Отто фон Штиглиц - Андрей Готлибович Шопперт
Штерн демонстративно порылся на столе и протянул Брехту листок бумаги. Желтоватой грубой, на которой было от руки написано, что Брехта награждают орденом Ленина за успешные бои и освобождение города Сарагосы. И что отзывают в Москву. Приказ подписал первый заместитель наркома маршал Александр Ильич Егоров.
Дела. Егорова арестуют через пару недель. Сначала его жену полячку или польку (как правильно?) по национальности, а потом и его. Расстреляют, где-то, через год, будут долго и вдумчиво выспрашивать правду про руководство антисоветской организации правых в Красной Армии. Кстати, вместе с Будённым. Но Будённого Сталин отстоит. Что такое не везёт и как с этим бороться.
– Рад? – Штерн вышел в приёмную и вернулся с подносом, на котором стояло два стакана чая в подстаканниках и жестяная или серебряная тарелка с горкой кралек или сушек. Брехт взял одну, а она поддалась под пальцами и, правда, не умеют делать сушки испанцы.
– А ребята мои? – отхлебнул невкусную и несладкую бурду.
– А, дальневосточники твои. Пиши представление на награды. Отметим. Сам буду ходатайствовать.
– Нет, Григорий Михайлович, это, конечно, спасибо за ребят, я про другое. Они со мной отбывают? – сделал большой глоток не смаковать же этот, с позволения сказать, напиток. И обжёгся. Чуть не выплюнул.
– Ничего про это в шифровке нет. Запрос сделать? – А комдив чаем наслаждался, маленькими глоточками с шумом отпивая. И кральку одну за другой в рот засовывая.
– Не знаю. А как положено?
– Да, никак не положено. Тут в основном командиры. Все наперечёт. Это военспецы, а вот добровольцы по линии Коминтерна это другая история. Каждый раз со спецами по-разному, но там, в Москве, кого и когда назад отправить сами решают. А у тебя группа, даже не знаю. Сделаю запрос. – Опять отхлебнул, швыркая, комдив гитлерообразный и усиками поводил. – Ты вот, что, Иван Яковлевич, давай рассказывай о том, что ты натворил после того, как я тебя из Сарагосы отозвал. А то слухов много ходит. Хотелось бы из первоисточника правду узнать.
Брехт, допил чай, прожевал бублик всё же, наверное, так эта штука называется, раз мягкий, но маленький. Бубличек. И начал, вздохнув.
Событие двадцатое
Прапорщик говорит рядовому:
– Почему перед палаткой такая куча мусора навалена?! Немедленно вырой яму и закопай мусор!
– А землю куда деть?
– Ты что, совсем идиот, что-ли? Вырой такую яму, чтобы и мусор и земля поместились!
– Да ты, полковник, прямо былинный Илья Муромец, – Штерн вскочил и заходил по кабинету, потом остановился и в печку голландку поленце подбросил. – Холодно и зябко. Сырость вечная. Лучше уж наш мороз. Стой. Я тут запишу. Давай с того момента как вышли к аэродрому подскока легиона «Кондор». И помедленнее. Эпическая вещь получится. – Комдив сел за стол и макнул перо в чернильницу. Бронзовая с розовым мрамором. Антиквариат.
Брехт перенёс стул поближе к голландке и, правда, холодно, шинель он снял. Остался в немецком мундире без знаков различия. Всё, не оберст теперь и даже не колонель. Простой полковник. А, нет – настоящий полковник.
– Едем мы по дороге …
Бриуэгу проехали ночью, специально так подгадали. Идею бросить все машины и выбираться на мощном «Мерседесе» (Mercedes-Benz MB L6000) отбросили. Столько всякого добра нахапали, что Егорова Брехт послал даже посмотреть, не сможет ли он восстановить второй «Форд», что от итальянцев остался. Зря время потратили. Радиатор пробит, и пожар провода все сплавил. Так что выехали прежним составом. А нет. Впереди немецкий мотоцикл по лужам рассекал. Самое сложное было незаметно пересечь железную дорогу. Вот ночью и поехали. Ночью, этой же, и по очередному мелкому поселению проехали. Сориентировались по карте лётчика и остановились ждать рассвета в километре от Фуэнтеса. Аэродром легиона «Кондор» не в самом поселение, там извилистые горные тропинки, он чуть ниже в долине.
Едва начало светать, проехали мимо Фуэнтеса де ла Алькаррия и выехали на дорогу, что ведёт к вновь организованному аэродрому подскока. Край непуганных … немцев. Они организовали палаточный лагерь и в больших же палатках бензохранилище, замаскировали всё это ветками и сетью и думают, что в «домике». Допустим, может, с воздуха и не видно, но с дороги, которая спускается в долину, аэродром как на ладони. Ровные ряды палаток для роты охранения, много палаток, как бы, не два десятка. Отдельно чуть палатки для лётчиков и, видимо, техников. Есть полевая кухня и навес, ну, столовая, чтобы питаться не под дождём. Там лавки и столы деревянные.
На поле прикрытые ветками и сетями около десяти «Мессершмиттов» Bf-109 и три Тётушки Ю. «Худой», так потом наши солдаты и лётчики «Мессершмитт» на Великой Отечественной будут обзывать. «Худые» стояли двумя рядами. С одного при наблюдателях стали снимать сетку и отбрасывать в сторону подсыхающие ветки. В Испании вечнозелёных деревьев хватает. Сосна, наверное, какая. Готовить начали к взлёту истребитель. Один? На разведку возможно.
– Как ты говоришь, Иван Яковлевич, наивные албанские юноши. Так и есть, да мы их с пулемётов прямо отсюда всех выкосим. Вот тут нужно было охранение выставлять. Унтерменши. – Светлов выплюнул соломинку и повернулся к Брехту, – Ну, что сидим, улетит, потом вернётся и причешет нас из пулемётов. Командуй.
– Командую. Мужики, распределите сектора и приготовьтесь. Акимушкин, ты из своей пушки сначала по бензохранилищу врежь, а потом по самолётам начинай. Отряд, дистанция двести метров. Огонь.
Восемь пулемётов. Это много. Пусть это не крупнокалиберные «Браунинги», но это восемь пулемётов по тысячи пуль в сумме точно в минуту выбрасывают, даже с учётом перезарядки.
Акимушкин попал, жахнуло так, что часть палаток от колышков оторвалась и завалилась. Пулемёты хлестали по палаткам. Но Брехт заметил, что несколько лётчиков бегут не в ту степь, а к своим аппаратам, а седом и пяток механников.
– Перенести
