Ратибор. Кого боялись наши предки - Александр Фомичев
— Ой, Ратиборушка, а что с Мирославом⁈ — воскликнул смущённый Емельян, быстро натягивая штаны и вскакивая с кровати, на которой лежал до этого кверху задницей. — Ему что, на голову упал сундук с кедровыми шишками? Несколько раз подряд… А с тобой что⁈ Ты весь в крови…
— Доб, — не обращая внимания на Емельяна, обратился Ратибор к Добролюбу, аккуратно укладывая Мирослава на кровать, — принимай подранка! Сильный удар о дерево. И башкой, и телом. Но в первую очередь затылок ему осмотри! Рваная рана там у него.
— А ну, брысь, брысь отсюда, дитё неразумное, — тут же зашипел на вставшего на дороге Емельяна Добролюб, спеша к Мирославу с куском полотняной ткани да небольшой бадьёй, наполненной водицей. — Помоги одёжку с него снять да рассказывай подробнее, как это произошло⁈ — Добролюб принялся осторожно раздевать раненого воина.
— Как, как, да швырнули его о дуб, аки суслика об стену, — скупо буркнул Ратибор, помогая лекарю избавить своего товарища от одежды.
— Сам как?
— Нормально, у меня царапины…
— Что значит, швырнули, Ратиборушка⁈ — Емельян растерянно переводил взгляд с Мирослава на рыжего витязя. — Кто, кроме тебя, может так кинуть человека⁈ Вы что, повздорили меж собой⁈ Не поделили, что ль, бочку пива, ибо одной вам на двоих оказалось маловато…
— Сделай доброе дело, заткнись, Емеля, пока я тебя языком о пихту не почесал! — раздражённо прорычал на Емельяна Ратибор. — Посмотрим тогда, как ты побалаболишь, если пучок заноз у тебя не из задницы, а изо рта торчать будет!
— Бу-бу-бу, — как можно тише проворчал недовольный Емельян, — слова уж нельзя сказать, барсук рыжий…
— Что?
— Да замолкаю, говорю! Замолкаю…
— Не вижу я этого, Емеля! А главное, не слышу!
— Зато я вижу у тебя на поясе мешок с чем-то подозрительным, ибо с него капает что-то густое и красное… И сдаётся мне, что это отнюдь не вино, клюка Велеса мне по темечку!..
— Ну естественно, ибо винцо ты, Емеля, за версту чуешь!
— За две версты…
— Всё, умолкни, а то я из тебя самого сейчас барсука слеплю, только не рыжего, а белобрысого, и скажу, что таким тебя и нашёл в сугробе!
— Так ты расслышал?..
— Конечно! Ибо ты шепчешь так же тихо, Емеля, как и газы свои природные пускаешь; то есть думаешь, что бесшумно, однако на самом деле тебя и на центральной площади Мирграда отсюда слыхать!
— Ну, извиняйте… — смущённо промямлил враз покрасневший Емельян. — Не со зла, так сказать, а в силу надобности естественной…
— Да умолкните вы оба! — прошипел рассерженно Добролюб. — Ратибор, держи голову своего приятеля вертикально, мне ему намылить затылок надо, чтобы соскоблить мешающийся волосяной покров у раны, потом промыть её, обеззаразить да заштопать по-быстрому. А ты, Емельян, тащи сюда кедровую настойку! Вон, в шкафчике у кровати посмотри, на второй полке снизу стоит, в тёмном пузырьке таком, пузатом… Да, он самый… Эй-эй, не вздумай хлебать из него! Сей нектар богов чудотворный на вес золота у меня! Ишь, жук какой, хотел уже приложиться к горлышку! Эта настойка из кедровых орехов только для особо тяжёлых случаев предназначена!
— Да я что, я ничего, — опять зарделся Емельян. — Проба пера, так сказать…
— Знаю я эти ваши пробы, — процедил гневно Добролюб, быстро и умело обрабатывая рану Мирослава. — Глаз да глаз нужен за этими сякими любителями отхлебнуть всё, что горит… Где один глоток, там и второй, третий… Я тебе все перья причешу за этот пузырёк! Чем я буду обеззараживание проводить⁈
— Обез… Тьфу, блин, чего⁈
— Не утруждай свой маленький мозг, Емельян, запоминанием таких сложных для его восприятия словесов, — ехидно проворчал Добролюб. — Так, сейчас буду зашивать, потому слабонервным и особо впечатлительным княжьим племяшам советую не смотреть, дабы в обморок не грохнуться…
— Да ладно, что я, крови не видел!.. — взъерепенился поначалу Емельян, но, увидев в руках Добролюба здоровенную иглу с ниткой, счёл за благо всё же отвернуться. — И мозг у меня отнюдь не маленький! Просто немного не соображает, когда слегка затуманен винными испарениями…
— А так как затуманен он у тебя в последнее время ими постоянно, то и соображаешь ты, ох как нечасто, — хмыкнул Ратибор, глядя на вновь покрасневшего то ли от стыда, то ли от возмущения белобрысого летописца.
— Подай вон тот горшочек глиняный, что на полке стоит! Да-да, он самый… Аккуратнее только, не вырони, дуралей криворукий, там мазь уникальная! — аж прикрикнул Добролюб на Емельяна, одной рукой небрежно схватившего ёмкость с драгоценным снадобьем и спешно подавшего старому знахарю. Добролюб к тому времени в несколько стежков мастерски зашил рану Мирослава и, взяв осторожно в руки протянутый Емельяном сосуд, аккуратно открыл его, да окунув туда предварительно смоченный в кедровой настойке указательный палец, зачерпнул им заживляющую мазь и обильно смазал затылок русого мечника, наложив после на рану повязку из высушенного летнего сбора трав целебных.
В этот момент в избу влетели запыхавшиеся Святослав и Яромир с Колояром.
— Что случилось, друже⁈ — князь взволнованно перевёл взгляд с хмурого Ратибора на Мирослава. — Доб, как он⁈
— Жить будет, — Добролюб осторожно опустил голову Мирослава на подушку, быстро при этом осмотрев его тело. — Очень неприятная, кровоточащая, рваная рана на затылке. Зашили уже. Ратибор молодец, успел притащить своего приятеля. Ещё час-полтора, и было бы поздно. Сотрясение у него сильное. Пара рёбер ещё треснула. Более ничего серьёзного. В общем, покой ему нужен да уход хороший.
— Позаботься о нём, старче, как обо мне!
— Само собой, княже, — Добролюб кивнул, — сделаем…
— Где Белогор, дружище? — Яромир, предчувствуя недобрые вести, мрачно пялился на Ратибора.
— У Сварога в чертогах он уже, — Ратибор виновато понурил маковку. — Опоздал я чутка…
— Да ладно⁈ — прошептал потрясённый, враз протрезвевший Емельян. Он не мог поверить в то, что отец Мирослава, этот старый матёрый охотник, который вызывал у него искреннюю симпатию и глубочайшее уважение и как человек, и как воин, покинул этот бренный мир.
Святослав с Колояром, Добролюбом и
