Сергей Арсеньев - Самые последние каникулы

— Сурово.

— Пипец как обидно.

— Ну.

— Но схватили его не в форме, а в гражданской одежде, причём без оружия. Наверное, на разведку ходил куда-то. И тогда Валерий решил схитрить и выдать себя за американца. Потому что одно дело советский диверсант, и совсем другое — американский шпион. Две большие разницы. И стал он на допросах говорить только по-немецки либо по-английски (с американским акцентом!). Но ни слова по-русски! Дальше по логике вещей немцы Валерия должны были бы отправить в имперскую безопасность, в VI управление. Ну, это где Шелленберг начальник и где Штирлиц пастора Шлага на лыжах кататься учил. Это явно их клиент, к Гестапо с Мюллером отношения не имеет никакого. Но то ли у них там постоянная грызня между разными службами шла, то ли просто всё уже сыпаться начинало, но не попал Валерий в имперскую безопасность. Его почему-то в Абвер отправили, фиг знает почему. Может, потому что в то время Шелленберг кроме своего родного VI управления заодно и Абвером командовал? Ну, не суть. Валерия Мохового отправили в Абвер. Ну, и следователя ему, разумеется, назначили. Сильно подозреваю, что допросы Валерия тот следователь проводил… необычно, скажем там. Методами, вовсе непохожими на методы костоломов Мюллера. А зная о дальнейшем ходе развития событий, не исключаю даже, что сама процедура допроса могла Валерию в какой-то мере и нравиться.

— Это как?

— Так. Слушайте, что дальше было. Пока то да сё, апрель перевалил за середину. Советские войска начали операцию по окружению Берлина и всем, даже самым тупым, стало ясно, что аллес капут не за горами. Полярная лиса (которую вовсе не звали Васькой) уже почти пришла. Следователь по делу Валерия Мохового отсутствием воображения не страдал и примерно представлял себе свою дальнейшую судьбу в случае попадания в советский плен. Впрочем, в английский или американский плен тоже как-то особенно не хотелось. Менять майорские погоны на арестантскую робу — приятного мало. А могли запросто и расстрелять и повесить. Какой же выход? В качестве выхода был выбран наш прапрадед Валерий, фальшивый американский шпион. Знал ли к тому времени следователь Мохового правду о своём подопечном? Это нам неизвестно. Может быть и не знал и искренне считал его американцем. А может и знал, но просто решил спасти, так как их отношения уже зашли намного дальше уровня следователь-подследственный. Думаю, второй вариант вероятнее, но не факт. В общем, на Валерия и на его следователя были изготовлены документы американских граждан. Причём подлинные документы на имя реально существовавших людей. Американским английским они оба владели свободно, так что и с этой стороны проблем не было никаких. Самым трудной задачей, по-видимому, оказалось сбежать из почти окружённого Берлина в концлагерь. Но в общей неразберихе последних дней агонии и эту задачу как-то решили. В итоге, где-то в конце апреля — начале мая Валерия и его следователя американские солдаты “освободили” из концлагеря (не знаем, из какого). Какая радость! Родная, любимая американская армия! Ура-ура! Мы — американские граждане и Рузвельт — наш президент! Как умер? Какая жалость. Но неважно, значит Трумэн — наш президент. Всё равно ура-ура! А можно нам теперь домой, в родные Соединённые Штаты? А то мы тут такие бедные и все несчастные узники концлагеря. Исстрадались.

— Да ну, не прокатило бы, — говорит Петька. — Упитанный фашистский майор слабо похож на узника Освенцима. Иначе они все бы там так прятались, по концлагерям. Татуировки с номерами на руках, опять же.

— Освенцим, Петенька, к тому времени уже давно был освобождён, так что сбежали они явно не туда. А насчёт всем прятаться… извини, а документы? А идеальное знание языка? Это было у очень немногих. Высшие руководители Рейха в концлагерь спрятаться не могли, так как их тупо узнали бы в лицо. У обычных офицеров и даже генералов не было возможности сделать себе неубиваемо-подлинные паспорта, плюс опять же, необходимо знать язык. Поэтому таким способом спасения могли воспользоваться лишь люди примерно уровня майора Абвера. Штирлиц, например, так мог бы сделать, у него бы прокатило. Насчёт татуировок… Да фиг знает, может, их не всем делали? Опять же, и лагеря разные были. Не только ведь лагеря смерти существовали, были и трудовые лагеря и бес его знает ещё какие. Немцы же в концлагерях не только евреев и пленных держали, своих собственных преступников тоже. Наверное, майору Абвера не составило особого труда выбрать для себя какой-нибудь лагерь с режимом помягче. Короче, прокатило. Документы подлинные, выглядят и говорят как американцы, так какого ещё лешего надо? Мы вас освободили, ну и валите себе домой. Конечно, серьёзной проверки Валерий и его теперь уже бывший следователь не выдержали бы, но… кто там их серьёзно проверять будет? Кому это надо, тут и без них работы дофига. Вон, эсесовцы пленные прямо стадами бродят, а их ведь всех рассортировать нужно, проверить, выявить. А эти два кекса, по собственной дурости в концлагерь угодившие… Нафиг, валите в Америку. И так Валерий Моховой со своим бывшим следователем к началу осени 45-го оказались в Нью-Йорке. Здравствуй, свободная страна!

— Я вот только не пойму, — опять перебивает Петька, — не пойму, почему в Америку, почему к нашим не убежали?

— Фиг знает. Может, советские документы сделать не смогли? Следователь-то по Америке специализировался, странно бы выглядела попытка сделать советский паспорт. А может, американские паспорта уже готовые были, от прошлых дел остались. К тому же, и за русского себя выдавать следователю бы не удалось. В общем, сбежали они успешно из Берлина в Америку. Впрочем, в СССР они потом тоже сбежали. Как сбежали, через какую границу, чем в Америке занимались — этого всего мы не знаем. Знаем только, что в августе 47-го они уже были в Москве. Правда, к тому времени их стало трое. Дочка родилась, та самая баба Зина.

— Чего?! — изумляется Пашка. — Какая дочка? Откуда?

— Как откуда? Как обычно, как у всех людей, оттуда.

— А… а мама кто?

— Так следователь же! Она же женщина была, я разве не сказала? И паспорта у них были на пару супружескую.

— Машка, ты не говорила, что следователь женщиной был.

— Не говорила? Странно. Забыла, значит. Да это женщина была, а звали её Хельга. Но это тогда звали, в Германии. А в СССР она стала уже Ольгой Моховой.

— Маш, Маш! — тычет сестру пальцем в плечо Валерик. — А фамилия-то? Про фамилию когда? Ты говорила, наша фамилия там образовалась. И где это?

— Действительно, — поддерживаю я его. — Чего-то фамилия Мороз не упоминалась ни разу.

— Сейчас и про фамилию будет, слушайте дальше. Только там продолжение истории не слишком счастливое. Ну, вернулись они, значит. Валерий в школу пошёл работать, учителем иностранных языков. У него со всеми этими приключениями здоровье к тому времени совсем плохое стало, в армии служить больше не мог он. А вскоре он и вовсе умер, где-то в 50-м или в 51-м году, точнее не знаем. Его же жена, бывший офицер Абвера Ольга Моховая, работала в МГБ. Вот. Ну, потом умер Сталин, началась там грызня какая-то в Кремле. Сняли и расстреляли Берию и ещё очень многих старших офицеров и генералов. Вот под этот каток и наша прапрабабка тоже угодила. Зимой 54-го её разжаловали (она к тому времени подполковником уже была) и выперли из органов. А летом 55-го и вовсе арестовали. С тех пор баба Зина её больше не видела и что там с ней дальше было, так и не узнала никогда. Саму же её в детдом отправили, куда же ещё? Ей тогда девять лет было всего. Детдом в Краснодарском крае находился где-то. Так она и росла там. Училась, взрослела, ну всё как у всех.

— Так где же фамилия Мороз?

— Сейчас будет. Росла себе девочка Зина, росла, и вот, когда она училась уже в девятом классе, в их школе появился новый учитель. Детдом у них был маленький, своей школы не было, и учились они в обычной средней школе вместе с домашними детьми. И вот в ту школу пришёл новый учитель географии и истории. Совсем молодой учитель, только что из института. И звали его, того молодого учителя, Иван Иванович Мороз. Да, это был наш будущий прадед. Кстати, он в той же могиле похоронен, где и баба Зина. Валер, помнишь фотографию на обелиске? Ты ещё спрашивал маму, кто это.

— Ага, помню.

— Вот, это он и есть, Иван Иванович Мороз. А с бабой Зиной поженились они сразу, как только той восемнадцать исполнилось и она из детдома вышла. Ну, дальше там ничего особо интересного, просто жизнь обычных советских людей, осталось только рассказать, откуда же такая загадочная фамилия взялась. Всё дело в том, что имя Иван Иванович — не настоящее, да и фамилия Мороз тоже, скорее всего, не настоящая. В марте 42-го года шёл эшелон с эвакуированными из Ленинграда детьми. Ну там, детские дома и детские сады всякие. И на одном из небольших полустанков местные жители передали воспитателям ещё одного ребёнка, сильно истощенного мальчика примерно трёх лет возраста. Тот, по-видимому, от какого-то другого эшелона отстать как-то ухитрился. Мальчик был слабый и больной, а ещё у него не было пальцев на обеих ногах. Скорее всего, он их отморозил. Однако, он выжил, довезли его и вылечили. Говорил мальчик очень плохо, маленький ещё был. А когда его спрашивали, кто он, откуда, как зовут, где жил, то тот постоянно повторял одно-единственное слово: “мороз”. Возможно, это и вправду была его фамилия, но скорее всё же нет. Ведь мальчик пережил в Ленинграде зиму 41/42 годов, так что ничего удивительного. Но как-то его нужно записать было, нельзя же постоянно обращаться к нему “мальчик”. Имя ему самое простое придумали, а фамилией сделали это его наиболее любимое слово, всё-таки был небольшой шанс, что он настоящую свою фамилию называет. Вот, собственно, и вся история. Так что в предках у тебя, Валера, аж целый майор Абвера, награждённый железным крестом. Она живого Гитлера наверняка видела, а Шелленберг, может, ей крест лично вручал, кто знает? И сидим мы тут сейчас потому, что наш прапрадед Валерий два иностранных языка отлично знал. А не была бы его жена бывшим майором Абвера, так фиг бы она у нас подполковником милиции стала, и не арестовали бы её, и не попала бы её дочь в детдом, и не встретила бы там молодого учителя истории, и не было бы тогда на свете никаких сестёр Мороз и брата их Валерия. Вот так! Фух.