Честное пионерское! Часть 4 (СИ) - Андрей Анатольевич Федин
Сказал:
— Сегодня вечером дочь устроила мне истерику из-за этой убитой девки: из-за Удаловой. Наговорила много всего… нехорошего. Заявила, что ненавидит меня. И что ей стыдно за такого отца — за такого, как я. Честно признаюсь, зятёк: она впервые со мной так разговаривала. Таких истерик у неё раньше не случалось. М-да. И кстати: собралась переезжать к тебе. Снова.
— Сегодня?
Юрий Фёдорович дёрнул плечом.
— Нет… — сказал он. — Хотя… не знаю. Когда я уходил, Зоя рыдала в своей комнате. После нашего с ней очередного разговора. Веришь ли: до сих пор мороз по коже пробегает, когда вспоминаю эти её всхлипывания. Кошмар. Ненавижу женские слёзы. А особенно невыносимо — когда плачет моя дочь. Вот честно: лучше бы мне сегодня морду набили.
Каховский вновь прижал к губам сигарету.
Мне почудилось, что её кончик едва заметно вздрагивал.
— Жена меня выпроводила: пообещала, что успокоит дочь, — сообщил он, выпустив из ноздрей две струйки серого дыма. — Но кто бы успокоил меня. Не поверишь, зятёк: подумывал даже купить поллитровку и напиться. И наплевать на то, что завтра на работу. Ну а потом вспомнил о тебе. В конце концов, ведь это же ты и заварил всю эту кашу…
Ветер за окнами резко усилился. В этот раз он не только смахнул с лобового стекла снежинки. Но и угрожающе свистнул, пошатнул ветви деревьев. С тополя на машину обрушились охапки снега. Они гулко ударили по крыше над моей головой. Повалились и на капот «копейки» — брызгами разлетелись в стороны.
— Зятёк, ты должен поговорить с ней, — заявил Каховский. — Должен, слышишь⁈ В среду у неё день рождения. Хочу, чтобы к этому времени мы с дочерью помирились. Я справился бы и сам… но не так быстро. А у тебя получится, я уверен. Ты для неё сейчас даже больший авторитет, чем мы с женой. Объясни ей всё… про эту девку…
Он вздохнул.
Продолжил:
— Сам придумай, что сказать. Знаю: ты умеешь промывать мозги. А с Зоей в этом плане у тебя точно не возникнет проблем: ты сейчас единственный, кому она безоговорочно верит. Так что постарайся, зятёк. Чтобы к среде мы с ней если и не восстановили прежние отношения, то хотя бы нормально общались на людях. А то я её знаю…
Юрий Фёдорович не договорил — позволил мне самому вообразить, какие выходки могла устроить Зоя.
Пока я обдумывал его слова, Каховский курил. Посматривал на меня, но не торопил с ответом. Я вспомнил Зоины слова (те, что услышал сегодня утром): «Как же я его ненавижу!!» И то, с какой решимостью девочка их произнесла.
Кивнул.
— Ладно, — сказал я. — Поговорю с ней. Завтра.
И вдруг зевнул — внезапно и протяжно. Поспешно прикрыл рукой рот, помешал Каховскому увидеть мои гланды. Вспомнил, что уже началась программа «Время». А это значило, что мой юный организм готовился ко сну. И его совершенно не волновало, что сам себя я ребёнком не считал. «Время недетское», — промелькнуло в голове выражение.
— Но только в обмен на услугу, — добавил я.
Юрий Фёдорович нахмурился.
— Что тебе от меня нужно, Иванов? — спросил он.
Постучал рукой по рулевому колесу.
— Тут… скоро моего приятеля будут убивать, — сказал я. — Одного из тех, о ком вы с женой при Зое не любите говорить. Вот ваша помощь мне и понадобится — чтобы помешать этому. Я уже поразмыслил и понял, что сам я с этим делом не справлюсь — даже в компании с Достоевским. Решил обратиться к вам… чуть позже.
— «Припадок»?
Я кивнул.
— Он самый.
Юрий Фёдорович зажмурил глаз.
— Кто? Когда? Как? Где?
— Вовчик, — сказал я. — После Нового года. Забьют насмерть. Наша местная шпана — моего возраста и чуть старше. Проломят рыжему голову куском льда. Это всё, что сейчас знаю. Но обязательно узнаю больше: есть кое-какие ориентиры. Но это будет уже после праздника. Как только проясню ситуацию, так сразу же опишу её вам.
Каховский зажал сигарету между губ, протянул мне руку — для рукопожатия.
— Договорились, — пробубнил он.
Я почувствовал, как его холодная ладонь стиснула мои пальцы. Зоин отец не попытался раздавить мне руку — лишь слегка её стиснул и тут же выпустил. Вынул изо рта сигарету, поспешно стряхнул с неё в пепел. И тут же вновь содрогнулся от кашля. Я и сам уже подкашливал. От табачного дыма мне пощипывало глаза.
Юрий Фёдорович восстановил дыхание.
— Рыжий — надоедливый пацан, — сказал он. — Но дочь расстроится, если его пристукнут. А мне бы не хотелось её расстраивать… снова. Вот только в обмен на целую черепушку этого вашего болтливого засранца ты, зятёк, «посмотришь» ещё пару «криминальных» вещичек — это вдобавок к разговору с Зоей. Согласен?
— Согласен, — ответил я.
— Вот и замечательно.
Каховский приоткрыл дверь — впустил в салон свежий воздух, позволил дыму выбраться на улицу. Дышать стало легче. Я услышал, как Юрий Фёдорович сплюнул, увидел умчавшийся в кусты метеор (недокуренную сигарету). Снова сжал кулаки. Холод отогнал от моего сознания сонливость.
— Между прочим, — сказал Зоин отец, — подтвердилось ещё одно твоё «пророческое видение». Вчера во дворе того самого дома, где весной убили Оксану Локтеву, задержали некоего Алексея Чуйкина. Я задержал. Мне он показался подозрительным. Парень оказал сопротивление. При осмотре у него нашли нож и крупную сумму денег.
«Дядя Юра» закрыл дверь, поправил шапку.
— Не спрашивай, что я делал в том дворе в воскресенье, — сказал он. — Я запарился сегодня это объяснять: и в устной, и в письменной форме. Но факт в том, что вчера вечером в дежурную часть поступил сигнал об убийстве. А сегодня Чуйкин сознался в совершённом преступлении. К слову, свидетель видела его выходящим из квартиры жертвы.
Юрий Фёдорович потёр глаза.
— Поводом для убийства двоюродной сестры он назвал «внезапно возникшую личную неприязнь», — сообщил Каховский. — Но это только потому, что сегодня некому было с ним поработать. Понедельник: разгребали накопившиеся за воскресенье дела. Но завтра с Чуйкиным поговорят уже предметно: и о деньгах, и о… и обо всём остальном.
Он посмотрел на меня — устало. Только сейчас, когда воздух в машине очистился от дыма, я разглядел тёмные отёки под глазами у Зоиного отца и уже появившуюся к вечеру на его щеках и подбородке густую щетину. Подумал, что подполковник милиции Каховских сейчас (наверняка) хотел спать не меньше, чем я.
Снова зевнул.
— Вижу, зятёк, — сказал Юрий Фёдорович, — убийство Екатерины Удаловой не произвело на тебя особого впечатления.
Я пожал плечами.
Отвернулся от Зоиного отца — наблюдал за тем, как ветер снова очищал стекло от снежной крошки.
— Если тебе интересно, — сказал Каховский, — завтра выпишут из больницы Нину Терентьеву. Не вижу теперь смысла держать её на больничной койке. Тем более, за свой счёт. Я разговаривал с Ниной на прошлой неделе. И прямым текстом ей сообщил, что Удалова убила и ограбила её подружку. И что с ней, с Терентьевой, могло случиться то же самое.
— Как она отреагировала?
Юрий Фёдорович махнул рукой.
— Эта курица только ухмылялась, — сказал он. — Как киношная партизанка на допросе в гестапо. Ни об Удаловой, ни о Локтевой, ни об этом вашем учителе истории Лещике она не рассказала мне ничего нового. Дурочку из себя строила. Или не строила. Допускаю, что удар по голове не вправил этой девице мозги. Разве можно исправить то, чего нет и никогда не было?
* * *
Утром я увидел на углу дома привычную картину: Вовчик и Паша спорили — Зоя стояла чуть в стороне от них, не принимала участия в разговорах парней. Все трое поздоровались со мной. Вовчик шмыгнул носом. Солнцев нерешительно улыбнулся. Каховская пожала мне руку и кивнула. Она шагала рядом со мной к школе, понуро наклонив голову. Не походила на привычную для меня жизнерадостную Зою Каховскую. Но выглядела девочка свежей и отдохнувшей. А её лицо не показалось мне «опухшим» от слёз. Ничто в Зоином облике не намекало на ту грозу, что разразилась вчера в квартире Каховских. Зоя и словом не обмолвилась о своей ссоре с отцом. Девочка придерживала меня за локоть, подстраивалась под мои шаги. Изредка она заглядывала мне в лицо, будто искала там ответы на вертевшиеся в её голове «трудные» вопросы. Но ни о чём не спрашивала. Только вздыхала. И слушала болтовню Вовчика.
Рыжий мальчик сегодня шагал и говорил бодрее. Изредка ухмылялся. И не отказывал в рукопожатиях встречным школьникам. Но рассказывал он нам всё о том же: описывал переживания своего старшего брата. Сообщил, что
