Кодекс врача - Алексей Викторович Вязовский
И можно только представить, если бы еще и Склифосовский здесь был, который бы, зуб даю, потребовал отчета по скорой и об имеющихся результатах. А их не только надо собрать, но еще и обработать. Там у меня, что называется, конь не валялся. Это думским и министерским чиновникам можно задвигать про эффективность бригад, спасенных жизнях… Коллеги же потребуют цифры: во что обходится один выезд, процент смертности, и так далее и тому подобное.
* * *
В клинику я вошел совсем черный: в пролетке забыл папку с рисунками, а номер жетона извозчика даже не потрудился глянуть. Теперь раздавленная бабочка нарушит ход всего мироздания. Найдет какая-нибудь дама откровенные изображения – и привет, начался российский суфражизм лет на двадцать раньше. Хотя это я, конечно, себе льщу. От идеи бюстгальтера никакой феминизм не рождается, да и в целом влияние идей, людей на историю сильно преувеличена.
В приемном отделении стоял дикий женский крик. Я открыл дверь, увидел две спины, что склонились над кушеткой. Одна принадлежала Вике, другая – доктору Лебедеву. Наш эрудит пытался приладить на голову… полуоторванное ухо. Дородная женщина в пышном платье сопротивлялась, вопила как резаная. Вокруг все забрызгано кровью, халаты обоих скоропомощников тоже были в красном. А еще на полу хрустели какие-то осколки и стоял запах сивухи.
– Наркоз, скорее наркоз!
– Дорогу!
Это Вацлав Адамович тащил склянку с хлороформом. Спустя несколько минут женщина была усыплена, Лебедев начал шить ухо.
– Фу-ух. Еле угомонили. – Вика чуть не сползла по стенке, пришлось взять ее под локоток. – Евгений Александрович, нужны еще бригады. Сегодня было больше тридцати вызовов!
Моровский ассистировал Никите, я повлек девушку в умывальню. Оглядываясь, помог снять халат, вытер кровь полотенцем с лица.
– Почему без очков?
– Не успели надеть. Это Авдотья, кухарка из соседнего дома. Упала на большое зеркало, осколок ей ухо почти отрезал. И представляешь! – Теперь уже Вика подхватила меня, повлекла обратно. – Она пьяная!
Тоже мне номер. В скорой бухих – через одного. Но вот к чему я не был готов, так это к тому, что Вика смело откинет подол платья Авдотьи и на ее панталонах окажутся нашитые по кругу карманы. В которые – я присмотрелся и обалдел – были вложены бутылки с каким-то бесцветным пойлом, нынче большей частью разбитые. Осколки поранили через панталоны ноги, капала кровь.
– А почему здесь не обрабатываете? – возмутился я, хватая чистый халат, перчатки.
Врачи растерянно переглянулись, даже перестали пришивать ухо.
– Моя вина, – вздохнула Талль. – Пока господин Лебедев бегал за шовным материалом, я осмотрела пациентку, и… Нам показалось, что ухо важнее.
– Если осколки перерезали ей какую-то артерию… – я пощупал пульс Авдотьи: еле-еле, – она ваше «показалось» не оценит.
Крови на полу вроде не много. Вздохнув, стащил панталоны, начал осматривать ноги. Порезы мелкие в основном, нет, вроде нигде не хлещет кровушка, так, слегка сочится. Шить ничего не надо, достаточно повязки. Вика принесла салфетки, я начал обрабатывать раны, поглядывая на порозовевших врачей.
– Что, красны девицы? Женский лобок не видели?
Моровский и Лебедев резко склонились над головой. Продолжили шить. М-да… Учить и учить. В первую очередь – сортировке и внимательности. А во вторую – терпимости к запахам, а то у пьянчуги… чуть глаза не щиплет…
После того как зашитую, перевязанную Авдотью отправили в Екатерининскую больницу, я смог помыться и тяпнуть кофе в столовой, затем вышел на крыльцо вдохнуть свежего воздуха. Бригады были в разгоне, рядом со входом курил наш директор Чириков.
– Что это вы такой мрачный, Евгений Александрович? – Федор Ильич добил папироску одной затяжкой, выкинул бычок в урну. Аккуратист!
– Забыл папку с документами в пролетке, а номер извозчика даже не посмотрел.
– Ну, если осмотрит пролетку перед новым клиентом, привезет. У них нынче с забытыми вещами строго.
– Если бы осмотрел, уже привез бы. – Я достал часы, прикинул время. Да, пошли гулять рисунки по столице.
– За кухарку управляющий графа Воронцова отказался платить. – Директор вздохнул. – Вызывала дворня, дескать, граф ни при чем. С Авдотьи еще и за зеркало вычтут.
– Не вздыхайте, Федор Ильич, так горестно. – Я рассказал Чирикову про заставы вокруг Хитровки, про то, что город оплатит работу наших врачей. Которых надо еще набрать поскорее.
* * *
Загрузив сотрудников работой, я отправился к Боброву. У нас очередная репетиция на трупе. Ранорасширитель нам сделали быстро, хоть пока и в одном экземпляре. И снова, как и в прошлые разы: разрез, доступ, перевязка условного артериального протока, который у этого клиента, естественно, закрыт. Третий раз подряд получается без сбоев. Вроде и готовы, но я вижу, с каким настроем делает все Александр Алексеевич. Да и я в сомнениях. Переоделись, пошли пить чай.
Сели, начали вертеть ситуацию так и эдак, листать анатомические атласы. И вдруг Бобров сказал:
– Не получится ведь, да?
– Скорее всего, нет, – подтвердил я. – Слишком много препятствий. Ребенок, а не взрослый, а ведь мы и на большом объекте еле справляемся. Сейчас не сможем. И риск осложнений слишком велик. Удачная операция, но пациент погибнет.
Идея операции на сердце ребенка уже не выглядела столь оптимистично: вероятность возникновения сепсиса была слишком высокой, а как с ним бороться без антибиотиков, я представлял слабо. Массовое развитие детской кардиохирургии началось как раз в сороковые, когда наступила эра антибиотиков. До этого успешные операции носили единичный характер. Можно было рискнуть с пациентом Филатова, но если мы его убьем… а там еще какие-то непростые родители…
По всему выходило, что мне придется заняться и пенициллином тоже. Только беда была в том, что массово производить его на оборудовании Келера просто невозможно. Самое узкое место – жидкое концентрирование и технология глубинного брожения. А значит, сначала нужна техническая база. Для нее же нужны инженеры-медтехники, которым я должен поставить задачу. А я и сам понимал ее очень и очень приблизительно. И у меня есть один Славка, который не микробиолог, а теперь преимущественно фармаколог. То есть надо взять большое количество специалистов… да хоть человек пять для начала… Снабдить их самым передовым оборудованием при обильном финансировании. А над ними – фельдфебеля со свистком, чтобы не отвлекались. И ждать результат. Это само по себе занятие не на один год.
– Отказываемся? – оторвал меня от дум Бобров.
Он допил чай, со вздохом поставил чашку на блюдце. Я задумался, потом помотал головой:
– Нет. Пока нет. Надо еще подумать… Может, и получится… Но пусть Филатов возьмет у родителей письменное согласие, что понимают все риски.
– Так и поступим. –
