Кровь на эполетах (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович

Последние слова Александра прозвучали двусмысленно, но военный министр сделал вид, что не заметил. Руцкий был амантом[5] Елизаветы Алексеевны? Сомнительно: при дворе такое не скроешь. Когда у государыни имелся фаворит, о том знал весь Петербург. Не такой человек капитан, чтобы к нему воспылала страстью императрица. Ни титула, ни светского лоска, да и собой не слишком хорош.

– Полагаю, государь, следует объявить новость народу и велеть ударить в колокола, – предложил Аракчеев. – Из-за войны у людей много горя, пусть порадуются.

– О беременности государыни объявлять пока рано, – не согласился царь. – Сделаем это позже, когда сомнений не останется. А вот победу под Малым Ярославцем колокольным звоном отметить стоит. Я распоряжусь. А к вам, Александр Андреевич просьба. Посмотрите список представленных светлейшим князем офицеров – кого из них стоит награждать и как. Например, для Руцкого Кутузов просит орден Святого Георгия третьей степени, поелику крест четвертой степени у капитана уже есть. Не много ли будет обер-офицеру? Не припомню, чтобы мы награждали кого-либо таким орденом в столь невеликом чине.

– Никак нет! – возразил военный министр, отчетливо понимая, что царь хочет, чтобы его убедили. – Будь Руцкий генералом, ему бы и Андрея Первозванного[6] не жалко. Капитан не позволил французам захватить Малый Ярославец, тем самым преградив неприятелю дорогу на Калугу. Следствием этого стал поворот армии узурпатора к Смоленску, то есть вон из русских земель.

– Как скажете, Александр Андреевич, – не стал возражать царь. – Полностью доверяю вашему суждению. Подготовьте указ, я подпишу. Не скупитесь на награды раз такая радость.

– Сделаю, государь, – поклонился Аракчеев, – а еще предлагаю о подвиге Руцкого и казаков не только в газетах прописать, но и афишки для простонародья выпустить, разослав их по губерниям. Газеты только высший свет читает, а так вся империя узнает и вознесет молитвы за императора и его славное воинство.

– Да будет так! – сказал император. – Ступайте, Александр Андреевич! У меня еще много дел.

Аракчеев встал, поклонился и вышел. Александр проводил его довольным взглядом. Никаких дел у царя не имелось, он и канитель с наградами свалил на военного министра, чему радовался. Трудиться император, льстиво прозванный современниками Благословенным, не любил.

– МамА! МамА!

Груша вбежала в комнату графини с листком в руках.

– Чего тебе, егоза? – проворчала Хренина, откладывая газету, которую перед этим читала. – Что врываешься заполошно?

– Вот! – Груша показала листок. – Про Платона Сергеевича пишут.

– Откуда это у тебя? – спросила графиня, забирая у дочери лист серой бумаги с крупным текстом.

– Начальник лазарета, Карл Фридрихович, принес. По пути на службу увидел, как афишки на столбы клеят, подошел, прочел и попросил одну для меня.

– Дав при этом служителю на водку, – усмехнулась Хренина. – Ладно, глянем.

Она поднесла к глазам лорнет.

«Подвиг русских егерей.

Курьер, отправленный в Петербург главнокомандующим русскими армиями, привез известие, что 16 числа сего месяца октября у города Малый Ярославец, что на Новой Калужской дороге, состоялось жаркое и кровопролитное сражение. Неприятель попытался захватить город, дабы беспрепятственно идти к Калуге. Однако на его пути нерушимой стеной встала русская армия. Особо отличились егеря под началом капитана Руцкого. Всего одним батальоном они сорвали попытку корпуса неприятеля навести мост через реку Лужа. Обозленный француз бросил на храбрецов бригаду кавалерии, но егеря во главе с отважным капитаном сбились в каре и зачали отгонять неприятелей штыками и ружейным огнем. Обозлившись, французы разом ринулись на строй русских и в одном месте сумели его прорвать. Тогда капитан Руцкий схватил топор и стал бить им коней и всадников неприятеля. Получив такой отпор, французы испугались и бежали. На помощь храбрым егерям подоспели кирасиры и другие войска армий светлейшего князя. Устрашенный неприятель повернул от Малого Ярославца и сейчас бежит к Смоленску – вон из Отечественных пределов. Бог укрепит наши силы, и злодей положит кости свои в земле Русской».

– Ведаю о сем, – сказала графиня, положив афишку на стол.

– Откуда? – удивилась Груша.

– В «Санкт-Петербургских ведомостях» прописано, – ответила графиня, указав на газету. – Сообщается, что за сей подвиг государь изволил пожаловать капитану Руцкому орден Святого Георгия третьей степени. Теперь твой Платон на любой церемонии будет входить вместе с полковниками[7].

– Ничего он не мой! – насупилась Груша. – Почему ты не сказала про газету?

– Не успела, – улыбнулась графиня. – Ты ворвалась, как козюлей[8] укушенная. А что твой он или нет, время покажет. Пока Платон Сергеевич успешно делает карьер. В чине капитана получить такой орден – это, милая моя, великая редкость, такое при Екатерине Алексеевне было возможно, а по теперешним временам даже не слыхала. Да еще в газету и афишку попал. Широко шагает мОлодец!

– Его могли убить! – вздохнула Груша.

– Этот вывернется, – покрутила головой Хренина. – Умен, сведущ в военном деле. Без нужды в драку не полезет, проявлять браваду не станет. Не знаю, как там было под Малым Ярославцем, но, мню, Платон все рассчитал, даже за топор схватился не случайно.

– Почему так думаешь? – удивилась дочь.

– Помнишь, в имении рассказывал, как побил вюртембергских гусар? Платона Сергеевича Господь наделил недюжинной силой. По пути в Смоленск видела, как он поднял край потерявшей колесо повозки и держал ее один, пока фурлейт не надел колесо обратно на ось и не вставил чеку. А повозка та с грузом была. Если такой мОлодец ударит коня обухом по лбу, животине конец придет. А на земле гусар пехотинцу не противник. Не беспокойся о Платоне, уцелеет. Майором ему теперь точно быть, а там, глядишь, и в полковники проберется. Ты не против стать полковницей?

– Ах, мамА! – зарделась Груша. – Вам бы только шутить.

– Не шучу, – пожала плечами графиня. – Ты присядь, милая.

Дочь подчинилась, заняв свободное кресло.

– Как твои дела в лазарете? – поинтересовалась Хренина.

– Замечательно! – с жаром откликнулась дочь. – Карл Фридрихович очень хвалит. Говорит: у меня талант к лекарскому делу. Раненые, коих опекаю, выздоравливают скорее, чем другие. И офицеры довольны: много благодарят, просят посещать чаще.

– Еще бы им не благодарить! – хмыкнула графиня. – Вместо фельдшеров с их грязными лапами барышня пальчиками касается. Ох, дочка! Разрешила я тебе за ранеными ходить, да не думала, что далеко зайдет. Ожидала, что быстро надоест, а тут вон как повернулось. Ты, поди, лекарем стать мечтаешь?

– Да, маменька, – потупилась Груша.

– Небывалое дело – женщина-лекарь, да еще из дворянской семьи. Не поймут. Ладно еще домашних лечить, но прочих пользовать… Замуж не возьмут.

– Это с чего? – обиделась Груша.

– Кому понравится, что его жена посторонних мужчин щупает?

– А я за дурака замуж не пойду! – с вызовом ответила дочь.

– После войны многие и за дурака будут рады, – вздохнула графиня. – Столько блестящих женихов головы сложили! А сколько еще сложат? И не только военные гибнут, статские – тоже.

– Сама говорила, что Платон Сергеевич уцелеет!

– Этот – да, – согласилась графиня. – Значит, все же на него нацелилась?

Груша потупилась.

– Этот не дурак и вполне может разрешить жене врачевать, – продолжила графиня. – Набрался в своей Франции революционных идей, всех этих либерте и эгалите[9]. Только здесь Россия, не поймут.

– Обойдемся! – хмыкнула дочь.

– Ты, гляжу, тоже набралась, – покачала головой графиня. – Вот что скажу, милая. Я не против выдать тебя за Платона, но захочет ли он?

– Вы что-то знаете, мамА? – встрепенулась Груша.

– Да вот думала, – ответила графиня. – Мне тут подруга из Петербурга письмо прислала, сплетни тамошние пересказывает. Про Платона в столице шепчутся, что он государя лечил. От какой болезни – неведомо, но посещал Александра Павловича каждый день. Вылечил, за что и был пожалован поручиком по гвардии. Еще пишут, что государь предлагал ему остаться при своей особе, но Руцкий отказался и вернулся в Действующую армию.