Господин следователь 7 - Евгений Васильевич Шалашов
— Вот и хорошо, что помнишь, — серьезно сказал отец. — Но что в этой папочке, кроме государя никто не знает. Ладно, если только копии с рапортов, а если еще и доносы? Что-то могло к нему напрямую пройти, минуя канцелярию губернатора или Судебную палату.
— И что мне делать, если доносы отыщутся? — озабоченно поинтересовался я. Кому приятно, если на тебя пишут доносы? Ладно, если по делу, а могут такого нагородить…
— А ничего не делать, — хмыкнул отец. — Если тебе государь каверзный вопрос задаст, не крутись, как ты это передо мной делаешь, отвечай так, как оно есть. Правда — она все равно отыщется, доброжелателей у тебя хватает.
— У меня-то они откуда? — удивился я. — У тебя — это понимаю, а я-то кому нужен?
— Эх, Иван, ничего ты не понимаешь, — вздохнул отец. — Петербург — тот еще гадюшник. Кто-то на своего сына или племянника местечко какое примеряет, заранее беспокоится — как бы его отпрыска не обошли? Или напротив — как бы не отпихнули. Вон, в собственной Его Императорского Величества канцелярии должность помощника столоначальника для рассмотрения ведомостей о неисполненных высочайших указах и повелениях вакантна. Думаешь, мало желающих? Должность для коллежского асессора, но на глазах у царя.
— А я каким боком? — удивился я.
— Пока никаким. Но вдруг государю именно ты приглянешься? Известно — законы ты исполняешь, взяток ты не берешь.
— Так не дают же, — обиделся я. — Давали бы, так может и брал, а мне ни одна собака не разу ничего не предложила. Один раз предлагали, так и то, не за мою работу, а за протекцию. Человек государю служить хотел, а за это еще и приплатить был готов…
Отец, вспомнив историю с Карандышевым, усмехнулся.
— Теперь ступай личико свое в порядок приводи. Чтобы харюшка гладкая была, как попка у младенца. Мундир твой поглажен, я еще ленточку к ордену твоему заменил. Собственноручно! Ты где ее увозюкал-то? Сладкое что-то, словно кремом намазано.
Отец говорил, что обычно государь проживает в Гатчине, но это лето решил провести в Александровском дворце.
Город Пушкин — бывшее Царское Село, в моей реальности мне очень нравился. Этакий «городок в табакерке». Если не знать, что большинство зданий было разрушено немцами во время войны, может показаться, что здесь остановилось время. Из Питера, от станции метро Купчино, на электричку — полчаса.
В эту эпоху времени путешествие побольше займет. Но все равно — не чрезмерно. Если не торопиться, так извозчик за полтора часа довезет. Пешком, наверное, часа за три можно дотопать.
До Царского Села, где нынче пребывал государь Александр III, мы с батюшкой решили отправляться на поезде. «Мы решили» — я, разумеется, погорячился. Никто меня ни о чем не спрашивал, а загрузил в экипаж и доставил (вместе с батюшкой) до вокзала, на перроне которой уже стоял небольшой — всего в пять вагонов, поезд.
Вагончики забавные — небольшие, каретного типа, на четыре купе. Проводник последнего вагона как раз выгонял какого-то коллежского асессора.
— Так вагон-то пустой! — горячился асессор. — Не убудет, если я в нем до Царского прокачусь.
— Не положено, — строго отвечал проводник. — Вот, когда вас к государю императору вызовут — тогда и поедете.
Коллежский асессор что-то проворчал, но покорно отправился к другому вагону.
— А нам сюда, — указал батюшка как раз на последний вагон, присовокупив: — В этом вагоне министры едут, разные сановники, да прочий люд, вроде тебя, которым государь аудиенцию назначил. А остальные, кто просто при дворце служит — в других.
Что ж, если мне нынче положено прокатиться в «министерском» вагоне, отказываться не стану. Да и как отказываться, если у батюшки при себе жетончик, который полагается показать проводнику, подтверждая мое право на «спецвагон»?
Уселись, вагончик тронулся.
— Иван, ты мне вот что скажи… — начал отец, посматривая на меня исподлобья. — Хочу с тобой кое о чем поговорить, но не знаю, как ты это воспримешь.
Явно что-то хочет спросить, но смущается.
— Батюшка, спрашивай.
— Шибко меня смущает, что твоя невеста срок свадьбы решила перенести, — сказал-таки батюшка. — Ты уж прости, но обычно, барышня, ежели своего жениха любит, желает поскорее с ним свадьбу сыграть.
Эх, а уж меня-то это как смущает. Я-то себе уже картинку семейной жизни нарисовал — чтобы у нас с Леночкой свой дом был, и не меньше трех ребятишек. И с чего это у меня такие желания? С той Ленкой, из прошлой жизни, мы только до двух договорились.
— Как я думаю, моя Елена желает пользу обществу приносить, — осторожно сказал я. — Подружки у нее на разные курсы идут, а что она? Дескать — станет женой провинциального следователя, вот и все.
— Все нынче как-то по-дурацки у вас. Вот, то ли дело в мое время было, — пустился отец в рассуждения. — Хоть девка какая, а хоть и барышня, твердо знали — замуж идти, деток нарожать, супругу своему быть опорой. Эх, молодежь-молодежь…
— Батюшка, ты так рассуждаешь, как будто тебе лет сто, а тебе и всего сорок семь. — хмыкнул я. — Да кое-кто считает, что молодость до сорока четырех лет длится. Так что, ты сам немного от молодых ушел.
Промолчу, что так считает Всемирная организация здравоохранения, из-за того, что общество стареет. И пенсионную реформу как-то оправдывать нужно.
Отец ничего не сказал, но малость приосанился. Вишь, даже пузо втянул.
— Я, Ваня, к тому речь веду, что может и так быть, что твоя невеста вовсе от свадьбы откажется.
— Обидно будет, — честно ответил я.
Наверное, если бы мое сознание было сознанием двадцатилетнего человека, а не того, кем я был на самом-то деле — тридцатилетнего, ответил бы по-другому. Мол — быть такого не может, Леночка от меня ни за что не откажется. Да и чувствовал бы себя иначе. Но в прошлой жизни у меня был кое-какой опыт расставания, поэтому знал — будет и больно, и печально, но руки на себя я не наложу, и в конце концов смогу пережить.
— Будет обидно, горько, но что поделать? Жизнь есть жизнь, готовых рецептов не бывает.
Отец пристально посмотрел на меня, покачал головой:
— Что ж, отрадно слышать. Теперь дозволь у тебя
