Стилист - Геннадий Борисович Марченко
Сиденья были жёсткие, но на них можно было хотя бы откинуться. Посидел с полчаса, стало скучно, зато ноги отдохнули. Вокзальные часы показывали только седьмой час, и я решил ещё прогуляться по окрестностям. Добрался до Земляного вала, посмотрел на афиши у кинотеатра «Звезда». Репертуар был представлен фильмами «А зори здесь тихие…», «Иван Васильевич меняет профессию», «Земля Санникова» и «Зита и Гита».
Сразу вспомнилось, как в прошлом (хотя по нынешним меркам еще не наступившем) году одна клиентка заказала у моего знакомого фотосессию в индийском стиле: в цветастых сари и топике, из — под которого выглядывали складки жира, с расписанными хной руками, с кучей браслетов и прочей дребедени. Так вот её костюмом, макияжем и причёской друг пригласил заниматься меня. Да, заплатила та тётка — жена топ — менеджера одной из нефтяных компаний — прилично, но и нервы потрепала изрядно.
Подумал и… В общем, отдал 25 копеек за билет на предпоследний ряд на «Ивана Васильевича» плюс киножурнал «Фитиль». Нравится мне Гайдай, но только фильмами, снятыми до середины 1970—х. Потом начался какой — то неудобоваримый бред типа «Спортлото—82», особенно в перестроечные времена, достаточно вспомнить его фильмы с Харатьяном. А «Ивана Васильевича» отчего же не поглядеть, да тут что ни цитата — то крылатая.
На Ленинградский вокзал вернулся без четверти десять вечера. В туалет я сходил ещё в кинотеатре, так что выглядел свободное местечко, уселся, кое — как стянул перстень с мизинца, спрятав в карман плаща (мало ли, ни к чему привлекать внимание) и стал ждать, когда меня начнёт клонить в сон. Клонить начало уже минут через пятнадцать, сказался напряжённый день, который стартовал в веке XXI — м, а заканчивался в XX — м. Первый раз заснуть не удалось, только задремал, как разбудил голос женщины — диктора, объявившей об отправлении скорого поезда Москва — Ленинград.
Наконец уснул и, как показалось, сразу проснулся от похлопывания по плечу. Надо мной нависали двое милиционеров. Один совсем молодой, в звании младшего сержанта, второй постарше, с густыми усами, с продольной полоской старшины на погонах. Он — то и трепал меня, наверное, за плечо.
— Старшина Молодцов, — представился он. — Гражданин, уезжаете? Можно ваш билет?
Мазафака, приплыли, называется. Может, стоит рвануть к выходу, расталкивая людей, и растаять в ночной Москве? А если стрелять начнут? Вон у старшины не только резиновая дубинка на ремешке болтается, но и кобура справа выпирает, и вряд ли там огурец.
Заметив моё колебание, сотрудник правоохранительных органов поиграл дубинкой и еще больше навис надо мной, дохнув чесноком.
— Гражданин, документики ваши можно?
Ладно, терять мне нечего, в обязанности милиции входит не только оберегать покой советских граждан, но и всячески им помогать. Вот пусть и помогают. Я встал, оказавшись на полголовы выше коренастого Молодцова, и покаянно опустил голову:
— Нет у меня ни до билета, ни документов, товарищ старшина.
— Так, замечательно.
Что уж этот Молодцов нашёл в данной ситуации замечательного, можно было только догадываться.
— А как зовут, где проживаете?
— Видите ли, товарищ старшина, — принялся я выкручиваться, — как меня зовут — помню: Алексей Михайлович Бестужев, помню, что мне 33 года, а больше ничего не помню. Словно до этого всё было в темноте, а потом раз — и очнулся минувшим вечером посреди Комсомольской площади. Может, вы и поможете мне выяснить, кто я и откуда?
Я постарался придать своей физиономии как можно более страдальческое выражение, типа того, что изображал Кот из мультика про Шрека. Младший сержант тронул коллегу за рукав:
— А помните, товарищ старшина, пару месяцев назад в отделение привели бабушку, тоже себя не помнила?
— Помню, — буркнул тот, — за ней потом родственники пришли… Похоже, и вам придётся с нами прогуляться, гражданин Бестужев, до выяснения личности.
Далее мы втроём вышли в ночную прохладу столицы, заставившую меня поёжиться. Пока шёл под конвоем, думал, что так и буду держаться выбранной линии. Ни по каким уголовным делам я не прохожу, в преступлениях против свободы и личности не замечен (если не брать в расчёт заимствованные продукты и одежду у Яхонтовых), сверятся с портретами объявленных во всеросс… пардон, всесоюзный розыск… Конечно, может попасться похожая физиономия, но у меня на спине имеется характерная примета в виде татуировки дракона. Любой более — менее грамотный специалист определит, что она не первой свежести, так что похожий на меня потеряшка или отец — беглец вряд ли успел бы за такой короткий срок обзавестись столь красочной и в то же время поюзанной татуировкой.
Допрос в пропахшем табачищем Красносельском РОВД вёл дежурный летёха. Записав мои слова, попросил выложить всё из карманов, и тут мне пришлось слегка поволноваться. Оказалось, что в кармане плаща имеется дырка, куда, скорее всего, перстенёк и провалился, хотя я и не собирался его выкладывать на стол. Прикарманят и скажут, что так и было. Будем надеяться, что перстень не выпал на асфальт, пока меня конвоировали в РОВД, а лежит где — то внизу за подкладкой.
Затем, когда я выложил на стол оставшиеся купюры с мелочью, мне было предложено раздеться. Лейтенант слегка офигел, увидев на моей спине разноцветного дракона.
— Интересно, интересно… Откуда это у вас?
— Что откуда? — прикинулся я дурачком.
Он достал небольшое зеркальце, встал сзади меня и попросил обернуться, дабы я разглядел татуировку.
— Ни хрена себе!
Ну, надо же было как то разыграть удивление, я же типа память потерял. Не рассказывать же я, что мне этого дракона набили в Таиланде за 75 американских долларов.
— Что, впервые видите?
— Впервые, товарищ лейтенант.
Тот зафиксировал «характерную примету» в протоколе и пригласил немолодого, заспанного эксперта — криминалиста. Тот неторопясь «откатал» мои пальцы, которые я затем отмыл в местном сортире.
— Утром придёт начальство, решит, что с вами делать, — устало констатировал лейтенант, прежде чем отправить меня в ИВС.
Изолятор представлял собой освещаемое тусклой лампой в металлической сетке помещение с голыми дощатыми нарами и стенами, хаотично заляпанными застывшими нашлёпками цемента или бетона, я не настолько разбираюсь в стройматериалах. Представил, что будет, если по такой «стиральной доске» протащат физиономией, и невольно вздрогнул.
В хате я был не первым, помимо меня здесь обитали ещё трое. Один, свернувшись калачиком, дрых в углу, неплохо так похрапывая, и на моё появление никак не отреагировал, а ещё двое, похоже, страдали бессонницей, они сидели на одной шконке, поджав под себя ноги по — турецки.
— Тебя как звать — то,
