Юрий Нестеренко - Юбер аллес (бета-версия)
Едва он успел это подумать, как нечто стремительно метнулось мимо него, всколыхнув воздух на уровне пояса. Если Фридрих и собирался ударить незнакомца сверху вниз в дверном проеме, то опоздал. В следующую же долю секунды из левого дальнего угла в лицо Власову сверкнул фонарь. Фридрих, уравнивая шансы, ударил по квадратной клавише выключателя и шарахнулся в проход, уходя с возможной с линии огня.
Выстрелов не последовало. Пришелец, на миг ослепленный вспышкой, пару раз удивленно моргнул, а затем опустил пистолет, расплываясь в улыбке.
- Фридрих! Вот это сюрприз! И давно ты занимаешься этим делом?
- С сегодняшнего утра. Рад тебя видеть, Хайнц, и еще больше рад, что ты сначала смотришь, а потом стреляешь.
- Ну, зачем нам тут еще один труп, правда? Я надеялся взять тебя живым, - ухмыльнулся Хайнц, гася уже ненужный фонарь.
- А я тебя, - усмехнулся в ответ Фридрих. - Мюллер не сказал мне, что ты в Москве. Я даже не знал, что ты вообще в России.
- Ну, ты же знаешь старого лиса. Никогда не клади все яйца в одну корзину, никогда не доверяй все дело одному человеку... Вообще-то я только утром приехал из Бурга. А тут такие дела... Бедняга Вебер.
- Ты хорошо знал его?
- Как-никак, я здесь уже несколько месяцев, мы часто общались... Он был отличным профессионалом.
- Не очень, раз позволил себя убить, - сухо заметил Фридрих.
- Ты все такой же бескомпромиссный, - улыбнулся Хайнц.
- Компромисс - половина поражения, - процитировал Власов свой школьный афоризм.
Kapitel 6. Тот же день, ближе к полуночи. Москва, Старый Арбат, 35.
С Хайнцем Эберлингом Власов познакомился в восьмом классе, когда после смерти отца переехал с матерью в ее родной Висбаден. Как это обыкновенно бывает, школьная среда приняла новичка настороженно, причем знаменитая фамилия скорее усиливала, чем развеивала отчуждение. Но с Эберлингом они сошлись и подружились почти сразу, несмотря на заметные различия характеров: Фридрих был холоден и замкнут, Хайнц - горяч и порывист. Оба, впрочем, были в числе лучших учеников школы (несмотря на все проблемы, которые Эберлинг создавал учителям - особенно учителям истории и национал-социализма - дискуссиями, затеваемыми прямо на уроках), и оба решили поступать в одно летное училище Люфтваффе. На экзаменах Хайнц набрал 20 баллов из 20 (Фридрих - 19, из-за арифметической ошибки), но в последний момент его забраковала медицинская комиссия. Что-то им там не понравилось в его сердце, какой-то микроскопический, незаметный в обычной жизни врожденный дефект клапана... Фридрих утешал друга, как мог, говоря, что с такими результатами экзаменов его примет с распростертыми объятиями любое военное училище Райха - и тот сообщил, что и в самом деле получил несколько интересных предложений.
Затем, однако, пути друзей разошлись. Нагрузки в летном училище оказались очень серьезными, свободного времени не оставалось совершенно, и Власову было не до Эберлинга; он даже не знал его нового адреса. Затем - выпуск, полеты, новые машины, аэродром в Польше, база Райха в Болгарии, полк истребителей-перехватчиков на границе с Францией, Африканская кампания... Правда, несколько раз за это время школьные друзья обменялись письмами (первое пришло от Эберлинга), но эта переписка была не слишком информативной; Хайнц избегал рассказывать о своей жизни, и Фридрих, тоже дававший по службе разнообразные подписки о неразглашении, хорошо его понимал. Судьба снова свела старых товарищей спустя годы, когда после той злосчастной аварии летчик-эксперт Фридрих Власов - сбивший в небе над Африкой шесть "Фантомов", удостоившийся личной благодарности райхсмаршала Ралля - вдруг оказался на земле с пенсионным свидетельством в кармане. Именно тогда неизвестно откуда вновь материализовался Эберлинг и предложил ему работать на Мюллера. Конечно, это была не его личная инициатива. Но, как считал Власов, Хайнц тоже замолвил за него словечко.
- Ну что ж, раз так вышло... - Хайнц поковырял мизинцем правой руки уголок левого глаза. Власов улыбнулся: это была старая, школьная ещё привычка Эберлинга. Физиономия друга, наполовину закрытая ладонью, смотрелась довольно забавно. Однако, Фридрих помнил и то, что означал этот жест: Эберлинг собирается принять важное решение.
Наконец, Хайнц перестал копаться в глазу и посмотрел Фридриху в лицо.
- Давай начистоту. Каждый из нас собирался осмотреть квартиру. Ты пришёл незадолго до меня, не так ли? - Фридрих кивнул, - а значит, вряд ли что-либо успел сделать за это время. (Власов обиженно промолчал.) В таком случае, займёмся этим в паре. Я буду работать руками, а ты контролируй, не упустил ли я чего. Хотя вряд ли мы что-нибудь здесь отыщем.
- Не сомневаюсь в твоём профессионализме, - сказал Фридрих. несколько суше, чем хотел. Старый товарищ слишком ясно давал ему понять, что он справится с делом лучше него, Власова.
- Тогда начнём с прихожей, - следующим ходом Эберлинг взял на себя функции старшего в группе. Это было вполне ожидаемо. В школьные годы Хайнц тоже обычно брал на себя инициативу, а Фридрих обладал чем-то вроде права вето.
Которым, подумал Власов, сейчас самое время воспользоваться.
- Я уже начал работать, и не хотел бы бросать дело на полпути. Кто первый пришёл - первый мелет.
- Ладно, твоя взяла, - легко согласился Хайнц. - Но вот насчёт интересной добычи - очень сомневаюсь. Чует моё сердце - тут пусто... Сейф ты уже проверил?
- Да, разумеется. Эти ослы из Управления...
За окном грохнул выстрел.
Тело Власова среагировало само - прямо по учебнику. Через две секунды он лежал, вжавшись в холодный пол: ноги вместе, руки закрывают затылок от осколков вываливающегося стекла, дыхание на мягком ступоре, на случай газовой гранаты, голова просчитывает варианты: так, стекло цело, теперь принять низкую стойку, перекат, прыжком в дверь, где Хайнц?
Хайнц стоял посреди комнаты и смеялся - искренне, от души. Злой, раскрасневшийся Фридрих аккуратно сгруппировался и встал на ноги.
Увидев его глаза, Эберлинг немедленно замолчал.
- Фридрих, прости! Я знаю, ты не любишь насмешек... но ты всё сделал правильно. Просто ты не знаешь обстоятельств... (Хайнц осторожно вытер выступившую от смеха слезу). Тут рядом живёт один смешной старик, инвалид войны. Обрусевший дойч. Очень славный старикан, хотя и немножко того... Обожает вечерами палить из ракетницы. Устраивает, так сказать, себе и соседям персональный салют. Местные к нему привыкли. Полиция тоже...
На улице снова грохнуло, потом ещё и ещё. Нетрезвый мужской голос крикнул "ура".
- Забавное словечко, - протянул Хайнц. - Между прочим, тюркское. Означает "бей". В связи с чем местные пуристы предлагают вычеркнуть его из русского языка вместе с прочими тюркизмами...
- Ты увлёкся филологией? - Власов с недоумением посмотрел на друга.
- Было где поднабраться... Это всё бургские дела, потом расскажу - несколько туманно объяснил Эберлинг. - Давай всё-таки закончим с нашими. Мне, признаться, не хочется оставаться тут надолго. В России всегда можно ожидать каких-нибудь неожиданностей. Например, визита полицейских, вызванных бдительной бабушкой из соседнего дома. Которая сидит целыми днями и смотрит на это окно. И поймала момент, когда ты задёргивал шторы. Поверь, здесь такое бывает. Да чего там! Недавно вот был случай... Какой-то набоб из местной полиции завёл себе любовницу. И устраивал с ней романтические встречи в квартирах, опечатанных после ограблений или убийств. То ли это его как-то особенно возбуждало, то ли просто прятался от жены и коллег таким вот оригинальным образом... А прокололся он случайно - эксперт-криминалист забыл в одной такой квартирке какой-то из своих инструментов, спохватился уже ближе к ночи, поехал на место, ну и увидел... Так безалаберность раскрыла должностное преступление... Представляешь?
- Давай отложим разговоры на потом, - попросил Фридрих. - Сначала я хотел бы закончить дело.
Хайнц пожал плечами, но замолчал.
Для того, чтобы сколько-нибудь подробно осмотреть всё, достойное внимания, понадобилось минут двадцать. Всё интересное содержимое стола и книжных шкафов подчистую выгребла полиция. Осталось только несколько книг. Фридрих педантично осмотрел и пролистал каждую - разумеется, ничего не обнаружив. В основном это были дорожные романы на французском. Один из них был обёрнут в старый номер какой-то парижской - судя по бумаге - газеты, с политической карикатурой на германо-российскую тему: дойчский заяц в каске залезал сзади с недвусмысленными намерениями на русскую белочку, умудряясь при этом держать в лапах удилище с подвешенным на крючке орешком, которым он и помавал перед беличьей мордочкой. Приглядевшись, Власов разобрал, что на орешке было написано "беспроцентный займ". Почему-то вспомнилось, что в прошлом веке Франция считалась родиной галантности, остроумия и хорошего вкуса.
