Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев
– И о чем же таком страшном предостерегал этот… пастух?
– О неизбежном прорыве ваших бестий в окружающую среду с катастрофическими последствиями. О том, как они размножатся, заполоняя все, пока не превратят всю земную кору в массу собственных квазиживых тел. Живописал судьбу последних несчастных, доживающих последние часы на последних, жалких клочках, островках, со всех сторон захлестываемых волнами серой пыли, живущей какой-то своей бессмысленной жизнью.
При этих словах физиономия Михаила приобрела выражение бесконечной тоски психиатора, вынужденного уже в который раз подряд слушать изложение бредовой системы в излияниях шизофреника или маньяка.
– А-а-а, – проговорил он и зевнул, деликатно прикрыв рот ладошкой, – ну-ну…
– Тоже читал, – с любопытством спросил Майкл, – или кто-то рассказывал?
– Да как тебе сказать, чтобы ты не обиделся. Видишь ли, – это любимая тема разговора между интеллегентными людьми на кухне, примерно между пятой – и восьмой…
– Чем?
– Рюмками, – любезно ответил Михаил, – причем интеллегенция непременно должна быть чисто гуманитарной. Или, на худой конец, так называемой "творческой".
– Почему именно они?
– По безграмотности, лени, мракобесию и склонности к суевериям, особенно характерным именно для этой категории индивидуумов. А особенно они склонны обсуждать именно то, в чем не смыслят ни уха, ни рыла. Вот чем меньше смыслят – тем более жаркие дискуссии ведут. Обожают поговорить о "биополях", не зная что такое поле вообще, и какие поля другие поля бывают, кроме, понятно, Необъятных, конопляных и земляничных. Спорют о "торсионном взаимодействии", а спроси – сколько прочих, да как называются, так ведь ни один не ответит…
– А причем тут…
– А все при том же. Сейчас все эти неизбывные печальники о Судьбах Мира и Культуры переключились с экологии – на Бунт Наномеров. Который уже вот-вот. На эту тему каждую неделю распространяются новые слухи, причем чем дальше – тем более идиотские, безграмотные и бессмысленные. Даже уже начало спадать.
– Ты хочешь сказать, что на самом-то деле такой опасности, конечно же, нет?
– Больше того, я хочу сказать: "Нет!". Решительное. Видишь ли, – на эту тему существует даже такая специальная теорема Шульца-Григорьева, где строго доказано, что определенные r-множества к-класса объединяются именно соответствующим участком спектра электромагнитного излучения. Тут существует формальное доказательство, в котором ты не поймешь ровным счетом ничего, а я – немногим больше, но смысл тут сводится к тому, что параметры жизни на Земле определяются оптическим диапазоном квантов, именно они определяют интенсивность жизненных процессов, прочность связей в молекулах белка и тому подобное. А вот "мозаике" для своего существования требуются вроде бы как кванты куда больших энергий. Такие, которых на Земле слишком мало. Поэтому мы здесь – Жизнь, а они – все-таки артефакты, потому что при нашем спектре – не мотивированы сами по себе, а являются только следствием нашей мотивации. Утверждают, что в других условиях наша "мозаика" могла бы, якобы, возникнуть и сама, быть Жизнью. Даже приводят расчеты, в которых я, понятно, – того… Были бы способны к естественному развитию, так давно возникли бы, тем более, если отличались бы такой эффективностью.
– Жаль. Еще один сценарий апокалипсиса оказался детской страшилкой. Даже неинтересно.
– И этот человек еще обвинял в страсти к дешевым эффектам – меня! Ра-адоваться надо, что скучная теорема – да строго доказана, так, что противоположным утверждениям не оставлено даже щелки.
– Что поделаешь. Люди любят, чтобы их в меру пугали. Иначе не существовало бы ни готического романа, ни триллера. И я – ничем не лучше прочих… Так что, – он испытующе глянул на Михаила, – так-таки совсем ничего? Ничего-ничего?
– Увы. Совсем-совсем ничего. Хотя, – стоп!
– Ты каску-то, каску – того, надень. Глупость, понятно, страшная, хуже, чем фрак на светских раутах, но все равно. Ритуал.
– Угу, – мрачно ответствовал Майкл, нахлобучив вышеупомянутую каску, – у нас высшие чиновники любят красоваться в таких. Когда посещают стройку либо же закладку чего-нибудь такого.
– Все они одинаковы. У нас та же самая история. По крайней мере раньше – любили. Туша в двубортном костюме, – и свиное мурло под каской. Болотные сапоги при мне уже все, не надевали, чего не видел, того не видел, врать не хочу.
– С другой стороны – настрой. Без каски он, согласись, уже не тот будет. Глупо, – еще не значит, что бессмысленно. Конфуций знал, что делает, когда на тысячи лет вперед ввел вроде бы как совершенно излишние китайские церемонии… А дальше?
– Так в клеть. Тут все по-настоящему, хотя не так уж глубоко.
– А тут, собственно, – что?
– Могу точно сказать, что был – рудник, средней руки, добывали полиметаллические руды, а вот теперь… Теперь определение дать сложнее. Скажем так, – это можно смело считать частным владением, потому что у здешнего хозяина свои правила, одинаковые для всех, и нарушать их себе дороже. С жутким боем согласился пустить научников из Академии, – и все, больше никаких исключений. В строгом соответствии со списком лиц, допущенных, значит, в святая святых, но и тем воли не дает. Они у него по струнке ходят! Чуть какая вольность, – так вперед, на выход с вещами, приговор окончательный и обжалованию не подлежит…
Клеть, действительно, опускалась не так уж долго и доставила их прямо на берег подводной речки. Громадный объем причудливо-криволинейной формы, неподдельной, потому что такие формы дает только вода, тысячелетиями пробиваясь сквозь неподатливую породу, состоящую из многих слоев, освещали высокие цилиндрические светильники. Они располагались там и сям, почти не оставляя места тени, и светились очень ярким, но каким-то мягким все-таки белым светом. Чистый, как в хорошей клинике, пол, выглаженный водой, казался покрытым бесцветным лаком и поражал причудливым многоцветием обнаженного камня под ногами. В углублении, в изогнутом каменном желобе вдоль дальней стены текла вода прозрачная, как воздух, почти невидимая. Тут же располагалось единственное, помимо ламп, сооружение, небольшой причал, сложенный из тесанного камня. У причала их ждала прозрачная лодка.
– Очки не снимать. Руки и лица смажьте вот этим, – Хранитель, среднего роста человек с выпуклым лбом и неподвижным, словно
