Чужие здесь не ходят - Евгений Сергеевич Красницкий
О том, что Лодочник убит, Ермил никому не рассказывал. Узнают, конечно же, но… покуда вести – слухи дойдут… Позже, много позже…
Возвращаясь в город, Ермил свернул к пристани – к дальнему рыбацкому вымолу. Там, у отмели, собралась толпа… Интересно, что такое случилось?
И снова на пути оказалась Фекла… Правда, выглядела она как-то испуганно.
– А я из обители уже… Иду, смотрю – народ…
– Да что там такое-то?
Паломница истово перекрестилась:
– Утопленники там, друже… Стра-ашно!
Глава 3
Ратное. Август 1130 г.
– Значит, говоришь, утопли? – усевшись в резное креслице, задумчиво переспросил сотник.
– Точно так, господине. Утопли, – Ермил покивал и продолжил: – Один – здоровенный бугаина, на пальцах мозоли, как у лучников… Недавно утопли-то, все еще видно… Второй – скуластый отрок, думаю, тот, который украденную лодку гнал… Похоже, они и продали эту лодку некоему Антипу, который на пристани…
– Знаю я Антипа, – перебил Михаил. – Дальше!
– Они… или похожие. Ставрогин сказал – мордастый силач и с ним лупоглазый отрок. Они и на вымоле… утопли…
– Оба так вот сразу? – сотник нахмурился и поднялся с кресла. Подошел к окну, посмотрел в небо….
– Раз-два, раз-два… – раздавался со двора привычный учебный шум. – Левое плечо впе-еред… Песню запе-вай!
Мы красные кавалеристы, и про нас
Былинники речистые ведут рассказ…
Все строевые песни в Младшей страже были родом из Советской армии – так уж Миша устроил, так и повелось, прижилось.
Вот и сейчас – славно маршировали отроки. Выйдя за ворота, зашагали к рощице, на полевые занятия. Песня постепенно затихла.
– Ты, Ермиле, как сам-то мыслишь? – повернулся от окна Михаил. – Если это те, кого мы ищем, то с чего бы им так вот, вместе, утопнуть? Добро бы один…
– Так же и Ставрогин сказал, – поставив на стол кружку с недопитым квасом, протянул отрок. – Тоже удивлялся.
– Можно, конечно, предположить и несчастный случай, – прохаживаясь, сотник продолжал рассуждать. – Ну-ка, предположи, друже!
– Ну-у… – Ермил покусал губу. – Допустим, продали они лодку, сбагрили награбленное – тому же Антипу, а затем, на радостях, – в корчму… В ту, что на пристани…
– Ты проверил? – сверкнул глазами Михайла.
– Конечно! – отрок доложил со всей четкостью. – По приметам – были такие в этой корчме, за день до гибели. Ушли как раз под утро. Пока сидели, выпили по две кружки пива – черного, хмельного, – окромя того – по чарке стоялого меду и по четыре – твореного. Ну, перевара…
– Ага…
Хмельное пиво – градуса полтора, а то и два… для опьянения двух кружек объемом около литра явно недостаточно. Чарка хорошего ставленого меда (выдержанного с брусничным или малиновыми соком лет десять, а то и больше) – градусов около двадцати… Ну, тут понятно – не пьянства ради брали – для куражу! А вот дешевая «вареная» медовуха – тут все двадцать пять – тридцать – по башке сильно бьет. И по ногам – тоже. Отроку – и двух чарок достаточно.
– Так что – опьянели?
– Бугаинушка отрока под руки увел. То служка корчемный видел. С собой взяли баклажку перевара.
Миша потер руки:
– Понятненько! Значит, могли и… Полезли пьяные в воду – вот и…
– Мыслю, именно так все и было, – отрывисто кивнул Ермил.
Сотник тут же вскинул глаза:
– А теперь помысли иначе! Если им помогли утонуть… Тогда – как? Кто?
– Если помогли… – юноша задумался, наморщив лоб. – Тут всяко могло быть – по-разному…
– Давай, давай, рассуждай! – подзадорил Миша. Подзадорил и тут же спрятал улыбку: из поясной сумы отрока торчала кончик красной атласной ленты… Ага-а-а-а! Ну, дело молодое…
– Могли с кем-то языками зацепиться… – Ермил принялся перебирать возможные варианты. – До драки не дошло, но те, с кем зацепились, потом отомстили, скинули спящих в реку
– Тогда уж лучше ножичками!
– Не! Убивать не хотели – просто вышло так.
– Еще вариант!
– Еще… Богатство свое в корчме показали! Мед стоялый заказывали… А зря! В корчме-то народец всякий…
– А вот это – да, – усевшись, согласился сотник. – Это вполне может быть. Очень даже вероятно. Расслабились от куража. Осторожность потеряли…
Ермил приосанился:
– Еще может быть… их специально убили. Хозяин какой-то над ним есть – решил, что пора избавиться…
– Плохо, если так, – тихо промолвил сотник. – Значит, против нас все задумано, против Ратного… Значит, хозяин этот неведомый наш интерес прознал! Избавился быстро… Э-эх, сидим с тобой, гадаем! Ладно. В сентябре караулы удвоим. Как раз перед ярмаркой. Раньше, боюсь, не получится – страда, сенокосы… Добро! Ступай, друже… – Миша вдруг хитровато прищурился. – Да, Добровою в обед навести…
– Так там большак меня на дух не… Прогонит.
– Не посмеет! Чай, не от себя явишься – от меня! Войша пусть зайдет, как сможет. Дело к ней есть… Дневальный!
– Я, господин сотник! – заглянул в дверь юный страж.
– Наставница Лана нынче у нас где?
– Так на стрельбище, господине. Первогодков из лука бить учит, – стражник неожиданно улыбнулся. – Ругается – ух-х! Гадюками криворукими обзывает.
– Криворукими, говоришь? Эх! Оно и за дело… Пусть зайдет, как появится.
– Есть!
Выпроводив Ермила, Миша в который раз уже перечитал берестяную грамотку – то самое письмо, подброшенное Ставрогину неизвестным доброжелателем.
«Михаилу, сотнику, скажи. Известно стало о том, что уже очень скоро объявится в Ратном некий важный гость. Придет он не с добром. Пусть будут все осторожны. Трижды именем Христа заклинаю отнестись к вести серьезно. Ваш друг».
Странно было написано письмо. Не совсем так, как писали в Турове, Пинске, Чернигове… Чувствовалось тут какое-то иноземное влияние, во всех этих – «трижды именем Христа» – русичи так не писали… Царьград, что ли? Какой-нибудь ромейский купец…
Скрипнула дверь.
– Добровоя-дева к тебе, господине! – доложил дневальный отрок. Велишь пустить?
– Конечно, велю… – усмехнувшись, Миша вышел из-за стола и подошел к двери. – Ну, здрава будь, Войша! Рад, что зашла.
– Ты звал, господине… – войдя, девушка вежливо поклонилась в пояс.
Высокая, стройная, с тонкой талией и пышными волосами, забранными серебряным обручем, сиявшим золотистыми отблесками заглядывающего в окно солнца, Добровоя словно бы только что сошла с модного подиума где-нибудь в Милане или в Париже. Платиновая блондинка с чуть вытянутым лицом и сияющими жемчужно-серыми глазами.
Модель!
Правда, по здешним меркам Добровоя вовсе не считалась красавицей – где стать, где важная плавная походка, где большая – тыквами – грудь?
Ничего такого
