Иван Оченков - Великий герцог Мекленбурга

       Кликнув слуг, я умылся и переоделся. После бессонной ночи надо бы поспать, но последние события выбили сон из головы напрочь. Усевшись в кресло подле растопленного камина, я некоторое время бездумно смотрел на огонь, голова была совершенно пуста. Машинально перебирал руками лежащие на столе вперемежку писчие принадлежности, книги и документы. Наткнувшись на какой-то свиток, я некоторое время недоуменно смотрел на него, пока не понял что это письмо, переданное мне Воловичем от перновского каштеляна. Интересно, когда он успел его написать? Что же пишет мне радный и зацный пан? Хм, похоже, писалась сия эпистола на ходу, строчки не слишком ровны, что для помешанных на каллиграфии нынешних писцов недопустимо. Мой титул, впрочем, написан четко и без сокращений. Это важно, время такое, что ошибка в титуле считается не меньшим оскорблением, чем пощечина. Пощечина что, схватились за шпаги, позвенели, кто-то кого-то заколол -- и дело с концом. А титул дело такое -- его предки зарабатывали, поливая реками крови, своей и чужой, тут спускать никак нельзя. Дальше шло собственно дело. Пан каштелян предлагал мне свободный выход из крепости со всем войском и имуществом (читай, награбленным). Подробности беспрепятственного выхода пан Петр Стабровский предлагал обсудить при личной встрече, оставаясь за сим преданным слугой моего королевского высочества и прочая, и прочая. Первым побуждением было послать пана каштеляна куда-нибудь далеко и надолго. Не в том он положении был, чтобы делать мне такие предложения, но, поразмыслив, я решил не пороть горячку и предварительно собрать офицеров на совет.

       Надо сказать, советовался я с соратниками не так чтобы часто. Обычно все важные решения я принимал самостоятельно, а советы если и случались, то по поводу раздела добычи, награждения отличившихся и тому подобного. Собрались мы перед обедом. Мы -- это Гротте, Кароль и Клим с Ван Дейком. Я прочитал им послание поляков и спросил, что они думают по этому поводу. Первому следовало высказываться самому младшему, но Болеслава не было, и начал Гротте.

       -- Ваше королевское высочество! Мы находимся под защитой укреплений, у нас есть теплые дома и довольно припасов. Последняя вылазка, несмотря на неудачу, не произвела на наших солдат неблагоприятного впечатления. Напротив, все славят ваш военный гений и удачливость и готовы идти в бой. Ко всему прочему ожидается прибытие подкреплений. Когда полковник Горн приведет свои войска, можно будет перейти в наступление. Так что если у вас нет иных планов, то я полагаю, надо остаться в крепости и наблюдать, как поляки в чистом поле морозят свои задницы! -- Проговорив все это, мой оберст-лейтенант оглушительно захохотал.

       Ван Дейк высказался в том же духе, хотя и несколько осторожнее. По его словам, польская осада не будет иметь успеха, если литовский гетман не пришлет им подкреплений и пушек.

       -- Ходкевич сейчас занят походом на Москву вместе с королем Сигизмундом, -- задумчиво проговорил я в ответ. -- Вряд ли у него есть сейчас свободные силы на это.

       Кароль фон Гершов был, как всегда, лаконичен: "Как прикажет ваше высочество". Последним высказался Клим.

       -- Сил у поляков мало, на приступ они не пойдут, а коли пойдут, то кровью умоются. Только на что мы этот поход затеяли? Если Эстляндию брать под руку его христианнейшего величества короля Густава Адольфа -- это одно, а если просто погулять-пограбить, то совсем иное. Потому я так полагаю, коли воевать Эстляндию дальше, так надо ждать Горна. Только вот человек он как есть каверзный и неверный. А ну как не дождемся? В таком разе чего бы и не уйти с честью, взяв добычу? Славы нашей от того не убудет, потерь же куда меньше.

       -- Я понял вас, господа! -- отвечал я своему импровизированному штабу. -- Сделаем так: свяжемся сегодня же с Кондратом -- пусть узнает, где Горн с подкреплениями, а до той поры будем вести с паном каштеляном переговоры. Ну, если все всем ясно, то не вижу повода не выпить! Пойдемте, господа, отобедаем чем бог послал.

       Выходя из кабинета, я наклонился к Каролю и тихонько спросил его:

       -- Как там Болик?

       Тот в ответ неопределенно пожал плечами -- дескать, страдает. Ну, что тут-то поделаешь? Любовь, как говорится, зла.

       Обычно наши обеды проходили довольно весело. После прибытия дам, украсивших наши будни, даже старый грубиян Гротте стал принаряжаться к обеду и пытался вести светские беседы. Но в этот раз, увы, мы сидели так, будто кто-то умер. Дамы с постными лицами, пан Теодор и вовсе будто аршин проглотил. Мои офицеры тоже помалкивали и с небывалой скромностью ковырялись вилками в поданных блюдах. Ко мне, впрочем, это не относилось. Ночная прогулка с перестрелкой возбудили мой аппетит. Выходка панны Агнешки несколько выбила меня из привычной колеи, но к обеду все вернулось на круги своя. Я с удовольствием отведал все блюда, воздал должное немногим уцелевшим винам из погребов пана воеводы и, утолив голод, находился в самом прекрасном расположении духа.

       -- Господа, отчего вы не пьете? Вино, право же, недурно! И дамам налейте, а то у них вид кислый да бледный, можно подумать, что их не вином, а уксусом поят.

       Гротте и Ван Дейк не замедлили согласиться со мной. Лелик также наполнил свой кубок, а вот пан Теодор сделал такой вид, будто у него несварение. Баронесса тоже отказалась, а вслед за нею и ее подопечные.

       -- Если позволит ваше королевское высочество, мы удалимся. День сегодня был крайне утомительным, -- заявила госпожа фон Фитингоф.

       -- Как вам будет угодно, милые дамы, -- не переча, отозвался я.

       Дамы немедля поднялись и, как по команде сделав книксен, удалились. На лицах девушек застыло выражение: "Как вы можете быть так жестоки!" Могу, красавицы, я еще и не такое могу.

       -- Ну что же, господа! -- обратился я к оставшимся. -- Дамы нас покинули, но мы все же давайте выпьем за них. Ибо нам, в сущности, все равно, а им должно быть приятно! Если у кого есть неотложные дела -- не задерживаю. Пан Теодор, нам надобно поговорить, пойдемте в кабинет. Ты чего-то хотел, Кароль?

       Старший фон Гершов смотрел на меня с таким видом, что не заметить его было невозможно.

       -- Ваше высочество, надеюсь, вы не прогневались на моего брата? -- прошептал он мне, подойдя как можно ближе.

       -- Что за вздор ты мне говоришь, Лелик? -- так же тихо отвечал я ему. -- В этом мире для меня очень мало людей ближе, чем вы с братом. И нужна очень веская причина, чтобы я на вас прогневался. И эта глупая паненка уж точно на нее не тянет. Вы с покойным Мэнни для меня как братья, поэтому успокой ради всех святых Болика. Ну-ну, ступай.

       Оставшись с воеводой наедине, я некоторое время молчал, глядя на скорбное лицо пана Теодора. Наконец, когда молчание стало совершенно тягостным, воевода заговорил.

       -- Вы хотели поговорить пан герцог?

       -- Да, я полагаю это необходимым. Любезнейший пан Карнковский, я очень рад обществу вас и вашей очаровательной дочери, и мне будет крайне печально расстаться с вами, однако обстоятельства таковы, что я имею крайнюю нужду в деньгах. Вы как-то просили меня назначить выкуп за вас и вашу дочь, обязуясь выплатить его со всей возможной поспешностью, не так ли? -- Дождавшись утвердительного кивка собеседника, я продолжил: -- Я решил исполнить вашу просьбу и полагаю достойной сумму в сто золотых венецианских цехинов. Что скажете, пан?

       -- Сто цехинов? -- пробормотал пан Теодор. -- Это на злотые будет...

       -- Вы меня не поняли, пан воевода! Я не желаю ни злотых, ни талеров, ни московских рублей. Я хочу непременно сто венецианских цехинов.

       -- Боже, но где же я их возьму? Во всей Литве у всех жидов может не сыскаться сотни таких редких монет!

       -- Что за беда? Поезжайте в Краков, в Варшаву, да хоть в саму Венецию.

       -- Но моя дочь!

       -- А что ваша дочь? Возьмите панну Агнешку с собой, девочке будет полезно повидать мир.

       Дерптский воевода смотрел на меня во все глаза, стараясь уразуметь, чего мне от него нужно. Наконец в его глазах появился проблеск понимания.

       -- А моя свояченица с дочерью?

       -- Бог с вами, пан Теодор! Любезная госпожа баронесса не пленница моя, а гостья, и вольна выбирать -- оставаться здесь или вернуться в свой замок, или же отправиться с вами. В подвалах крепости еще довольно ваших бывших подчиненных, выберите себе по вкусу несколько человек в качестве регимента и свиты да отправляйтесь с богом.

       -- Почта, -- машинально поправил меня воевода.

       -- Что? Ах, да, на польском свита будет почтом. Как угодно, соберете себе почт -- и проваливайте.

       -- Так вы хотите...

       -- Вам нет никакого дела до того, чего я хочу! Все, что вам надо, -- это побыстрее убраться отсюда, раз уж вы не научили вашу дочь выбирать себе ровню.