Доктор Эстерхази в юности - Аврам Джеймс Дэвидсон
Его сотоварищи не отвечают ему, что всё это значит. Безмолвно, один за другим, они присоединяются к нему и направляют свои телескопы через восточное окно.
Тем не менее, майор Джеймс Элфонзус Денди не скачет вокруг стен старого Далмацкого Дворца. Не совсем. Если на то пошло, он просто немного медлит, вытаскивая другие ноты… подойдёт что-нибудь из «Мазепы», появляется у него мысль.
В своей тайной клети Магнус III и IV вскакивает на ноги. Он изрядно разгневан. В широком смысле он понятия не имел, где находится; в смысле узком понимал, что в клети, которая находится прямо перед глазами. Он кричал и слышал крики, но, вдобавок, ещё и грозу, и то, что звучало (как он решил после минутного недоумения), словно град. И… не… лягушек ли… слышно? Магнус таращится на дверь. Магнус проверяет дверь. Она, что неудивительно, оказывается запертой. Поэтому он бросается на неё. Снова и снова. Хотя Магнус («граф Кальмар») молод и весьма силён; и, хотя дверная рама немного покосилась от снаряда Старофранцузской Пушки; и, хотя дверь, казалось, чуть-чуть поддалась; она всё равно не открылась. Поэтому Магнус отступает назад и думает. Но не может ничего придумать. То есть, ничего, кроме того, что само его присутствие здесь — это целиком и полностью вина фроров; что они хотели от него, со своими нескончаемыми требованиями? В любом случае, да кем они себя возомнили, что благородные и гораздо более эффективные пути скандов для них недостаточно хороши? Кто они такие, в своей бедной и труднопроходимой маленькой стране, с её крошечными полями, наполовину на крутых склонах, иззубренными горами, и скалистым и негостеприимным побережьем, повсюду щерящемся утёсами фьордов, своими мрачными лесами и несудоходными реками, изобилующими отмелями и водопадами — кто они такие — чтобы требовать? Ну, как бы там ни было, он преподаст им урок: он всучит их шведам!
Ни Магнус, ни Джим Денди знать не знали, что, когда поэта-патриота Бёрли Грамблезона столь внезапно попросили положить его великий «Государственный Гимн» на музыку, то ему столь же внезапно пришло в голову, что отлично подойдёт некая часть из «Мазепы»; вот почему тот бессмертный гимн — «Фрорланд Навеки», теперь, вместе с хаосом других странных и непостижимых звуков, извергался в воздух из паровой каллиопы. Слыхал ли Магнус паровую каллиопу прежде или нет, но отреагировал он не на посредника, а на саму музыку. Из глаз Магнуса сразу же хлынули слёзы. — Фрорланд! — вскричал он. — Моя бедная страна, моя родина, Фрорланд! Фрорланд!
Причиной тому, что ещё один тамошний уроженец, скрелинг «Оле», тоже не сумел добраться назад, к гранд-отелю Виндзор-Лидо, послужили не заторы, но лишь то, что Подъёмный мост был перекрыт; Оле бродил туда-сюда, в надежде отыскать мелкое место, где можно перейти вброд, когда услыхал необычные заполошные вопли и топот копыт. Само собой, ни он, ни Чалый Конь прежде никогда не встречались; но мгновенно узнали друг друга — между шаманом и знахарем словно проскочила искра или даже язык пламени. Чалый Конь наклонился с седла и протянул руку, Ээйюулаалаа подпрыгнул, ухватился, был поднят, усажен и, недолго думая, вцепился в лошадиную гриву, атакуя вместе с прочими и прибавляя к их воплям скрелингское улюлюканье.
Раз за разом они объезжали вокруг старого Далмацкого Дворца и, всякий раз, когда над парапетом показывалось ошарашенное лицо, они палили по нему, с гиканьем и гарканьем. Майор Денди собрался развернуть свою каллиопу, чтобы присоединиться к окружающей вакханалии, но дорога была весьма ухабистой и руль заело… заело… и этот массивный агрегат врезался в стену со всей силой, прямо под клетью с королём Магнусом. Агрегат был не только массивным, но и мощным. Он отъехал назад, медленно и неуклюже развернулся, откатился ещё дальше… а затем на полном пару ринулся вперёд. Каллиопа врезалась в ворота и сбила их со ржавых петель, в тот самый момент, когда ковбои и индейцы завершили очередной круг вдоль стены. И они хлынули в крепость, защита которой не устояла.
Магнус слышит и ощущает это сотрясение, не подозревая о его причине; он тут же снова атакует дверь: на сей раз она поддаётся — он волен уйти…
…уйти — куда?
Внизу — несомненная опасность, как полагает Магнус (неверно… но логично). А потом он замечает зонт, который импульсивно прихватил из прихожей своего гостиничного номера, один из двух. Он не помнил, что крепко сжимал его под мышкой во время похищения; не помнил, как похитители, с грубыми насмешками насчёт ковырялок и раскрывалок, швырнули зонт к нему в клеть; можно им воспользоваться, если крыша протечёт, глумились они. — Я могу подняться на парапет, — произносит Магнус, — и могу прыгнуть, сперва раскрыв зонт, который замедлит мой спуск, как это делается на воздушных шарах, чем-то, вроде зонтов, как я видел на картинках; — он очень быстро это обдумывает, пробирается к парапету, запрыгивает на него и стоит там, пошатываясь и страшась глянуть вниз, отрывает ленточку, удерживающую зонт сложенным — чёртов корявый неудобный зонт, тут даже ручки нет — и, безумно размахивая им, чтобы раскрыть, поднимает взгляд и обнаруживает, что там…
Из дворика доносятся вопли ужаса — это пленные, наполовину перепуганные тем, что их оскальпируют и наполовину — что сделают нечто похуже: входит корнет Эстерхази, ветеран двух предыдущих, гораздо более длительных кампаний; он вытаскивает свой клинок и объявляет их пленниками его самого и Императора: они тут же капитулируют, все до единого. То есть, все, кроме Бустремовича-Разбойника. Он лежит навзничь, прямо там, где ключевой камень арки над воротами попал упавшему Бустремовичу под сердце.
Одному из пленников разрешили показать, где хранятся бочонки с вином; и, лишь закончив связывать своих пленников, пленители распробовали содержимое этих бочонков. Это был не бурбон, всего лишь дешёвое местное вино этой страны и его даже не экспортировали. Но, конечно, это никого не волновало.
Ранее в этот день, после путешествия довольно утомительным и кружным путём, в Беллу прибыла некая группа иностранцев, на одном из последних поездов, что успели сюда проехать. Однако, вследствие неожиданного невезения, они не сумели добраться к своей цели, а именно — гранд-отелю Виндзор-Лидо; они не желали даже и думать, чтобы остановиться в модном и дорогом отеле… но неоспоримо решили остановиться перед ним. Теперь, отпустив возницу омнибуса, растерянно трясущего головой и руками из-за невозможности проехать ни в одно место, куда кто-нибудь мог бы пожелать, они извлекли — за неимением соображения о том,
