот это плохо, что мою физиономию всякие отбросы знают". Но мысль о том, что это может быть большой засадой, сразу заставила напрячься. Поэтому я незамедлительно циркулярно для всех командиров подразделений сказал в микрофон радиостанции: "Шторм". Это означало наивысшую опасность, и наши бойцы меня не разочаровали. Взревели двигателями бронетранспортеры, занимая позиции, и бойцы, которые контролировали ближайшие подступы к небольшой площади, исчезли из вида, затаившись, ожидая нападения. Значит, уже неожиданно на нас не нападут.
— Бычок, что у нас? Гостей не видно?
— Все тихо, Феникс.
— Кукушка-Один.
— Все тихо.
— Кукушка-Два.
— Тихо.
— Всем усилить наблюдение.
А сам связался с базой и потребовал результаты радиоперехватов. В радиусе двадцати километров от нас никаких чужих радиопередатчиков в течение трех последних дней не работало.
— Бычок.
— На связи.
— Пройди по дороге от деревни, глянь, может, кто к нам в гости торопится. На всякий случай поставь растяжки.
— Вас понял.
А вот теперь поговорим со столь информированным немцем. Вроде все тихо, значит, птица досталась информированная.
— Смотрю, моя персона становится очень популярной в определенных кругах. Ну, излагай, жертва фашизма, свою версию непричастности к злодеяниям этих унтерменшей. И запомни, жив ты до сих пор потому, что единственный из этого стада, кто был захвачен с застегнутыми штанами.
Немец криво улыбнулся и что-то попытался сказать, но нас отвлекла Катерина, которая вышла из дома, ведя за руку девчушку лет четырнадцати в изорванном платье с куклой в руке. Странное зрелище. Девочка шла на автомате и смотрела вперед пустым взглядом. Взрослая девушка с куклой. Глядя на эту картину, мне вспомнились кадры советского фильма про войну "Иди и смотри". За Катей вышел Дунаев, который нес на руках еще одно тело, завернутое в одеяло.
Катя пугающе спокойно, демонстративно равнодушным голосом пояснила, кивнув головой на девочку с куклой:
— Это младшая, двое других уже мертвы. Еще одна без сознания.
Кивок головы в сторону Дунаева.
Она равнодушным взглядом окинула четверых связанных солдат и офицера и спокойно констатировала:
— Изобретательные ребята. Я такое уже видела в лагере Красного Креста.
Я понял,